Бывших ведьмаков не бывает! - Романова Галина Львовна. Страница 8

– Нет! Пустите, я закричу!

– Ты сама не знаешь, от чего отказываешься! Твоя мать ничего не значит для меня…

Не в силах больше терпеть, Владислава закричала.

4

Отчаянный визг расколол вечерний сумрак. Для торчавшего на палубе Лясоты это прозвучало как сигнал боевой трубы. Сидеть в каюте было невыносимо – замкнутое пространство давило на душу. В четырех стенах он чувствовал себя загнанным в ловушку зверем, лисой, забившейся в тупик своей норы и ждущей, когда же за нею придут охотники. На палубе создавалась иллюзия простора для действий, хотя он понимал, что так увеличивается шанс быть узнанным, опознанным и арестованным. И он стоял на нижней палубе, слушая шум, доносившийся из буфета и строя планы на будущее, когда услышал крик. Отчаянный, полный мольбы и ярости, он скоро оборвался звуком пощечины. Но в тот миг Лясота, уже не чуя под собой ног, взлетал через три ступеньки на верхнюю палубу.

«Идиот! Кретин! – успел еще обругать он себя. – И охота было…»

Наилучшим выходом было сидеть тише воды ниже травы, молясь, чтобы его не заметили. Но на палубе первого класса женщины не кричат просто так. А Лясота еще помнил, как он когда-то…

Инстинкт мгновенно вынес его на корму. Взгляд выхватил из сумерек две тени. Девушка отчаянно боролась с мужчиной. Она больше не кричала, но задыхалась от волнения и сдерживаемых рыданий.

– Я не помешал?

Вмешиваться не хотелось, как и драться. Да он и не собирался распускать руки – достаточно было просто нарушить их уединение и дать девушке шанс ускользнуть. Дальше пусть разбираются сами.

Расчет оправдался. Мужчина от неожиданности разжал объятия, и его жертва вырвалась, метнувшись прочь. Она инстинктивно кинулась к своему спасителю, и Лясота так же инстинктивно сделал шаг в сторону, сохраняя дистанцию. Ему не хотелось выступать в роли странствующего рыцаря, налево и направо спасающего невинных дев.

– Что вы здесь делаете? – воскликнул мужчина.

– Услышал крик, – лаконично объяснил Лясота, взглядом измерив расстояние между собой и девушкой, чтобы не дать ей приблизиться. – С вами все в порядке?

– Вполне, – вместо девушки ответил мужчина. – И должен вам заметить, милостивый государь, что вы нам мешаете.

– А мне кажется, ваша подруга только рада моему вмешательству.

– Да, – послышался ее дрожащий голос. – Я… очень благодарна вам, сударь.

Она шагнула к нему, и Лясота попятился, благословляя вечерний сумрак и отсутствие яркого освещения. Так меньше шансов, что эти двое запомнят его лицо, тем более украшавшую его особую примету – шрам на подбородке. Он уже ненавидел себя за этот романтический порыв, ему надо как можно дольше оставаться незамеченным, а вместо этого…

– Не стоит, – сухо ответил Лясота. – Все хорошо?

– Да. – Девушка бросила взгляд на так и стоявшего поодаль мужчину. – Я… пойду к себе.

– Останься, Владислава, – железным тоном приказал тот. – Мы еще не договорили!

– А по-моему, разговор окончен, – вмешался Лясота. – Если девушка не желает…

– Мне наплевать на ее желания, пока я – ее опекун!

– Нет! – воскликнула та. – Это неправда!

Лясота мысленно обругал себя последними словами. И надо же было так опростоволоситься! Одно дело – разнять посторонних, и совсем другое – встать между опекуном и сиротой, вверенной его попечению. Тем более, если девица несовершеннолетняя, закон всецело будет на стороне того мужчины. Он может подать в суд за нарушение своих прав, и когда узнают, кто такой Лясота Травник, путешествующий по чужому паспорту, его положение станет безнадежным.

– Я пойду, – он отступил к трапу. – Прошу извинить.

Девушка сделала было движение к нему, но он поспешил удрать.

Скатившись на нижнюю палубу, где было не в пример темнее, Лясота забился в самый темный угол. Ловушка – если это была она – смыкалась еще теснее. Не стоило вмешиваться. Его заметили. У судьбы на любой шаг есть ответный ход. Естественный порыв защитить слабого мог обернуться для беглеца с каторги полным провалом.

