Отмеченные лазурью. (Трилогия) - Бялоленьская Эва. Страница 24

У Ночного Певца сердце в горле застряло. Он самым глупым образом позволил себя схватить. Надо было проверить, не стоит ли кто в переулке, прежде чем начал протискиваться через решетку. Да этот и не выглядел слишком грозно, пока стоял спиной и писал. Вот зараза! Спереди он выглядел просто страшно. Как… как Бык! Такое же грузное тело, массивный загривок, руки толстые, как стволы деревьев. Парнишка аж весь затрясся. Незнакомец наверняка был жутко сильным, потому что держал Ночного Певца в воздухе, как будто он ничего не весил. Ох, Матерь Мира, пусть только этот страшный человек его отпустит! Он признается управителю во всем — и что окно выбил, и что у кузнеца нож взял. Ничего страшного, получит заслуженную порку, отлежится недельку на животе, только бы опять на земле очутиться!

— Лис ты или еще кто? — задумчиво спросил мужчина, внимательно оглядывая мальчика. Голос у него был низкий, но неожиданно приятный и спокойный. Ночной Певец осторожно заглянул в его разум. «Звезда мыслей» этого человека не содержала злости, скорее усталость и голод. Ночной Певец пришел к выводу, что болтаться в воздухе, хоть и не больно, но очень скучно. И не похоже было, что державшая его рука может когда-нибудь устать. Следовало действовать. Мальчик сунул руку за пазуху, вытащил раздобытую колбасу и осторожно, точно кормил голодного тигра, подсунул ее мужчине под нос.

Десять минут спустя парочка сидела в саду, надежно укрытая под свисающими ветками ивы, и по справедливости делилась добычей.

— Хорошо прокопченная, — буркнул Ветер. — Жаль, что ты побольше не свистнул.

— Нельзя сразу брать слишком много, — поучал его Певец. — Если возьмешь только одну — еще можно свалить вину на кота. А если больше — то наверняка поймут, что человек.

— Ты знаешь, как отсюда добраться до этой паршивой Восточной башни?

— А то. Отсюда через калитку, потом влево, потом по скобам на карниз, с карниза — на другую сторону стены и через сточную канаву… э-э-э, ты туда, кажется, не поместишься, — разочарованно прервал себя Ночной Певец. — Пойдем в обход.

— А ты знаешь Творителя Латунного?

— Не. Но мы пойдем к Розе, она их всех знает. И к ней ближе.

Ночной Певец был страшно зол. Это же просто обыкновенное свинство! Он поделился с Ветром-на-Вершине своей колбасой, был с ним вежлив, помог ему, а в ответ получил черную неблагодарность. Прям голой попой на ежа посадили, вот как! А Роза, его Роза, как она могла! Он не имел ничего против того, что она спала с взрослыми магами, раз уж они давали ей за это деньги. Деньги — самая лучшая вещь на свете, кроме еды, конечно. Он бы не рассердился даже, если б она переспала с этим хайгом — ведь он такой же мужик, как и прочие. Но это!.. Ночной Певец даже зубами заскрипел. От расстройства у него снова разболелся живот. Он прикрыл глаза и свернулся в клубочек на своей подстилке под кроватью. Под веками снова проступила та картина: смеющаяся Роза, глядевшая в глаза огромного горца. Он дал ей цветок! И она держала его за руку! Если б Ночной Певец шесть дней тому назад знал, что такое может произойти, он бы попросту убил новоявленного мага, не моргнув глазом. Даже если б для этого пришлось вытащить из собственной башки свой прихлопнутый талант и им отхлестать горца по морде! Кто знает, чем еще занималась эта подозрительная парочка? Может, Роза держала на коленях голову этой скотины и говорила ему «солнышко»? Ночной Певец застонал и так яростно пнул доски над головой, что они аж загудели.

— Притворщица… мерзавка! Веро… вероломщица!

Он выполз из-под кровати. Надо поговорить с Розой. Уж он ей все скажет, что думает об этой истории! И пусть змеюка не воображает себе, что он так попросту примирится с ее изменой! И тому гаду тоже скажет!

Приближался вечер, Роза сидела перед зеркалом и подкрашивала губы. На ней уже было «рабочее» платье, которое больше обнажало, чем прикрывало. Девушка спешила, и меньше всего ей хотелось выслушивать упреки малолетнего обожателя.

