Ключ к счастью - Фэйзер Джейн. Страница 29

— Ваша сестра не очень больна, я полагаю?

— О нет, у нее простуда. Насколько мне известно, ее вполне можно было оставить на попечение старой няни, но лорд Хью и слышать не хотел об этом. Он считает, что она сделана из стекла.

— Какой преданный отец, — сказал Оуэн, и в его голосе послышался холодок.

Пен, не избывшая собственной душевной боли, не заметила этого.

— Да, мой отчим такой, — подтвердила она с гордостью. Беседа сделала полный круг и иссякла.

Пен посмотрела в сторону стола, стоящего на возвышении, поймала взгляд принцессы и увидела, как та внезапно выронила веер и подняла руку с салфеткой ко лбу. Ей вовсе не нужно притворяться больной, с тревогой подумала Пен: она больна на самом деле и бледна как смерть.

С тревожным криком Пен вскочила из-за стола. Оуэн, посвященный в то, что должно было произойти, поднялся вслед за ней. То же сделали ближайшие соседи по столу. Слуги отодвинули скамью, чтобы всем легче было выйти.

Пен поспешила к принцессе.

— Мадам, — заговорила она, — попробуйте выпить немного вина, это вернет вам силы… Отойдите, прошу вас, подальше, леди и джентльмены! Принцессе нужно больше воздуха.

Она склонилась над Марией, которая с полузакрытыми глазами откинулась на высокую спинку кресла.

— В чем там дело? — вопросил Нортумберленд, хотя видел, как леди Суффолк обмахивает бледную принцессу веером, который только что выпал из ее рук.

— Принцесса нездорова, милорд герцог, — объяснила ему Пен. — Она нынче жаловалась на сильную головную боль, но, не желая огорчить короля, не осталась в постели.

— Простите меня… милорды, миледи, — пробормотала принцесса. — Я вынуждена покинуть вас.

Придворные дамы столпились вокруг кресла, на котором та сидела, но Пен попросила их не беспокоиться: она сама проводит ее высочество.

Однако герцог Нортумберленд настоял, чтобы Мария оперлась на его руку, и самолично проводил ее из пиршественного зала до дверей ее покоев. С нескрываемым раздражением смотрел, он, как она, стоя в дверях, слабо махала рукой провожавшим.

— Надеюсь, к утру вам полегчает, мадам, — кисло заметил герцог.

— Есть основания думать, милорд, — сказала Пен, — что у принцессы повторился приступ лихорадки. Если вы будете настолько любезны, что пришлете к нам врача, я помогу ей лечь в постель.

Герцог скользнул взглядом по обеспокоенному лицу Пен, поклонился и ушел.

— Хорошо сыграно, — прошептала принцесса, когда двери были затворены.

Она стояла посреди комнаты, приложив левую руку к сердцу, по-прежнему такая бледная, что Пен не на шутку встревожилась.

— Уж не заболели вы на самом деле, мадам? — вскричала она.

— Кажется, нет, Пен. Хотя, если можно заболеть от предчувствия опасности, от страха… — Голос у принцессы слегка дрожал, что не мешало слабой улыбке появиться на обескровленном лице. — Меня радует и придает силы сознание, что мы, пускай ненадолго, перехитрили милорда герцога.

— Да, мы сделали это, — ответила ей Пен. — Позвольте, я помогу вам лечь в постель до прихода врача.

Лекарь принцессы был предан ей и хорошо знал, как себя вести в подобных случаях. Не задавая никаких неловких и ненужных вопросов по поводу истинных причин плохого самочувствия, он проглотил то, что было ему сказано, и признал наличие у принцессы сильнейшей простуды, опасной для легких, которую следует лечить промыванием желудка и кровососными банками. С чем принцесса согласилась, хорошо зная, что после подобных процедур будет на самом деле так слаба, что ни у кого, начиная с Нортумберленда, не возникнет и тени подозрения в притворстве.

После того как лекарь, свершив свое жестокое дело, удалился, принцесса слабым голосом позвала Пен.

— Я хотела бы, — сказала она, — чтобы ты вернулась в зал, где скоро начнется карнавал, и сообщила герцогу о том, что в течение нескольких дней я не смогу принимать посетителей. Никого… И сделай так, чтобы слух о моей серьезной болезни распространился как можно шире… А утром навести меня.