Надо было что-то делать. Оставаться на пароходе опасно. Но что предпринять?

Мысль работала четко, как часы. Побег. Только побег. Но как? Прыгнуть в воду? На пароходе услышат всплеск, поднимут тревогу. Дождаться ночи, когда все уснут, и действовать только тогда. А что потом? Вода сейчас теплая, да после Закаменьских ледяных рек Волга покажется ему парным молоком. Если не попадет под гребные винты, он легко дотянет до берега, но окажется практически с пустыми руками. Куда деть полсотни рублей ассигнациями – все, что осталось от накопленных за год денег? А оружие? Побег не обставляется налегке, чтобы выжить и продержаться на свободе как можно дольше, надо подготовиться.

Тихий стук снаружи привлек его внимание. Как будто о бок парохода толкнулось что-то массивное. Стук повторился. Лясота подобрался к борту, посмотрел…

Лодка. Пришвартованная на короткий конец, она качалась на волнах впритирку с пароходом, и время от времени, поддетая волной, ударялась об него. Откуда она тут? Кто-то пытался догнать «Царицу Елизавету» и преуспел в этом? Или ее забыли отвязать еще днем, когда стояли в Дмитрове? Искать ответы на эти вопросы некогда. Достаточно того, что лодка была крепкой и новой, хорошо просмоленной, с парой весел и рулем. То, что надо! Теперь оставалось только дождаться, пока окончательно стемнеет, большинство пассажиров и команда отправятся спать, останутся только вахтенные, и можно будет улизнуть без помех. А пока у него есть около полутора часов, чтобы собрать вещи и как следует подготовиться. Как же жаль, что летом темнеет так поздно! Правда, лето уже перевалило за середину, но все равно остается слишком мало часов спасительной для беглеца темноты.

Тем не менее это время стоило провести с пользой. Пока не закрылся буфет, Лясота направился туда и, делая вид, что внезапно проголодался, запасся хлебом, сыром и ветчиной. Хлеба удалось добыть достаточно много – кроме фунта черного и полуфунта белой булки ему посчастливилось стянуть с общих столов несколько надкусанных кусков. В тайге случалось питаться ягодами и семенами шишек, и он был уверен, что и в здешних лесах сумеет найти пропитание. Среди его вещей, которые он на всякий случай держал собранными, было практически все необходимое для выживания. К своему небольшому баулу Лясота добавил только украденное из каюты одеяло.

Последние минуты были тягостными. Он то присаживался на койку, то вскакивал и прислушивался, приложив ухо к двери. Раз или два ему померещились какие-то странные звуки – как будто кто-то полз по палубе, цепляясь за доски когтями и подтягивая мешковатое тело, – но он отнес это на счет разыгравшегося воображения. То, что когда-то составляло часть его естества, ушло навсегда. Старый шаман обещал, что все вернется, но не сказал, когда и как, и что для этого надо сделать.

Наконец склянки пробили полночь. «Пора!» – сказал себе Лясота. Еще несколько минут он, испытывая силу воли, оставался в каюте, а потом тихо выскользнул вон.

Пароход действительно засыпал. На верхней палубе еще раздавались голоса, но на нижней все было тихо. Публика, с которой путешествовал Лясота, привыкла ложиться спать рано, не то что бароны, князья и графы, которые иной раз бодрствовали до двух часов пополуночи. Однако музыка смолкла. Это было на руку беглецу, и он, прихватив дорожный баул и краденое одеяло, направился к тому месту, где его ждала лодка.

Большая часть огней на судне была погашена, и только на носу и корме горели сигнальные фонари. Берега вообще пропадали во мраке, так что было трудно ориентироваться… если ты не умеешь видеть в темноте. Острое зрение первое время спасало Лясоту там, в шахте на каторге. Из всей партии он был единственным, кто мог вообще обходиться без фонарей – по крайней мере, первое время, пока и эта способность не оставила его, постепенно сойдя на нет. В отличие от всего остального, чего он лишился, Лясота знал, что зрение его притупилось от усталости, недоедания и тяжелых обстоятельств. Стоит ему хотя бы месяц пожить в сносных условиях, как эта способность вернется. Почти два с половиной года, что он провел на воле, сперва у биармов, потом у купцов и перекупщиков пушнины, восстановили его силы. И сейчас он двигался довольно уверенно.