Оборотень (СИ) - Нечаева Екатерина "Etcetera". Страница 19

В дверь постучали, но Севэриан не открыл. Слуга, заикаясь и похоже мучительно проклиная тот час, когда устроился в этот дом, сообщил, что из столовой пропала часть столового серебра и была обнаружена в походном мешке, засунутом на самый верх кладовки. Там случайно обнаружилась еще парочка подсвечников и чародейская лампа, которая горит без масла. Подарок Риана.

— Лампу вытащить. Остальное оставьте на том же месте. — распорядился он.

— Вы уверены, господин? — робко переспросил слуга.

— Да что вам вилок жалко? — он с трудом подавил желание выругаться. — Больше не тратьте мое время на эти пустяки.

— Д-да, господин.

— И следите, чтобы гостья никуда не пропала из дома!

— Да, господин. — хорошо слышный вздох.

Йин похоже основательно успела их достать. О боги, если бы все неприятности в его жизни ограничивались только пропавшими вилками. Севэриан устало потер морду. О договоре дядюшки, чтоб ему на том свете пусто было, они узнали лишь спустя несколько лет. Во время его заключения они с братом были совсем мальчишками, а учитывая здоровье матери, ни о каких других детях речи не шло. У самого дядюшки детей не было, и заводить он их не собирался. Но когда племянники подросли, он чуть одумался и сообщил им все, предварительно предупредив, что с его смертью обещание колдуну вступит в силу. Только это его и спасло от выражений гнева родственников.

Время шло. И постепенно даже нависшая угроза перестала казаться серьезной. Здоровье у ненавистного дяди было отменное, и выглядел он не на свои семь десятков, а лет на сорок и умирать не собирался. Колдун исполнил все как надо, и у дядюшки вполне могла случиться вечная жизнь. Возможно, именно это обстоятельство и повлияло на его согласие, Севэриану даже сейчас было трудно поверить, что тот настолько ненавидел свою семью. Первенец к моменту его смерти мог уже состариться или умереть сам.

И они успокоились. Даже под гнетом неотвратимо нависшего проклятья оказалось возможно жить. И даже влюбляться, завести семью, как показало дальнейшее.

Севэриан насмерть разругался с отцом, отказался от титула наследника и уехал следовать своей судьбе, но уже далеко от родного города. Он был хорошим мечником, лучший ученик старого мастера, очень честолюбив. И женитьба по договоренности непонятно на ком в те времена не входила в его планы. Девицы вешались на него с тех пор, как по возрасту он мог посещать балы, а не подглядывать за танцующими в окно залы. И поэтому он захотел выбрать сам…

Жизнь и ее трудности остудили его пыл и показали, что он просто был самодовольным самовлюбленным мальчишкой. Женитьба на той девушке могла спасти его семью от разорения и позора, именно это и пытался втолковать отец, но он не слушал.

Впрочем, брат умудрился жениться по любви и довольно удачно, приданое невесты позволило семье как-то держаться на плаву. Дядюшка все еще был жив и здоров, Севэриан заработал определенную репутацию в наемничьих кругах и без работы не оставался, часть средств отсылая родственникам. Все постепенно налаживалось. Со временем он получил даже прощение отца, хотя, и не ожидал его. Зияющая пропасть под ними покрылась тонким непрозрачным ледком и если не думать об этом, вполне можно было спокойно жить.

Смерть Иркена выбила эту призрачную опору из-под ног. Колдун не обманул, говоря, что от болезни тот не умрет. Старый идиот просто неудачно свалился с лошади на охоте, и хоть дух его хотел жить, тело не выдержало. Брат не пожалел денег нанять городского следователя, слишком подозрительно выглядела внезапная кончина, и только уверился в своих подозрениях. Лошадь была наиспокойнейшая, а дядюшка отличным наездником, прямых доказательств не было, но и так было ясно. Колдуну не терпелось заполучить ученика.

Сыну брата этим летом исполнялось два года. Колдун выделил срок в три седьмицы семье попрощаться с ребенком, а потом он придет за ним. У них от этого времени едва осталась половина. Малыша они спрятали, но учитывая возможности колдуна… Им не помог бы ни суд, ни Орден магов, договор был заключен по правилам. Да и колдун бы добровольно не отказался, он слишком долго ждал ученика. Все снова было против них.

Племянник для Севэриана был его долгом. Долгом, который не отдают. И он готов был пойти на все, только бы сохранить свою семью.