Пен поклонилась и вышла из полутемной комнаты, испытывая жалость к принцессе, которая, может быть, напрасно так свирепо наказала себя.

Еще с лестницы она услышала раздающийся из зала грохот — это целая армия слуг убирала столы и скамейки, готовя помещение для безумств Двенадцатой ночи. С галереи, нависшей над залом, долетали звуки настраиваемых инструментов, а две длинные галереи внизу готовили к приему новых гостей.

Где же Оуэн? Закончил свою не слишком тяжелую работу по сбору нужных сведений и ушел ублажать посланника новой информацией?..

Нортумберленда тоже нигде не видно. Прежде чем сообщить ему и всем остальным печальную весть о здоровье принцессы, Пен решила пойти к себе в спальню и там дождаться Пиппу.

Глава 9

— Пиппа, ты уже здесь?

Пен не ожидала увидеть сестру так скоро и не могла скрыть удивления, застав ее перед зеркалом в обычном для нее пестром наряде всех цветов радуги.

— Мне говорили, Пен, что принцесса почувствовала себя плохо за столом и ты отвела ее наверх. Это правда?

— Да, один из приступов лихорадки. Врач уже принял меры. Для Пен было неприятно лгать собственной сестре или что-то скрывать от нее. Так у них в семье до этой поры почти не бывало. Во всяком случае, по серьезным поводам. И вот уже второе событие в ее жизни, о котором она не считает возможным рассказать Пиппе. Первым стали ее отношения с Оуэном и заключенная с ним сделка, если можно это так назвать.

Чтобы скрыть появившееся у нее ощущение неловкости, Пен повернулась к постели, где, как обычно, возлежал рыжий кот, и принялась оказывать ему больше знаков внимания, чем ей сейчас хотелось. Что тот принял со всегдашним снисхождением.

Но Пиппа была далека от того, чтобы заподозрить сестру в чем-то неблаговидном; да и в настоящее время ее больше всего занимали мысли о предстоящем маскараде. Заметив лежащую на туалетном столике маску, она сказала, указывая на нее:

— Тебе не кажется, что это слишком примитивно? Неужели не нашлось чего-нибудь более интересного?

И, как ответ на выраженное недовольство вкусом сестры, Пиппа не поленилась нацепить собственную маску из зеленого бархата, отделанную черными кружевами, с вышитыми на ней кошачьими усами и с продольными разрезами для глаз. Маска так подходила ко всему ее облику, к фигуре и натуре, что Пен не удержалась от восклицания:

— Ой, как тебе идет!.. Но я предпочитаю менее броское. Мне вообще не хотелось сегодня надевать маску, и, если бы не предписание главы рождественских увеселений, ни за что не надела бы.

По давней традиции все предписания этого королевского чиновника должны были беспрекословно выполняться в веселую ночь на пиршестве «дураков и шутов».

— Видела бы ты, какая маска у Робина, — сказала Пиппа, наклоняясь к зеркалу и щипля себя за щеки, чтобы они зарумянились. — Голова льва! Да еще с гривой.

Пен показалось, что они уделили достаточно внимания маскам.

— А как здоровье Анны?

— У нее все хорошо, только она ужасно расстроена, что лорд Хью не пустил ее на маскарад. Они будут здесь завтра утром.

Пен взглянула на медные часы, стоящие на каминной полке, и вздохнула:

— Пожалуй, пора идти.

Пиппа в нетерпении подпрыгнула.

— Конечно! — Она открыла дверь, высунула голову в коридор. — Музыка уже играет… Ты не знаешь, шевалье д'Арси будет сегодня?

— Наверное. Он был на обеде, однако не уверена, что решил остаться на всю ночь. Болезнь принцессы отвлекла меня от беседы с ним.

Пиппа задумчиво посмотрела на сестру.

— Значит, — провозгласила она, — он мог подумать, что ты больше не вернешься, и решил отправиться домой?

— Какие странные вещи ты говоришь, дорогая, — не вполне искренне возмутилась Пен.

— Не притворяйся, сестрица! Как будто я не видела, как ты заигрываешь с ним… Ладно, не сердись. Идем вниз и постараемся найти его. Я буду глядеть во все глаза.

Пен решила больше не говорить на эту тему со своей не по летам мудрой и проницательной сестрой и молча надела маску, которая представляла самой простой кусок шелка цвета слоновой кости и почти не закрывала лица.