Перепутья Александры (СИ) - Бахтиярова Анна. Страница 68

   - Я знаю, о чём ты думаешь, - объявил Вова, видимо, сообразив, что, если меня не подтолкнуть, я ещё долго не заговорю.

   - Неужели? - губы шевельнулись с трудом.

   - О том, что всё наоборот, - он поморщился, напомнив собственную мать, когда та доставала из холодильника испортившиеся продукты. - Но ты не главная жертва в этой трагикомедии. Я тоже не хотел их свадьбы. И в отличие от тебя, высказывался против, но моё мнение ничего не изменило. Она сказала, что брак с Виктором - наш лотерейный билет, а я слишком маленький и глупый, чтобы это понять. Считаешь, тебе пришлось несладко? Ты форменная эгоистка, Сашка! Это был твой дом. Твоя территория! А меня притащили туда и заперли, будто в клетке!

   - О! Несчастный ты наш звереныш, - издевательски протянула я. - Папа тебя усыновил! И Алла всю жизнь носится, как с писаной торбой! Вова то! Вова сё!

   - Ты серьезно так думаешь? - сводный брат прищурился, словно пытался вычислить, степень обмана. - Значит, ты ещё наивный ребёнок, не желающий видеть дальше собственного носа. Я не хотел, чтобы меня усыновляли. Ясно? Потому что, действительно, был маленьким дурачком и надеялся, что о родительских обязанностях вспомнит родной отец. А для Виктора это был лишь показательный жест, подчеркивающий его псевдоблагородство. Ну а мама... Поверь мне, Алла Сергеевна на людях и со мной наедине - два совершенно разных человека. Она блестяще разыгрывает спектакли для тебя, а ты ведешься, даже не пытаясь хоть капельку пораскинуть мозгами. А твой дед?! Ты хоть помнишь, сколько издевательств я от него вытерпел? Моё счастье, что они с Виктором были на ножах, и Валерьян Гаврилович нечасто приезжал в гости. Вспомни ваши игры, Саша! И посмей сказать, что я не прав!

   Вот тут, будь это голливудское кино, зрителям показали бы картинки из прошлого, мельтешащие перед моим сконфуженным взором. Бог свидетель (или на худой конец, Поточные наблюдатели), что я страстно желала бы сказать, что Вова преувеличивает или - что ещё лучше - врёт! И не могла. Потому что полузабытые эпизоды и впрямь замелькали, пусть и не столь ярко, как в фильмах.

   Вова подобрал очень правильное слово. Ведь тогда наши действия воспринимались игрой. По крайней мере, мной. Сводный навязанный братец был неприятелем, а дед сообщником - сильным и мудрым. Тем, который мог "отомстить" за меня, пока Аллы с папой нет дома. Нет, дед не поднимал на Вовочку руку. Бил только словами, которые меня, глупую, веселили. А однажды, услышав мои жалобы на очередную драку, старик ушел к мальчишке в комнату без меня. Я так и не узнала, о чем шел разговор (без единого крика, кстати), но брат с полгода не отвечал на мои издевки за Аллиной спиной.

   Боже, как же горько-то стало, когда до отбрыкивающегося сначала от Риты, а потом от Вовы мозга дошла простая истина. В этой многолетней войне я точно не являлась положительной героиней. А только приумножала обиды, язвя при каждой встрече.

   - Мне жаль, - голос показался чужим. - Но мы же были детьми...

   - Полагаешь, в детстве не так больно?

   Вопрос был задан из области риторических, но даже захоти я ответить, не смогла бы. Не сумела б подобрать слов, чтобы выразить весь диапазон нахлынувших тайфуном чувств. Объяснить. Оправдаться. Или просто дать понять, что осознала, как эгоистично себя вела ребенком. Но Вова и не ждал ответа.

   - Столько лет прошло, но ничего не меняется, - проговорил он, мрачно глядя в сторону. Пальцы скрючились, желая сжаться в кулаки, но остановились, распрямились. - Я не могу ступить и шагу, чтобы ты не маячила тенью за спиной, словно персональное проклятье.

   - Смешно...

   Потонувший в чувстве вины сарказм, снова всплыл на поверхность. Затрепыхался на черных волнах, желая заявить о себе в полный голос. Я впилась глазами в Вовино лицо, и не обнаружила насмешки или лжи. Брат оставался откровенен и серьезен.