— Певец, перестань! Ты, похоже, совсем сбрендил!

— Ты спала с ним?! — обвиняюще вопрошал он. Парень сидел на краешке стула, напряженный и взъерошенный, как рассерженный звереныш.

— Спала! Хватит уже, ты же знаешь, как я зарабатываю на жизнь!

— Он принес тебе цветок? Принес. Сказал «роза для Розы»? Сказал!

— Он имеет право принести розу и имеет право говорить! Мне что, надо было ему кляп в рот всадить?!

— Да!!

— Слушай ты, мохнатый!..

Вдруг Ночной Певец согнулся, и его вырвало на ковер.

— Я не хотел!.. Не хотел! — стонал он, пока девушка вытирала ему рот уголком смоченного водой полотенца.

— Ясно. Я не сержусь. Сейчас скажу служанке, чтобы тут прибрала. Певец, говорят, что ты подкрадываешь объедки, точно бездомная дворняга. Видишь, чем это заканчивается! Стыд какой. Возвращайся к себе и ложись. А служанка пусть принесет тебе настой ромашки.

Она проводила удрученного парнишку до его жилья. Они расстались там, где разделялся коридор. Роза спешила. Сегодня ей предстояло много работы. Три «супружества», несколько отвратительных «здравствуй и прощай», быстро умыться, на бегу поправить краску на лице, а под конец — молодой Наблюдатель и белое вино в ее комнате, среди мягких подушек и безделушек. Она только надеялась, что горничная хорошо вычистит ковер и окропит его духами.

Когда она с приклеенной профессиональной улыбкой выпроводила, наконец, последнего клиента и с облегчением закрыла за ним двери, обе луны — Гигант и Яблоко — уже успели пройти добрый кусок своего обычного пути. Она вспомнила про Ночного Певца. И задумалась над тем, что произошло. Маленький ревнивец, злюка и такой дерганый! Ох, и попортит он ей еще кровушки, пока поумнеет. Но тут же ее охватила волна сочувствия. Бедняжка, он так плохо себя чувствовал. А больные дети, как известно, всегда капризничают. Девушка стерла остатки помады и пудры, освежила лицо мокрым полотенцем. Потом переоделась в будничное платье. Ей еще не хотелось спать. И Роза решила заглянуть к Ночному Певцу. Он наверняка уже спит, тогда она просто убедится, что у него все в порядке.

Роза пробежала через две галереи и влажный от росы сад. Коротко и хлестко ответила на грубую шутку ночного дозора. Потянула за ручку знакомой двери и потихоньку вошла. Она еще никогда не заходила внутрь, только провожала мальчика до дверей. Слабый огонек свечки, стоявшей на столе, почти не освещал помещение.

— Кто там? — раздался испуганный голосок Певца.

— Это только я, — тихо ответила девушка. — Ты еще не спишь так поздно?

От горящей свечки она зажгла еще три, стоявшие в подсвечнике. Стало светлее. Вот, значит, как живет этот ребенок! Голые стены, случайная тяжелая мебель темного дерева. Голый дощатый пол. Несколько полок, на них какие-то свитки пергамента… И даже игрушек нет никаких. Настоящая тюремная камера.

Мальчик лежал на краю огромной двойной кровати, завернувшись в плед. И, наверное, по сравнению с большим своим ложем, казался еще меньше, чем обычно. На столике, так, чтоб можно было дотянуться, стояла кружка, а на полу — таз.

— Меня снова рвало, — жалобно признался он. — И мне все время холодно…

— Болит что-то?

— Живот.

Роза опустила ладонь на его лоб.

— Ты же весь мокрый!

— Я вспотел, — прошептал он. — Не знаю почему, ведь я весь трясусь.

— А где горничная на этой галерее?

— Не знаю, вчера она дала мне чаю и ушла к себе.

Была середина ночи. Роза прикусила губу и пообещала себе, что утром устроит служанке такой скандал, какого тут еще никто не слышал.

— Кажется, я заболел, — сказал Певец. — Только неправда, будто это от еды с помойки. Я не ем такого, Роза. Ты же мне веришь. Правда? Я же не пес… лаять нельзя… нельзя лаять… — бормотал он все более бессвязно.

Роза поняла, что у него сильная горячка.

— Подожди-ка тут, солнышко, — мягко сказал она. — Я пойду позову кого-нибудь на помощь.