Поворот Алисизации (ЛП) - Кавахара Рэки. Страница 12

Мечник во всем черном, вселяющий восхищение и страх в других учеников своим устрашающим взглядом, резковатыми манерами и легендарным уже поединком с Уоло Левантейном, предыдущим первым мечом, сочувственно глядел на Тиизе и ласково говорил, четко произнося каждое слово:

— То, чему тебя учит отец, называется «Нобл облигейшн» на ан… то есть на священном языке; это то, как надлежит себя вести. Дворяне, то есть те, кто обладает властью, должны использовать ее на благо тех, у кого ее нет… да, пожалуй, это то, что называется «честь».

Юджио слышал это выражение впервые, хоть и учил священный язык уже год; однако смысл его он понял мгновенно и кивнул. Голос Кирито струился, словно весенний ручеек.

— Честь важнее, чем любой закон и правило. Есть вещи, которые нельзя делать, даже если они не запрещены законом, и наоборот, могут быть вещи, которые надо сделать, даже если закон это запрещает.

При этом заявлении, которое в определенном смысле отвергало Индекс Запретов — или даже саму Церковь Аксиомы, — у Ронье и Тиизе перехватило дыхание. Однако Кирито, не отводя взгляда от девушек, продолжил говорить твердым голосом.

— Давно, очень давно один великий человек по имени Святой Августин сказал вот что. Он сказал, что несправедливый закон — вовсе не закон. Каким бы величественным ни был закон или власть, их нельзя принимать слепо. Хоть Умбер и не нарушил никаких запретов и правил, он, несомненно, поступил плохо. Нет и не может быть оправданий поступкам, заставляющим невинную девушку плакать. Поэтому кто-то должен его остановить, а раз так, то это будем –

— Аа… думаю, это работа для нас, угу, — кивнул Юджио, но тут же высказал своему партнеру оставшиеся в нем сомнения: — Но, Кирито… кто должен решать, закон справедлив или нет? Если каждый будет гнуть закон так, как ему нравится, никакого порядка же не будет, ведь так? Разве Церковь Аксиомы существует не для того, чтобы судить от имени всех?

Да, в Индексе Запретов не говорится о правильности или неправильности каждого мыслимого человеческого поступка. Это-то и позволило Умберу вымещать злость на собственном слуге. Однако — как Сестра Азария давным-давно ругала Джинка за его проделки, так и Юджио с Кирито могут высказать свое мнение Умберу, своему сокурснику. Это совершенно не то же, что усомниться во власти Церкви.

Мир создали боги, а Церковь — их посредник. Церковь, правящая Миром людей уже сотни лет, не может ошибаться; эти слова Юджио хотел добавить, но –

На его вопрос ответил не Кирито, а до сих пор молчавшая Ронье. От огня, горящего в глазах всегда такой послушной девушки, и от ее ясного голоса Юджио чуть не вздрогнул.

— В общем… мне кажется, я немножко поняла, что имел в виду Кирито-семпай. Этого нет в Индексе Запретов, но в человеке должно быть нечто важное… чувство справедливости, наверное. Не слепо подчиняться закону, но думать, почему этот закон существует и справедлив ли он… и вот именно думать важнее, чем просто подчиняться…

— Да, так оно и есть, Ронье. Умение думать — величайшая из способностей человека. Она сильнее, чем любой, даже самый знаменитый меч, сильнее любого секретного приема.

Эти слова Кирито произнес с улыбкой, а в его глазах виднелось одобрение и… еще какое-то глубинное чувство. Глядя на своего партнера, в котором для Юджио по-прежнему было полно загадок, несмотря на то, что они два года были вместе днем и ночью, Юджио задал последний вопрос:

— Слушай, Кирито, а этот, которого ты упомянул, Авгус… в общем, он — он был кто? Рыцарь Единства из Церкви?

— Хмм, священник, кажется. Но он, думаю, уже умер.

И Кирито широко улыбнулся.

Проводив Ронье и Тиизе (каждая из девушек, возвращаясь в общежитие младших учеников, в одной руке держала совершенно пустую корзинку, а другой махала), Юджио вновь посмотрел на своего партнера.

— …Кирито, ты придумал что-нибудь насчет Умбера?

На лице Кирито появилось непонятное выражение, и он пару секунд мычал себе под нос, прежде чем ответить.

