Месть оскорблённой женщины безрассудна. Я не думала о последствиях того, что собиралась сделать. Слишком велика была обида на Тайгера. Ведь я думала, что нравлюсь ему. Я почувствовала себя — робко, но почувствовала! — полноценным человеком, желанной женщиной. А он — изучал мои реакции и эмоции.
Так на тебе!.. Тихое предостережение внутреннего голоса смолкло в шквале ощущений, сметающих всё на своём пути. Я закрыла глаза и рухнула в свой сон.
… Нога скользнула на чёрной, комковатой, словно запечённой, жидкости. Каменный пол, по контрасту с кипящей во мне раскалённой лавой, казался ледяным. Но этот холод был приятен. Он остужал и возвращал к действительности.
А реальность походила на игру: закрытое помещение, прозрачная стена, за нею — люди; кто оживлён и взахлёб, с азартом что-то говорит соседям, кто-то почувствовал тревогу, несмотря на герметичность помещения, и хмурится, разглядывая меня и трупы под моими ногами.
Простыня на мне давно уже не белого цвета и влажная до дрожи. Я стояла перед прозрачной стеной. На людей за нею достаточно взглянуть только раз, чтобы понять: меня отсюда выпускать не собираются. Более того, они жалеют, что в моей тюремной камере нет оборудования для изучения образца с новыми, неожиданными свойствами. Это я прочла по губам некоторых. Вскоре один вякнул, что неплохо бы усыпить образец, загнав газ через верхний люк. Уже двое восприняли на ура восхитительную идею и, растолкав соседей, исчезли. Всё, толпа больше не интересовала меня. Я учуяла опасность. Адреналиновый разряд передёрнул всё тело, и мозги заработали с бешеной скоростью в поисках выхода — во всех смыслах последнего слова.
Стены за спиной не привлекли моего внимания. Изучила их, пока разбиралась с живыми трупами. Перспективной представлялась только обзорная стена, хотя её прозрачный материал казался несокрушимым и он герметично входил в пазы из металлических скоб. Настолько герметично, что, когда люди за стеной азартно вопили, я их всё равно не слышала. Тем не менее, именно скобы привлекли моё внимание. Точнее, я пыталась разглядеть верх стены в поисках слабого места, но взгляд упорно возвращался к металлическим полосам. Или его возвращали. И в голове настойчиво укреплялась мысль: для мутировавших мертвецов с выеденными мозгами металлические пазы полностью отсутствовали. Но для человека, в обеих руках которого эффективное оружие, а в черепушке всё еще работает соображалка, скобы — хороший шанс на удачу. И на жизнь.
Я шагнула к углу и воткнула штырь между скобой и бетоном. Зрители постепенно замолкали и пятились. Но мне было не до них. Штырь легко расшатал скобу. Я сунула в зазор вторую трубку и нажала на оба "дротика", отделяя от стены металлическую полосу. Трубка от каталки была из качественного материала, и "дротики" не погнулись, не лопнули. Зато скоба через секунд десять свободно болталась на крепёжном винте.
Отступив от угла приглядеться к следующим скобам, я обнаружила, что за стеной зрителей изрядно поубавилось. Те, что остались, с явным злорадством оглядывались на видневшийся коридор. Логика подсказывала, что ждут кого-то. Кого? Если с усыпляющим газом, то эти пройдут верхним этажом. Значит… Я накинулась на пазы с удвоенной энергией и поспешностью. Моё оружие слишком беспомощно перед любого рода автоматическим.
Ещё одна скоба отлетела, и теперь металлическую полосу пазов можно просто отодрать. Одна сторона прозрачной стены освобождена. Что дальше? Убрать все крепежи я не успею. Меня либо усыпят, либо убьют.
Весьма настойчиво моё внимание обратили на едва заметный скол на краю прозрачной стены. Не раздумывая, я ударила штырём. Прозрачный, как вода, материал вспыхнул белой метелью и снежной крошкой обвалился на меня и на последних зевак, которые, впрочем, тут же дёрнули со всех ног кто куда.
В момент падения стены я спряталась за ближайшим выступом, но обвал всё-таки задел меня, острые брызги рассекли кожу на плечах. Сначала появилось ощущение, будто я пробежалась под градом — и холодные льдинки падали на меня и скользили по коже. Затем кожа резко согрелась, и начался горячий нестерпимый зуд. Не столько больно, сколько неудобно, потому что отвлекало. А мне ведь ещё нужно пройти босиком по острой крошке. А ещё я всем телом, болезненно ноющим, учуяла: из коридора, в который поглядывали зрители, быстро надвигается неизвестная пока угроза.