   - Снова не веришь? - попытался улыбнуться он. - Подумай. Самую малость. Что бы я ни сделал, как бы ни старался, этого всегда недостаточно. Виктор смотрит со снисхождением. Молчит месяцами, не похвалит даже за выдающиеся успехи. А стоит допустить оплошность, как выливает ушат помоев и заводит любимую песнь, что Саша бы так не облажалась. Мама тоже не отстаёт, нагнетает, требует свершений. Переплюнуть тебя. Не желает понимать, что не нужна мне ни фирма, ни посты. Хочу делать свою работу - так как умею. И пусть другие правят балом. Мне хватает моей роли.

   - Тогда скажи об этом Алле! - разозлилась я.

   Посмотрите на него! Стоит тут и жалуется на жизнь! Да, ребенком ему досталось. Но теперь-то к чему прятать голову в песок? Неужели трудно поставить на место Бастинду?!

   - Говорил. Но как горох об стену. А теперь ещё Виктор решил влезть в мою личную жизнь. Велел расстаться с любимой девушкой, иначе примет жесткие меры, и тогда не поздоровится и мне, и ей. Представляешь?! А знаешь почему? Чтобы не разбивать твоё хрупкое сердце! Ведь наши отношения ты расценишь не иначе, как предательство, и это - дословно: причинит боль твоей израненной душе!

   Я прыснула. Громко. И сама испугалась реакции - примолкла и для верности зажала рот обеими ладонями. Замотала головой, не веря ушам. Ну, папа! Ну, безумец заботливый!

   О, да! Этот грубый финт был вполне в духе Виктора Корнеева. Отец мог сколько угодно твердить, что не имеет ничего общего с дедом, однако поступками доказывал, что яблочко не так уж далеко укатилось от яблони.

   - Вова, послушай, - начала я, опустив руки. - Погоди, не перебивай! Мне фиолетовы ваши с Риткой отношения. Хоть женитесь, хоть с десяток детей заведите, только меня крайней не делайте!

   - А? - пришла пора растеряться вздернутому носу. Моя осведомленность стала для него молнией, взрывающей пласты земли под ногами. Аж уши покраснели. И глаза за очками остекленели.

   - Ладно-ладно, - призналась я, почти слыша, как скрепят Вовины мысли. - В первый момент я не обрадовалась. Даже с Лукониной поругалась. Но потом поразмышляла и поняла, что не так уж меня и волнует ваш роман века. Не моё это дело. И уж тем более, не папино. В общем, без паники, я дам ему понять сию несложную истину.

   - Мне не нужно твоё заступничество, - ощетинился Вовочка.

   - А я и не предлагаю. Пытаюсь сберечь свой собственный покой и многолетнюю дружбу с Ритой. Тем более, тебе и так предстоит задачка не для слабонервных. Папины закидоны ничто по сравнению с реакцией твоей матушки. Она уже успела подраться с Лукониной, защищая твою честь. Или собственный эгоизм и пожизненную возможность владеть тобою единолично.

   - Как это подраться? Когда? - братец принялся хлопать слишком длинными для парня светлыми и пушистыми ресницами.

   - Что последнее ты помнишь? - я прищурилась, прикидывая, что рассказывать Вове об истинном положении дел.

   - Э-э-э, - вздернутый нос замялся, задумчиво глядя мимо меня. - Бар. Блондинку-официантку - она делала недвусмысленные предложения. Но я устоял. Сказал, что не свободен. Хотя мог выразиться и иначе. Эта часть вечера помнится не слишком чётко, видимо, я малость перебрал. Или не малость. С другой стороны, это объясняет, почему ты мне снишься такая...

   - Какая? - я шагнула ближе, вновь испытав знакомое желание - огреть Вову чем-нибудь тяжелым. Златиной кочергой, к примеру.

   - Адекватная, - огорошил братец, улыбаясь во весь рот. - В жизни ты, по определению, таковой быть не способна.

   - То есть, ты со мной тут откровенничал, считая, что открываешь душу пьяному глюку? - я почувствовала себя задетой. Сцены расправы продолжили рисоваться в голове, расцветая сочными красками.

   - Сама подумай, - принялся оправдываться Вовочка. - Стоим неизвестно где, общаемся за жизнь, не помня, как тут оказались. Тем более, это не первый сон. До того ты являлась мне на крылатой лошади, а я был ребенком. Забавно, у меня даже друзья вымышленные завелись.

   - Угу, Макс и Боря...

   Честно, я не хотела вложить в интонацию тонну злорадства. Но ради паники на лице братца, это и впрямь стоило сделать.