— Господин… — осторожно постучали в дверь. — будете ужинать? Господин Дагмир очень просил вас спуститься.

— Что понадобилось моему брату?

— У нас еще одна гостья. И она очень хочет вас видеть.

Он скрипнул зубами и почувствовал вкус крови. Он все еще не привык к своим клыкам.

— Маску доставили?

— Да, господин.

— Оставь у двери.

— Да, господин.

Голос слуги слегка дрогнул от любопытства. Они все искренне считали, что старший наследник обезображен шрамами, а он не стал их разубеждать. Лучше благородные шрамы, чем неблагородная шерсть.

Он не вышел до тех пор, пока не услышал удаляющиеся шаги. Если сосредоточиться, он мог слышать, что происходит даже на другом конце дома. Кошачий слух. И проклятый кошачий облик.

Маска, плотный гладкий кусок фарфора, сидела как влитая. Эсхель был действительно мастером. Не видя его, этот низкорослый, молчаливый дарм, всего лишь по памяти почти сумел восстановить его настоящий облик. Севэриан одел плащ, накинул капюшон, чтобы скрыть уши и спустился вниз. Всю жизнь в комнате не просидишь, а ему еще столько нужно было сделать. Он бросил последний взгляд в зеркало. Фальшивое фарфоровое лицо было бесстрастно и равнодушно. Идеальное лицо для светского общества, искренние эмоции здесь никогда не приветствовались. И по крайне мере маска удобнее, чем шлем, когда при каждом неловком движении кажется, что он развалится вместе с головой.

Брат повернулся на звук шагов и сразу же деликатно отвел глаза. Этикет, проклятые бы его побрали. Родной брат опасается на него смотреть… Йин, уже отмытая, переодетая в нормальную одежду вместо тех непонятных обносков, выронила вилку и, глуповато приоткрыв рот, уставилась на него. Светлые волосы рассыпаны по плечам. сплошные белые рюши и оборочки. Почти кукольный вид, и кто бы знал, как резко рушится это впечатление, сразу же когда она раскрывает рот. Эта бояться точно не будет. Севэриан про себя понадеялся, что она не засмеется, и дело было не в его особой чувствительности. К нападкам на свою внешность со стороны этой хамоватой девчонки он уже привык. Но ужинали они не одни. И смех в данной ситуации прозвучал бы по меньшей мере настораживающе.

Йин не засмеялась. Она даже не стала что-то орать ему через весь стол. Не стала вскакивать со стула или еще как-то нарушать проклятущий этикет. Хотя по глазам видел, что высказаться ей хотелось. Даже слишком. Но вместо этого она косо, быстро глянула в сторону гостьи. Бледной, немного неуверенной аристократки, сидящей на самом краешке стула, словно готовясь в любое мгновение сорваться с места, как испуганная птица.

— А вот и Севэриан. Простите, что мой брат заставил себя ждать.

Незнакомка коротко, даже как-то робко кивнула и взглянула на него, надолго остановившись взглядом на маске. Расплавленное золото волос, когда-то почти детские кудряшки, чуть вздернутый нос, бледное лицо и невероятно зеленые глаза. Он ее узнал, несмотря на то, что прошло довольно много времени.

Он познакомился с ней, как водится, на балу.

Шелест платьев, шорох ткани, разговоры, разговоры, ноющие виски, движения строго по этикету под нелепую музыку, которые почему-то называются танцем. Он ненавидел балы. Эту традицию люди высшего света взяли у высокорожденных нелюдей, но то, что естественно для альва, смотрится слишком нелепо для человека. Люди не созданы вести вдумчивые разговоры о возвышенном, о прожитых временах и накопленном опыте под расслабляющую музыку, с хорошей закуской для уюта и ощущением спокойствия. Разговоры заменили сплетни, вместо тонкой чарующей слух музыки стали приглашать всяких криворуких менестрелей, просто потому что так нужно, это подходит по положению, а не потому что они умеют петь. И танцы… не плавные неторопливые движения, как трепетание крыльев бабочки, потому что лишь в танце можно узнать собеседника так, как никогда не узнаешь в разговоре, сколь сильно бы он не открыл тебе душу. Все это стало лишь бесконечным шорохом платьев, каплями пота на высоком лбу из-за туго затянутого корсета и сбитого дыхания. И не поймешь, то ли ты так этой девице нравишься, то ли она вот-вот рухнет в обморок.