— Хмм… даже если мы скажем ему перестать издеваться над младшими, он явно не из тех, кто послушно прекратит… Но все равно…

— Все равно… что?

— Умбер-то ладно; но голова там Райос — он коварный и отвратный тип, но не идиот. Чтобы стать первым номером, он должен был не только хорошо обращаться с мечом, но и получить хорошие оценки по Священным искусствам, Закону и Истории.

— Это уж точно — лучше, чем кое-кто, добравшийся до шестого места одной только силой.

— Вообще-то ходят слухи, что таких двое.

Сами того не сознавая, они собрались начать свой обычный полушутливый треп; поняв, что сейчас не время, Юджио вернулся к главной теме.

— Ну так что?..

— …Райос же в одной комнате с Умбером, так? Тебе не кажется странным, что он молчит насчет того, что Умбер вымещает злость на собственном слуге? Даже если его нельзя за это наказать, наверняка поползут плохие слухи, и тогда репутация Райоса тоже пострадает — он ведь в той же комнате живет. Для такого мешка гордости, думаю, это будет так же невыносимо, как настоящее наказание…

— Но… Умбер же издевается над Френикой. Может, Райос уже махнул рукой на его сердитое настроение? Если причиной всего был поединок со мной, мне непременно надо с ним –

— К этому-то я и клоню.

У Кирито было такое выражение лица, будто он жевал сушеную неджирезту.

— Может, все это — хитрая ловушка, которую они поставили на тебя, Юджио? Ты возражаешь против действий Умбера, вы начинаете спорить, все кончается тем, что ты нарушаешь какие-нибудь правила Академии… если они хотят подстроить что-то в этом духе…

— Э? — Юджио распахнул глаза, услышав эту совершенно неожиданную идею. — Да нет… думаю, такое просто невозможно. Хоть мы с Умбером и разного происхождения, все-таки мы оба элитные ученики. Если только я не оскорблю его на словах недвусмысленно, он может сколько угодно придираться, но на проявлении неуважения он меня не поймает. Я больше за тебя беспокоюсь, Кирито.

— Аа, ну да… наверно, ты прав. Чтобы я грязью его форму не запачкал или что-нибудь типа того, — с абсолютно непроницаемым видом ответил Кирито.

Юджио лишь коротко вздохнул. Именно такое проявление неуважения Кирито допустил в прошлом учебном году по отношению к предыдущему первому мечу Уоло, и тот в наказание велел ему сражаться с ним, причем на совершенно нелепых условиях — настоящие мечи и правило первого удара.

— Смотри; когда мы войдем к Умберу, я буду говорить первым. Кирито, а ты просто стой за моей спиной с угрожающей физиономией.

— Можешь не волноваться, это у меня отлично получается.

— …Рассчитываю на тебя. Сегодня мы их на словах предупредим, а если они не послушаются, давай обратимся к руководству, чтобы Френику заменили. Умбер нас по крайней мере выслушает. Уже это на него должно как-то подействовать.

— Аа… думаю, ты прав.

Кирито, похоже, оставался чем-то недоволен; Юджио хлопнул его по спине и направился к общежитию элитных учеников, стоящему на вершине холма. Возмущение, переполнившее его, когда он услышал рассказ Тиизе, до сих пор не уходило, и он невольно ускорял шаги.

Год назад Юджио, совершенно ничего здесь не знающий, попал в слуги к живущему в этом самом общежитии на холме человеку по имени Голгоссо Вальто. Это был здоровенный парень, выглядящий лет на двадцать, никак не меньше.

Бугрящееся мускулами тело раза в два толще, чем у Юджио, да плюс к этому роскошные бакенбарды, напомнившие Юджио гриву льва, обитающего в Южной империи (правда, Юджио видел этих зверей лишь на картинах), — в общем, в первое мгновение Юджио даже подумал, не к учителю ли в комнату он угодил.

Голгоссо быстро оглядел застывшего от нервного напряжения Юджио и грубым голосом приказал: «Раздевайся». Юджио пришел в ужас, но ослушаться не мог, так что снял с себя серую форму, оставшись лишь в белье. Вновь его с головы до ног обшарил пристальный взгляд — а потом Голгоссо улыбнулся во все зубы и сказал: «Хорошо, у тебя тренированное тело».