Утраченный покой - Пушкарева Любовь Михайловна. Страница 5

Выкрутился… Да, для инкуба физическая боль слабее мук голода.

– Так как вы сражались с вампами?

– Когда они поняли, кто их убивает, начали войну. За стены монастыря, на освящённую землю, они сунуться не могли, но нам была нужна еда, и за запасами приходилось ездить в городишко, а это почти сутки пути на телегах. Они убили всех в первом обозе – нам рассказали об этом крестьяне. Отправили второй обоз, и когда он возвращался, то ему навстречу вышел наш отряд, помочь продержаться ночь.

– Каждый получил по вере его… – после паузы задумчиво произнёс Шон. – Остались только брат Петер и я. Он молился, а я, уже привыкший к силе Единого, его защищал. Он их замедлял или не подпускал, а я вцепился в него – единственную надежду не попасть снова к мертвякам – и отбивался, как только мог. Мы доставили продукты, – скупо закончил он.

– Так вот и стали с ними бороться: кто веровал и мог сиять силой Единого, был как бы щитом, от него зависело всё, а уж «клинки» должны были постараться отсечь вампу всё, что можно, а лучше сразу голову.

Мне вспомнился его вчерашний удар, убивший неизвестного вампа: без малейших сомнений, мгновенно, отработанно.

– Сколько ты жил в доме Единого?

– Несколько лет… Лет пять или даже больше.

Ясно: у инкубов, как и у всех divinitas, плохо с чувством длительного времени, зато мы все замечательно чуем время суток.

– А что случилось потом? Как ты от них ушёл?

– Я не ушёл. А что случилось, я так и не понял. Что-то произошло… Они расстроились, и сила Единого перестала беспрекословно им подчиняться. Они ослабели.

– Возможно, их объявили еретиками, – размышляла я вслух. – Отказались от этого ордена или монастыря… Тем более, там были не только мужчины, но и женщины.

– Никто не ломал обетов, – тут же вскинулся инкуб, защищая тех, кто когда-то его приютил.

– Я и не говорю этого, – успокоила я. – Так что же случилось? Неужели их выкосили вампы?

– Нет, – гордо ответил он. – Многие ушли, бросили нас, перешли в другой монастырь, наверное. А оставшиеся… Мы дали бой и победили. Нас было десятеро, пять щитов и пять клинков, вампов было тридцать или более. Обезумевший мастер понаделал звероподобных детей, и пока мы, три двойки, бились с этими зверьми, четверо бились с мастером. Он убил их всех… но настоятель Лука, умирая, убил его, испепелил лишь силой. Я всегда боялся настоятеля, ему даже не надо было ничего произносить вслух. Вот уж кто был любимым слугой Единого – его Господин никогда не жалел для него силы. – Говоря это, Шон транслировал страх и уважение, было ясно, что он старался вообще не попадаться на глаза настоятелю.

– А кто-то выжил?

– Да, те две женщины, ещё одного ранили-погрызли, но он попросил отрубить ему голову, боялся стать вампом. Мы похоронили всех как положено, и женщины ушли в монастырь отшельниц, сказав, что сделали всё, что должно. А я остался один… ушёл в город и стал жить сам, прячась на ночь ото всех в доме Единого. Я долго так жил…

«Какая странная история», – подумала я. Хотя те же волки становились на службу к Единому, вернее, его слугам… Но волки почти люди, а инкубы – vis-существа.

– Шон, а ведь говорят, что инкубы не могут себя сдерживать, что вы не можете противостоять своему голоду, насыщаетесь, даже если понимаете, что всё кончится очень плохо, причём для всех. А ты годами сдерживался в монастыре…

– Правильно говорят. Мы потому и вымерли почти, а новых, хвала Всему Сущему, давно не появлялось.

– А как вы появляетесь? – перебила я его, не сдержав любопытства.

– Проклятие, – удивлённо отозвался он. – Мы когда-то были людьми, суккубы и инкубы, и каждого из нас кто-то проклял.

– За что?

Он пожал плечами

– Отвергли, растоптали любовь, убили тех, кто нас любил, или сотворили страшное зло из-за похоти, желая кого-то. Да мало ли за что.

– Ну как же? – удивилась я. – Такое страшное проклятие… Я не знаю ничего страшнее, – подумав, сказала я.

Шон опять пожал плечами.

– Каждый из нас это заслужил. Хорошо хоть никто не помнит своей человеческой жизни.

