Ключ к счастью - Фэйзер Джейн. Страница 9

Она взглянула на Джоан, поглощенную, как обычно, какими-то своими мыслями, и негромко обратилась к Майлзу:

— Думаю, сейчас самое время еще раз проверить все, что сделано. И если что-то не так, быстро исправить положение. Понимаешь, что я хочу сказать?

Майлз утвердительно кивнул и приказал проходившему мимо слуге принести еще вина.

— Полагаю, с тебя уже хватит, — недовольно сказала мать. — Я жду рассказа о твоей беседе с герцогом Нортумберлендом. Ты находился достаточно долго рядом с ним.

— Мы говорили об охоте, — ответил Майлз, протягивая кубок слуге, прибежавшему с большой бутылью.

— И больше ни о чем? — воскликнула мать. — Я велела тебе поговорить о здоровье короля. Узнать…

Майлз виновато икнул. Как он мог так непростительно упустить из виду распоряжение матери? Она ведь никогда не говорит и не делает ничего лишнего, ненужного, и если заинтересовалась здоровьем этого юноши, то не случайно. Но признаваться в своем упущении не хотелось, да и вино порядком ударило в голову.

Поэтому все, что он мог, это тупо повторить:

— А мы говорили про охоту. Не мог же я прервать герцога и вдруг заговорить совсем о другом.

Леди Брайанстон не сдержала раздраженного вздоха.

— И все-таки ты должен был сделать это. Если не научишься вести беседу в нужном для тебя русле, можешь не рассчитывать на повышение своего статуса при дворе. А ведь скоро должны наступить значительные перемены, ты можешь это понять? Ей-богу, иногда мне кажется, что ты…

Она умолкла, потому что увидела: сын совершенно не слушает ее, и если что-то и улавливает, то все равно почти ничего не соображает.

— Поговорим, когда у тебя просветлеет в голове, — закончила она уже без всякой злости, даже с легкой улыбкой, выражавшей снисхождение и бесконечную нежность к своему любимцу. — Я отправляюсь на отдых. Слышите меня, вы оба?

С этими словами она пошла к лестнице, ведущей во внутренние покои.

— Похоже, матушка рассердилась на меня, — горестно поделился Майлз со своим винным кубком и покрасневшими глазами взглянул на жену. — Как думаешь, Джоан, она ушла в гневе?

— Вполне вероятно, — мрачно ответила та. — Тебе следует больше слушать ее, Майлз. Даже я понимаю, насколько важно знать истинную правду о здоровье короля.

— Но мы сегодня столько играли в карты, у меня все мысли ушли на игру! — в отчаянии воскликнул бедный Майлз. Он снова опорожнил кубок. — Идем в постель, дорогая.

Это звучало явным намеком на грядущие немыслимые наслаждения, что он постарался дополнить соответствующим выражением лица, но Джоан, как никто, знала, насколько тщетны все его многолетние потуги. У них не было детей, не было радости в постели. Правда, надежды на первое у Джоан еще оставались, а о втором она перестала думать. Возможно, потому, что никогда этого не знала. Зато хорошо знала, что свекровь косится на нее и не может простить бесплодия: ведь известно, во всем всегда виновата женщина. Одержимость старой леди Брайанстон отсутствием у Майлза наследника можно было, пожалуй, сравнить разве что с навязчивой идеей Пен по поводу того, что ее ребенок не умер при рождении.

Со вздохом Джоан последовала в супружескую спальню за мужем, шагавшим далеко не трезвой походкой.

Таверна, к которой подошла Пен со своими спутниками, стояла почти у причала, носившего название «Переправа». Это было наполовину каменное, наполовину деревянное строение под соломенной крышей, выкрашенное известкой, из трубы которого струились в посветлевшее небо кудрявые клубы дыма. Ставни на окнах были плотно закрыты, света нигде не виднелось.

— Там все спят, — сказала Пен, обращаясь к Оуэну, уже открывшему калитку в сад перед домом. — Лучше, если я дождусь баркаса.

— Чепуха! — добродушно возразил Оуэн. — Мистрис Райдер будет в восторге от необходимости оказать вам помощь.

— Не думаю, что она обрадуется, если мы поднимем ее с постели, — продолжала настаивать Пен.

