Достоинство - Фэйзер Джейн. Страница 16

Граф направился через всю комнату к хозяйке.

— Элизабет, вы, как всегда, очаровательны. — Он с поклоном прикоснулся губами к ее руке. — А дамы… сад наслаждений. — Граф взял с подноса бокал и обвел им комнату, приветствуя девушек, которые присели в реверансах.

В ответ на вопросительно приподнятую бровь графа Элизабет кивнула в сторону Джулианы. Его светлость понимающе прикрыл глаза и уселся рядом с госпожой Деннисон на софу.

— Не трогайте ее пока, — сказал он.

— Она по-прежнему продолжает упрямиться, ваша светлость, — шепнула Элизабет, подавая чашку чая.

— Я вижу, вам удалось уговорить ее надеть платье и спуститься вниз.

— С большим трудом.

— Понятно. — Граф сделал глоток чая. — Вам пришлось применять силу?

— Нет. Разве что разъяснить ситуацию, в которой она оказалась.

— Я рад, что она не настолько глупа.

— Поверьте, мисс Джулиана вовсе не глупа. У нее язык как бритва.

Граф улыбнулся и поставил чашку на стол.

— Если вы позволите, мадам, я хотел бы поприветствовать ее. — Он поднялся и направился к окну.

Джулиана почувствовала его приближение. Еще одна прядь волос откололась от пучка и скользнула вниз по шее. Она машинально протянула руку к голове.

— Позволь мне.

Голос, раздавшийся над самым ухом, прозвучал очень неожиданно для Джулианы, и она едва заметно вздрогнула.

— Я напугал тебя? — ласково поинтересовался граф. — Это странно… Я думал, что ты ожидала увидеть меня здесь.

Он мягко отвел ее руку и запустил пальцы в золотистую копну. Джулиана не сразу поняла, что он проворно вынимает из ее прически шпильки.

— Нет! — воскликнула она, хватая его за руки. — Я не стану носить волосы распущенными!

— По-моему, твои волосы противятся этому решению, — возразил он, сжав ее запястье одной рукой, а другой продолжая начатое дело до тех пор, пока вся прическа не рассыпалась. — У них свое мнение, моя дорогая Джулиана. Ну вот, так гораздо лучше.

— Мне нет дела до того, что вы считаете лучшим, ваша светлость. — Она изо всех сил пыталась освободить свои зажатые руки, и граф немедленно их отпустил.

— Я надеюсь со временем изменить твой взгляд на вещи, — ответил он, улыбаясь и поворачивая ее за плечи лицом к себе. — По-моему, тебе больше всего на свете хотелось бы вонзить кинжал в мое сердце, не так ли?

— С огромным удовольствием я вонзила бы его вам в живот и еще несколько раз повернула, чтобы на сталь намотались кишки! — свирепо прошептала Джулиана. — Я хотела бы вырезать свои инициалы на вашей спине, а потом вздернуть вас на виселице, колесовать и четвертовать! Ох, как бы я повеселилась, глядя на вашу агонию!

— Сколько же в тебе злости, дитя мое! — засмеялся Тарквин.

— Никакое я вам не дитя! — прошипела Джулиана, выворачиваясь из его объятий. — Если вы считаете меня неопытной простушкой, которой можно вертеть по своему усмотрению, то вы очень ошибаетесь!

— Кажется, мы привлекаем к себе внимание, — сказал граф. — Давай поищем какое-нибудь место поспокойнее, где ты могла бы бранить меня сколько душе угодно, не рискуя заслужить справедливые обвинения в невоспитанности.

Джулиана вдруг поняла, что разыгравшуюся сцену все присутствующие наблюдают в полнейшей тишине. Она оглянулась по сторонам, и разговоры, затихшие на время, возобновились.

— Пойдем, — сказал граф, предложив ей руку.

— Я никуда не пойду с вами.

— Пойдем, — повторил он, и в его голосе появились непреклонные нотки, которые не смогла смягчить добродушно-галантная улыбка.

Джулиана нерешительно посмотрела на графа, тогда он продел ее руку под свою и мягко заметил:

— Ты ничего не потеряешь, если будешь вести себя любезно, моя дорогая, зато многое приобретешь.

