Жизнь на лезвии бритвы (СИ) - Сапегин Александр Павлович. Страница 57

Кушали мы аккуратно, соблюдая манеры. Нож в правой, вилка в левой. Салфетки на коленях и на груди. После получения заказанного, эльфам была озвучена просьба не убирать наши блюда, пока мы не покушаем. Получив ментальный отклик, можно быть уверенным, что куриные рулеты не испарятся с тарелки. А за столом красно — золотых царил настоящий шалман. Грифы всегда были самым многочисленным факультетом, но и самым невоспитанным. За исключением нескольких островков спокойствия, остальной народ за столом веселился на полную катушку и жрал, как перед концом света.

Утолив первый голод и промокнув салфеткой губы, Бекки обратила внимание на праздничный шабаш. От удивления нижняя челюсть девочки упала на пол.

— Гарольд, что это? — проблеяла она.

— Это факультет Гриффиндор, детка! Самый лучший, самый дружный, самый весёлый. Гордись! — ответил я, провожая взглядом шутиху из куриной ножки, улетевшую к потолку и скрывшуюся за иллюзией звёздного неба. Обратно «космический корабль» не вернулся, видимо приклеился к перекрытиям или был перехвачен совами. — Тридцать минут, полёт нормальный, спутник «Чиккен — 1» успешно вышел на геостационарную околоземную орбиту. О, глядите, как феерично смотрится полет стайки этих сосисок. Шлейф из соуса, стелящийся за ними, напоминает мне хвост кометы Галлея, к тому же, на дредах этого темнокожего негритянского мальчика, они выглядят очень гармонично. А взрывающиеся утиные жопки — это просто писк кулинарной моды. Особенно меня умиляют фейрверки из соусов, глядите, как народу весело. Ничего, что афроангличанин недоедает, вот бы неграм в Африку отправить то, что не доедает английский выходец с южного континента, этими прыгающими и дерущимися пирогами и мясными котлетами можно день кормить такую страну, как Гана или Зибабве. Ничего личного, господа, только констатация фактов. Ладно, махнём рукой на забавы уставших старшекурсников, среди молодого поколения тоже есть уникумы и достойные продолжатели традиций факультета. Позвольте взглянуть на рыжего феномена рядом с Джейсом Поттером. Этого таланта по поеданию всего, до чего могут дотянуться руки, зовут Рон Уизли. Обратите внимание, как он уничтожает корзинки с паштетами, следом за ними в неравной борьбе с ямой желудка погибли рисовые шарики. А как завораживающе работает нижняя челюсть молодого человека, с одинаковой неумолимостью перемалывая и куриные ножки и окорока, слышите этот неземной хруст свиной рульки. Моя собака переломала бы зубы, но ей далеко до экскаваторного ковша Рона и его камнедробилки, которую некоторые считают челюстями. Уникум, говорю я вам, маленький гигант, настоящий Титан! Гай Юлий Цезарь! Он ест, размахивает руками и говорит одновременно, культурно осыпая окружающий крошками и слюной, радостно посмеиваясь с наследником Рода Поттер, но Поттер хоть иногда пользуется вилкой, видимо не совсем забыл уроки этикета, а Рон. Да, это достойно анналов истории! Уизли ярко иллюстрирует нам пиры времён древних викингов и саксов, когда о ложке знали, что это пыточное устройство из далёкой Византийской Империи, из всей кухонной утвари пользуясь вертелами для оленей и кабанчиков, да ножами, чтобы отхватить с пригорелого бока кабана кусок не прожаренного мяса, сочащегося кровью. Рон наглядно показывает присутствующим мастер — класс, как можно с успехом обойтись без ножа. Что ему замшелые византийцы! Лукул бы удавился из зависти, Уизли одного бы хватило на все знаменитые пиры досточтимого римлянина. Достойная конкуренция Робину Бобину, сожравшему быка и кривого мясника. Господа, вы противогазов с собой не захватили?

— Зачем? — удивилась Бекки постановке вопроса.

— Да нет, золотце, тебя сия беда миновала, а вот нам с Генри, боюсь, не повезло.

— Почему это? — Генри отложил в сторону вилку.

— Ты внимательно следил за Роном?

— Вот ещё, ты и так прекрасно всё в красках описал. Просто талант, я, честное слово, прям заслушался.