— Именно это обрадует ее больше всего, — терпеливо, как малому ребенку, разъяснил Оуэн и обратился к пажу:

— Седрик, заверни за дом, взгляни, есть кто-нибудь на кухне?

Он повернулся к Пен, плотнее натянул ей на голову капюшон, внимательно, как и прежде, глядя в ее бледное лицо, в огромные, орехового оттенка усталые глаза.

То, с какой легкостью и непосредственностью он позволял себе обращаться с ней, касаться руки, лица, шеи, путало и удивляло ее. И в то же время она испытывала благодарность за подобную простоту в обращении. Не говоря уже о действенной помощи. Все это согревало ее продрогшее измученное тело, облегчало боль.

Передняя дверь таверны распахнулась. На пороге показалась женщина с фонарем в руке.

— Добро пожаловать, сэр. Седрик говорит, с вами леди и она ранена.

— Это так, мистрис Райдер. — Оуэн выдвинул Пен вперед. — Мы имели удовольствие столкнуться с шайкой бродяг. Они ранили леди Брайанстон, и нужно немедленно прочистить рану и сделать перевязку.

Вслед за хозяйкой Пен ступила в узкий коридор, из которого они вышли в просторную кухню, где она смогла разглядеть, что мистрис Райдер была невысокой толстушкой средних лет, завернутой в большущий платок поверх ночной рубашки. Хозяйка ответила ей взглядом, выражавшим любопытство, смешанное с почтительностью.

— Простите, что подняли вас с кровати, — пробормотала Пен.

— Пустяки, мадам, — последовал ответ. — Местечко у нас и вообще-то бойкое, а что касается шевалье, так он может появиться тут в любом часу.

В печи горел яркий огонь, на таганке стоял чайник, недалеко от двери лежали три шотландские овчарки рыжеватого окраса. Они лениво поднялись с пола и помахали хвостами, приветствуя вошедших. Оуэн потрепал каждую по лохматому загривку. Было понятно: они знают друг друга и рады очередной встрече. После чего собаки вновь улеглись на пол и как по команде положили морды на вытянутые лапы.

Седрик устроился возле печки, с наслаждением отогреваясь и с признательностью думая о Пен, благодаря которой они находятся в теплом доме, а не на берегу в ожидании судна.

— Грейтесь, — сказала хозяйка, — и пускай вода тоже согреется, а я пока приготовлю комнату шевалье для троих. Там все почти готово, нужно только топлива подбросить в огонь. Мы ведь не ждали вас нынче ночью, сэр.

— Нет! — воскликнула в замешательстве Пен, поднимая руку, словно для того, чтобы задержать хозяйку. — Не нужно комнату… То есть мне не нужно. Я скоро пойду на переправу. Через пять минут.

— Думаю, наши дела займут немного больше времени, миледи, — сказал Оуэн, тон его был чуть-чуть снисходительным — как у доброго дядюшки, увещевающего свою легкомысленную племянницу. — Вам будет удобней привести себя в порядок и согреться наверху, и там же я займусь вашей раной. А мистрис Райдер принесет туда горячее питье.

— Ну конечно же! — одобрила та. — Давайте, молодой Седрик, помогите мне. Выньте из печи горячие угли… насыпьте вон в тот железный ящик и тащите наверх. Мы мигом согреем комнату шевалье.

Они занялись своим делом; Оуэн предложил Пен сесть Поближе к огню.

— И советую оставить все опасения, — добавил он.

— Вы так считаете? — довольно сухо спросила Пен.

Тем не менее она послушалась, села у печки, протягивая к огню замерзшие руки и не пропуская ни единого слова из того, что отвечал Оуэн, хотя ответ этот можно было счесть несколько насмешливым.

— Я полагаю, — говорил он, — что человек, безрассудно пускающийся в путь в одиночку по ночным дорогам Лондона, должен быть незнаком со страхом. Кроме того, — его голос сделался еще язвительнее, — если главной причиной вашего страха является ваш покорный слуга, то, должен заметить, он куда менее опасен, чем банда ночных грабителей и убийц.

Это еще неизвестно, хотелось сказать Пен, но, конечно же, она не позволила себе такой вольности. Если честно признаться, то чувство, которое он у нее вызывал, нельзя было называть страхом. Скорее, это было опасение. Весьма серьезное.

Разминая затекшие пальцы, она ответила с некоторой расстановкой, так как следила за каждым своим словом: