Перепутья Александры (СИ) - Бахтиярова Анна. Страница 22

   - Это и стало моим Перепутьем, - объяснила она мне. - Я слышала звуки погони. Бегала и толкала двери. Но ни одна так и не открылась. До Тени и Страха.

   Я вспомнила Светин рассказ, как из-за энергетического сгустка она стала уязвима для миров Страха. Но тогда девочка умолчала о том, что увидела.

   - Темноту, - проговорила она дрогнувшим голосом. - Сплошную, непроглядную темноту. Даже ночью, когда глаза привыкают, можно многое разглядеть. А тут ничего! Но я точно знаю, что вокруг находились люди. Я слышала их голоса, натыкалась на разные предметы, но видеть ничего не могла! - Света шмыгнула носом. - Теперь, то же самое происходит в Перепутьях. Двери стали открываться, но за ними всегда мрак. Я много раз в него заходила, но так и не поняла, чего ОНИ от меня хотят! Злата говорит, только я сама могу догадаться или вспомнить то, что прячет подсознание. Но не выходит!

   - Что ты пытаешься сказать, Света? - насторожилась я.

   - Только то, что всем твердит Злата Васильевна, - девочка скривила губы. - Она считает: чтобы справиться с Перепутьями, надо перестать бояться правды. Какой бы горькой или страшной она не была.

   - Что это значит?

   - Понятия не имею. Я ведь так и не прошла свои Перепутья. Поэтому решай сама, готова ли ты. У тебя даже убежища нет, чтобы спрятаться, если станет невмоготу.

   На очередное проявление заботы, я снова ответила возмущением. Быть может, я и не совсем готова к Перепутьям, но назад точно не вернусь. И подумаешь, убежища нет! Я, по-прежнему, не желала обзаводиться оным клочком Поточной земли. В прошлый раз сбежала же от Дунайского, когда захотела. Ну окунули в фонтан и с Тенью познакомили. Не с Пеленой же!

   Света пожала плечами, мол, как знаешь. Пожелала удачи и растворилась в воздухе.

   Едва стихли серебряные звуки колокольчиков, парк ожил. Существа даже не почувствовали, что бог весть сколько времени провели без движения. Как ни в чем ни бывало, продолжили заниматься своими делами. Грузный дядька шмякнулся об асфальт, а поднявшись, от всей души пнул самокат, отчего тот с жалобным скрежетом откатился в сторону.

   - Явилась? - довольно поинтересовался за спиной клоун.

   - Глаза нарисованные протри, прежде чем задавать глупые вопросы, - огрызнулась я. Пусть не ждет, что я буду перед ним расшаркиваться.

   - Иди в шатер, коли не передумала, - злорадно усмехнулась кукла. И ручки потерла.

   Вот и пойду! Не надейтесь, что перетрушу. Теперь выдержать испытание Дунайского стало делом принципа. Не говоря уже о нежелании умирать. В конце концов, что такого мне могут показать? Я точно знаю, ничего ужасного в моей жизни не случалось!

   От этой мысли идти на ватных ногах к шатру стало чуточку легче.

   "Но ты же понятия не имеешь, как загремела в Поток", - некстати напомнил внутренний голос. - "Наверное, тогда и стряслось что-то совершенно нехорошее".

   Я вздрогнула. Потом отмела мелькнувшую в голове мысль о побеге, как трусливую, а, значит, неприемлемую.

   "Ну и пусть! Не сахарная, не растаю!" - решила я и зашагала бодрее.

   Как около шатра, так и внутри было не протолкнуться. Но не для меня. Находиться рядом со мной существа не желали и резво освобождали дорогу. Придирчиво окинув зрительный зал, я приглядела место на последнем ряду - аккурат у выхода. Бежать я все еще не собиралась, однако страховка не помешает никогда.

   - Не пойдет, - заявил материализовавшийся из воздуха клоун.

   - Это еще почему? - рассердилась я. - Какая разница, где сидеть?

   - Иначе ничего не увидишь, - зловредная кукла назидательно приподняла одну бровь. - Первый ряд, четырнадцатое место. Там ты сидела в прошлый раз.

   Та-а-ак! Значит, я правильно угадала, что на 23-м автобусе, которым сроду не пользовалась, поехала к Дунайскому. Именно о его представлении шла речь в синем рекламном листке. Но почему? Подобные балаганы меня сроду не интересовали. Да и культурной программы, устраиваемой Бастиндой, хватало сполна. Вот ведь довели ребенка нападками в то кошмарное утро!