– А вы что, мёртвые? – спросила я, ощущая себя глупой девочкой.

– Ну да, инкубами и суккубами становятся после смерти, мы духи, обрётшие плоть. Мы истаиваем, а не обращаемся в землю. Так вот, про дом Единого: я мог там сдерживаться, потому что Его сила здорово прочищала мозги, боли не снимала, но соображать я мог и глупостей не делал. А до этого и после… я делал глупости от голода. Глупости и подлости, – со вздохом добавил он.

– Все их делали, – тихо отозвалась я, вспомнив о цене моего прибытия в Новый Свет.

– Ну и подарок Уту, – вдруг закончил какую-то мысль Шон.

– Что?

– Подарок Уту всегда помогал мне сдерживаться, вот как сегодня, – объяснил он.

– Подарок Уту – это белая сила, запертая в тебе, благодаря которой ты похож на divinitas? – поняла я.

Шон кивнул.

– Да, это было так давно, что я почти ничего не помню, я был молод… Уту обладал ужасной мощью и мудростью, – я поверила его словам безоговорочно. – И он был также богом справедливости… Он не развеял меня, а сделал мне подарок…

Повисло задумчивое молчание.

– Может, меня несправедливо прокляли? – тихо сам себя спросил Шон.

От этих слов у меня мороз прошёл по коже, а в горле встал ком… Сколько же раз он задавал себе этот вопрос, не находя ответа?

Я легко коснулась уже не пышущей жаром желания кожи.

– Ты очень силен и умён, – попыталась утешить я.

– Я инкуб. Я любого могу заставить желать меня и истекать силой: люди, волки, прочие оборотни, divinitas красные и зелёные – никто не может устоять передо мной, если есть время и я подобрался достаточно близко. Никто не может оторваться от меня, если я сам этого не хочу.

От этих слов мне стало страшно, и он почувствовал этот страх.

– Рабская метка – достаточная защита. Семейная или слуги тоже, – добавил он. – Но мы действительно опасны. При Элэйни я был также и палачом, наказывая бунтовщиков и неугодных. Она, конечно же, не творила зла сверх необходимого, но и не позволяла покушаться на свою власть, а я был рад защищать её и быть полезным.

– Ты травил зелёных красной силой, а красных заставлял генерировать сверх меры, пока они не калечились, – сама себе сказала я.

Но Шон понял мои мысли вслух по-своему.

– Да, хоть я и не вижу силы, но хорошо чувствую её вкус и умею дозировать. Я знаю, когда divinitas или человек просто перетрудится, а когда покалечится. Вы можете полагаться на меня.

Не выдержав, я соскочила с дивана.

– Свет и Тень! Надеюсь, я никогда не дойду до того, чтобы держать штатного палача!

Шон с осуждением смотрел на меня.

– Вы не поняли. Защита от врагов предполагает и их наказание, чтобы другие боялись.

– Да всё я понимаю, Шон. Всё…

Я влипла. Я серьёзно влипла в нашу политическую жизнь. И дальше отсиживаться в изоляции уже не выйдет.

И теперь я прекрасно поняла, что он имел в виду вчера, предлагая себя, предлагая свою свободу. Какой кошмар так жить – мало того, что ежедневные муки и голод, так ещё и вечная жертва, вечный раб, единственный выбор которого – между злым господином и не очень злым. Тут мне кое-что пришло в голову…

– Шон, а всё же почему инкубы вымерли, и как дела у суккубов? Они отличаются от вас?

– Суккубы разве что чуть слабее… Но я давно о них не слышал. Если и остались где-то, то я о них не знаю.

– А двести лет назад меня приняли за суккуба… – сказала я, вспоминая судьбоносную встречу в Париже с неизвестным filius numinis.

– Скорее всего, это была попытка оскорбить. Двести лет назад нас всех уже почти не осталось.

– Почему?

– Потому что вампы, кормясь от нас, обретали возможность питаться не только кровью людей, а и их похотью. Они становились сильнее. А их пленники-инкубы рано или поздно истаивали. Раньше, до вампов, мы были орудиями убийства, охранниками или кормильцами, то есть обычными слугами, вернее, рабами, потому что все хозяева старались максимально обезопаситься. А с приходом вампов мы стали витаминным, – он выделил это слово, – кормом. Деликатесом, которым вскармливали особо ценных птенцов.