Джулиане пришлось подчиниться. Ее окружали мужчины, глаза которых горели похотливым огоньком, женщины, удивленные и смущенные ее поведением. Джулиана могла бы закричать или устроить скандал, но не встретила бы понимания и сочувствия ни в одном из присутствующих в этом отвратительном борделе, замаскированном под изысканный светский салон. Какие чувства, кроме презрительного недоумения, может вызвать непокорная проститутка?

А если попытаться вырваться и убежать? Но даже если представить, что ей удастся проскочить мимо Гарстона и лакея, встречающего гостей у входа, то куда она пойдет? В таком наряде ей не удастся затеряться в узких переулках Ковент-Гардена, и ее быстро вернут назад.

Ей оставалось только положиться на порядочность графа Редмайна, если таковая ему вообще присуща. Джулиана молча вышла с графом из салона. Общество проводило их косыми, любопытными взглядами. Ричард Деннисон, направлявшийся в гостиную, столкнулся с графом и Джулианой в дверях и низко поклонился.

— Рад вас приветствовать, ваша светлость. — Он взглянул на Джулиану и удовлетворенно кивнул, заметив ее распущенные волосы. А потом с улыбкой добавил, обращаясь к ней: — Не сомневаюсь, что ты окажешь его светлости должное гостеприимство, которым славится наш дом, Джулиана.

— Поскольку я являюсь членом вашей большой семьи, сэр, я чувствую себя обязанной поступить именно так, — ответила она.

Ричард казался пораженным до глубины души. Тарквин ухмыльнулся, подивившись такому самообладанию юной особы.

— Желаю вам всего хорошего, Деннисон. — Он повел Джулиану вверх по лестнице в ту маленькую гостиную, где они увиделись впервые.

Когда они оказались в комнате, он отпустил ее руку, закрыл дверь и дернул шнурок звонка.

— Насколько я помню, ты пьешь только шампанское.

Джулиана отрицательно покачала головой, хотя понимала, что эта попытка обмануть графа выглядит по-детски бессмысленно.

— Нет, не только.

— А, — понимающе кивнул Тарквин. — Ты хочешь поставить меня на место, как я вижу.

— А это возможно?

— Сомневаюсь, — засмеялся граф. — Так что мне заказать для тебя?

— Ничего, спасибо.

— Ну как угодно.

Он попросил лакея принести себе кларету, а сам встал позади кресла, положив холеную белую руку на его спинку, и неотрывно глядел на Джулиану. Она подошла к камину и стала смотреть в холодный, пустой очаг.

Тарквин обнаружил в Джулиане качество, которое восхищало и необычайно притягивало его. Трогательная ранимость причудливо сочеталась в ней с твердой волей и яростной решимостью бросить вызов целому свету, если ее права и свободы каким-либо образом ущемлялись. Ее нельзя было назвать хоть чуточку красивой. Неправильные черты лица и неуклюжие манеры никак не соответствовали общепринятым представлениям о красоте. Но при одном только воспоминании о ее теле в Тарквине закипала кровь. Ни один мужчина не признал бы это тело несоблазнительным. Люсьен наверняка не сочтет ее привлекательной, чувственность этой девушки слишком необычна, чтобы быть доступной его пониманию.

Вдруг Джулиана бросилась в кресло и с такой силой сбросила туфли, что одна из них угодила на трюмо. Канделябр, о который она ударилась, зашатался, и несколько капель воска упало на полированную поверхность.

— Черт бы побрал эти проклятые туфли! — Джулиана со стоном принялась растирать затекшие ступни. — И кто это выдумал носить на ногах такие орудия пыток!

— Большинство женщин делают это с легкостью и не без удовольствия, — заметил граф, немало удивленный такой внезапной переменой в ее настроении. Волосы скрывали от него выражение лица девушки, но он легко представлял недовольно поджатые губы, раздраженный блеск в глазах. Тарквину показалось странным, что уже после второй встречи он может с точностью предсказать ее реакцию на то или иное событие.

Джулиана подняла голову и убрала волосы с лица. Граф убедился в том, что не ошибся.

— Мне наплевать на других! Это просто невыносимо. — Она с облегчением вытянула ноги.

— Со временем ты научишься носить их, — сказал Тарквин, снимая туфельку с трюмо. Потом он подобрал другую, которая очутилась в ведерке с углем, сдул пыль с тончайшего атласа и пробормотал: — Достойное обращение с парой туфель, которая стоит пятьдесят гиней.