Вытряхнуть ближайший труп из длинной рубахи оказалось нетрудно: рукава отсутствовали. Располосованное одеяние я быстро накрутила на ноги и в этой странной обуви проскочила хрустящее крошево. В мыслях вдруг промелькнуло, что я могла бы устроить неплохой мост из трупов. У этого предположения чувствовался привкус сарказма, если даже не садизма… В обычное время.
Впрочем, рассуждать некогда. Я сбросила с ног тряпки, пропитанные кровью, моей и трупа. Не могла же я в них двигаться дальше, слыша всё время раздражающий привизг и хрупанье стеклянной крошки.
Передо мной вился коридор с поворотом налево далеко впереди. По бокам коридора виднелись тусклые прямоугольники. Я поняла — пересекающий коридор. Развилка. Именно здесь скрылись последние зеваки. Оставляя кровавые следы, я пошла по центральному коридору, молясь, чтобы не пришлось убивать живых. Сердце замирало и вздрагивало при каждом шорохе, а внутри я чувствовала чужое удивление. Но определиться, чьё оно, не успевала. Слишком велика сосредоточенность на том тёмном, что приближалось ко мне.
Они выскочили из-за того самого поворота, к которому я подбегала, миновав развилку. Пять чёрных фигур, из которых одна мчалась во главе. Слишком рядом, чтобы они могли стрелять по мне.
Если за стеной стояли люди, по одежде которых трудно было понять, кто они: военные, охрана или гражданские, работающие в лаборатории, медики ли — то здесь всё сразу объяснила чёрная форма, нагруженность агрессивного вида аппаратурой и, конечно же, короткоствольное оружие в руках каждого.
Они выглядели воинственно не только из-за оружия. На глазах каждого крепился маленький оптический прибор. Я ещё успела подумать, зачем он им, как в коридоре погас свет. Вот зачем… В следующий миг я столкнулась с первым. По инерции бега он ударил меня в плечо, но затем опомнился и отработанно послал в падающего противника трассирующую очередь. А мишень с места падения смылась: ударившись о стену, я использовала её как трамплин и бросилась в самую кучу охранников, чем вынудила их на время отказаться от автоматического оружия. Спина и плечо страшно болели, но двигаться требовали собственный ужас и внутренняя ярость существа, не желающего умирать.
Первые тридцать секунд стали для меня форой. Ибо охранники не сразу сообразили, что подопытный образец видит их гораздо чётче безо всяких приборов. С моими нетренированными конечностями нечего было и думать о единоборстве без оружия… Но мозги кипели лавой, питаемой от солнечного сплетения, и я вдруг поняла, что достаточно успешно реагирую на выпады противников и даже умудряюсь отражать их атаки.
А потом я отключилась и действовала на полном автоматизме. Происходящее слилось в старую киноплёнку с отдельными эпизодами и чёрными дырами между ними. Вот я жалею, что ноги влажные, что по сухому полу сухими могла бы проехаться и сбить с ног вон того и уйти от наседающих двоих. Толчок изнутри — я увидела, как один готовится ударить меня сверху. Доехать по полу я к нему не смогу — зато прыгнула; не ударом ноги, а собственной тяжестью сбила его. Он упал на колени, схватил меня за щиколотку. Мой ужас трансформировался в злобу: бронетанковый весь, да? Куда ни стукни — везде защищён? Мою руку с дротиком-штырём повело так, что чуть не вывихнуло. Штырь врезался в ключицу охранника, скользнул дальше и разорвал горло. От смертоносного кованого сапога второго нападающего я спаслась, юркнув за спину падающего мертвеца. А через секунду дротик без штыря гулко загрохотал по коридору, а охранники застыли: я держала автомат убитого. Дикая радость плеснула алыми вспышками перед глазами: пусть их больше, но в вооружении-то мы теперь на равных. Ещё бы вытащить из тайничков в одежде убитого все предметы, полагающиеся ему по должности. А ещё лучше — вообще надеть его форму. Струйка сожаления пронизала боевое безумие. Эх, какая одежда у моих голых ног… Только зря пропадает…
Топот слева — я шагнула к стене, защищая спину.
Из коридорной развилки с обеих сторон выскочила охрана. Предыдущие на появление подмоги отвлеклись ненадолго — на секунды две-три. А когда маленькая армия обступила меня полукругом, я защёлкнула на поясе ремень, сдёрнутый с мертвеца. Ремень, с которого свисали две длиннющие обоймы для непрерывного боя; ремень, тяжёлый от множества полезнейших вещей.
И опять на вскипевшей волне торжества ("Теперь посмотрим, кто кого!") промелькнуло маленькое и в общем-то ненужное сейчас удивление: откуда я всё это знаю и умею? А глаза с сумасшедшей скоростью продолжали фиксировать, как действуют руки-ноги моих противников.