   Бросив гневный взгляд на клоуна, а затем тоскливый на выход, я поплелась к сцене. Уселась в кресло с номером четырнадцать на металлическом ромбике и сердито уставилась на серебряные звезды на бархатной синей ткани. Так и быть. Подождем вашего мастера иллюзий!

   Но прежде, чем началось представление, мне пришлось пережить новое потрясение.

   - Саша, ну потерпи еще! Какая же ты непоседа! - нежданно-негаданно проговорил едва ли не в ухо мелодичный женский голос.

   Кажется, от его звука все органы перемешались и провалились. Первым о пол ударилось сердце. Чувствуя, что сейчас упаду в обморок, я посмотрела на соседнее кресло, которое еще минуту назад пустовало, как и ближайшие рядов пять. Теперь же там сидела рыжеволосая женщина, которая, чуточку нахмурив дугообразные брови, погрозила мне пальцем. Отправиться в забытье захотелось еще сильнее.

   Я дернулась и поняла, что появление умершей десять лет назад матери, не единственный сюрприз. Со мной тоже что-то случилось. Я была уже не совсем я. Уменьшилась в размерах, превратившись в девочку лет шести - в желтом платьице с ромашками.

   Да что же это?! Как же...

   - Маааам!

   - Саша, не ной. Ты же сама хотела посмотреть фокусы.

   Женщина устало провела тыльной стороной ладони по лбу. Ее огненные волосы, точь-в-точь как мои, были собраны в узел на затылке. Несколько выбившихся прядей падали на лицо и обтянутые черной водолазкой плечи, нисколечко не портя прическу, а, напротив, придавая ей налет романтики. Мама была очень похожа на меня (вернее, я на нее), но в то же время разительно отличалась. Черты лица мягче, спокойнее, глаза зеленые, светлые, нос гораздо короче моего, а губы тоньше.

   - Смотри, занавес поднимается, - зашептала она. - Сейчас выйдет иллюзионист. Я тебе объясняла, это дядя, который фокусы показывает.

   Синий бархат поехал вверх, но я не думала переводить взгляд на сцену. Во все глаза продолжала смотреть на маму, которая не могла сидеть рядом со мной, но тем не менее сидела. Как живая!

   И тут до меня, наконец, дошло. Парк Дунайского не являлся недавним прошлым, как я себе внушила. Он - мое детское воспоминание, которое я по какой-то неведомой и непонятной причине умудрилась забыть. А сейчас меня в него вернули. Поэтому я вижу маму. Значит, и в прошлый раз она была здесь вместе со мной!

   - Дамы и господа! - оглушил голос ведущего. - Встречайте! Несравненный мастер иллюзий - Аркадий Дунайский!

   Мама заулыбалась и принялась вместе с остальными зрителями аплодировать. Я же, собрав волю в кулак, посмотрела на сцену. Коротышка в цилиндре и фраке уже красовался перед публикой. Странно, но теперь он не вызывал страха. Обычный среднестатистический мужичок с носом-картошкой и дежурной улыбкой.

   Он стащил головной убор, перевернул его, продемонстрировав залу пустое дно, затем двумя пальцами выудил из нагрудного кармашка платок. Показательно вздохнув, протер им лоб, а затем накрыл цилиндр. Оттуда, как из рога изобилия, посыпались разные предметы: шарики, цветные ленты, букеты. Один из них в ловких руках иллюзиониста мгновенно превратился в белого голубя.

   Мне быстро наскучили детские фокусы Дунайского. Пусть я и заключена в тело ребенка, но сознание в голове все еще мое собственное. Поэтому я снова принялась рассматривать маму. Как же хотелось поговорить с ней, столько вопросов задать. Но она не ответит. Ненастоящая. Даже не существо, а лишь воспоминание.

   Какая же она красивая! А как ей идет улыбка! Но откуда взялась грусть в глазах и вертикальная морщинка на лбу? Мне казалось, мы были счастливой семьей...

   Вообще-то я плохо помню то лето. Последнее для мамы. Я сильно заболела, простудилась в разгар жары. Врачи пропустили осложнение. В итоге провела в больнице два месяца, то выздоравливая, то снова заболевая. Спасибо бабушке! Она не отходила ни на шаг. Папа однажды сказал, что только ее нежелание сдаваться и вытащило меня из могилы.