— Зря, мой юный падаван. Гляди, механическая хлеборезка Рона поглощает зелёный горошек, о, теперь он отдал должное тушёным бобам по — мексикански. Нет, господа, соевый соус не пьют, в него макают или им поливают. Это не человек — это химический комбинат по производству метана. Ночью первый курс Гриффиндора узнает, что такое нацистская газовая камера, острая резь в глазах и невозможность вздохнуть. Срочно прячем спички и гасим камины. Я ещё жить хочу и предлагаю принять превентивные меры против взрыва газа в башне. Оторву голову тому, кто чиркнет зажигалкой! Желающие смогут насладиться полётом одеяла рыжего волшебника. А ты говоришь, «зачем противогазы»?

— Фу — у, Гарольд! Как можно такое к столу говорить? — передёрнулась от омерзения Бекки.

— А нам с ним жить, красавица, представляешь?

— Сочувствую, мальчики. Не повезло вам.

Долго ли, коротко ли, закончился пир. Сотни диких кошек отпели дебильный гимн Хога и зевающая толпа отправилась по гостиным.

Слава Всевышнему и Матери Магии, мои мрачные прогнозы не оправдались. Спальни первокурсников рассчитывались максимум на пять человек. Первокурсников — грифов мужеского полу было аккурат восемь тушек и я, используя весь свой дар убеждения, жажду крови и аргумент, что в первую же ночь прибью братца, поменялся комнатами с Симусом Финниганом. Почитатель героев с радостью согласился переехать из маленькой спальни в большую. Наивный. Мир праху его. Я же, радостно потирая руки, подкинул дровишек в негасимый камин, принял душ и завалился в кровать. Симус не знал, что в маленьких спальнях своя душевая и отдельный санузел. А я, дурак что ли просвещать наивных соседей?

— Спокойной ночи, мой юный падаван, — заворачиваясь в одеяло, сказал я.

— Байки, — зевая на всю Ивановскую, ответил Генри, оказавшийся со мной в одной спальне.

— Подъём в половину седьмого, — кинув убойную парфянскую стрелу, я вырубился окончательно. И как я сегодня никого не убил? Удивительно. Старею, видимо. Посмотрим, что день грядущий нам готовит.

— Подъём!

— У — у–у, — тело на кровати вяло отмахнулось рукой, потёрло пятками друг о друга, и с головой закуталось в одеяло. — М — м–м…, мтку… пспать…

Значит так? Брайан О`Нил, наш третий сосед, продрав левый глаз, взглянул на ставшую привычной за неделю картину, пробурчал нечто невразумительное про придурков, будящих честных ирландцев ни свет ни заря, и отвернулся к стене. Ну да, двадцать минут седьмого — нормально! Кто рано встаёт, тому Мерлин подаёт!

— Генри — и–и, пу — у–упсик!

— М — м–м…

— Ладно, я пытался быть вежливым, — опытный О`Нил заранее сунул голову под подушку, плотно зажав уши. — Агуаменти!

— А — А–А! — пронзительно взвизгнув, Лайон — младший на полметра подлетел над кроватью. — А — А–А! А — а–а, Эва…, тьфу!

Бурный поток красноречия ожидаемо спасовал против тугой струёй холодной воды, направленной в рот:

— Жду через пять минут в гостиной, — поигрывая палочкой, сказал я. — Не беспокойся, постельное приберут эльфы.

— Что б тебя, Эванс…

— Стимулус (stimulus — жало — латынь), — яркая искорка, сорвавшись с кончика палочки, впилась в левую ягодицу Генри.

— Ай! Эванс!

— Дайте поспать, задолбали! — пробубнил ирландец, который нагло забил на утреннюю зарядку. Ничего, О`Нил, я и до тебя доберусь, дай только срок.

— Спи, О`Нил, кто тебе не даёт, — демонстративно крутанув палочку между пальцев и погрозив ею мокрому падавану, я покинул нашу скорбную обитель с большими лужами у кровати юного ситха. А нечего злить наставника. Темный я, в конце концов, или погулять вышел?

Бекки нашлась внизу, где и ожидалось, прикорнувшая на диванчике у потухшего камина, с боем вырывавшая у Морфея последние мгновения сна.

— Приветствую, ученица! — бодро поздоровался я.

— Трям, — не открывая глаз, ответила Владычица Солар. Хотя расти и расти ей до владычицы, быстрее раком до Луны доползти можно.

— Ты спи — спи, пять минут законных у тебя есть.

— Угу. Он не меняется?

— Нет. И это замечательно!