Большая телега - Фрай Макс. Страница 17

Черноглазая умолкла и вопросительно уставилась на свою подругу. Та произнесла всего несколько слов и улыбнулась мне, на сей раз с нескрываемой симпатией.

– Жанна говорит, вы и сами хорошо справляетесь. Уже больше половины собрали. Всего за один день! Кстати, можете их забрать.

Я подошел к прилавку, рыжая Жанна неожиданно взяла мои руки в свои и сердечно их пожала, как будто благодарила за что-то.

– А вы случайно не знаете, что означает это слово – «Auterive»? – спросил я, не особо рассчитывая на ответ.

Переводчица коротко рассмеялась и перевела мой вопрос. Рыжая удивленно покачала головой, но ответила.

– Это, конечно же, город, – повторила за ней черноглазая. И уже от себя пояснила: – Город так называется – Отерив.

– Он где-то рядом с Тулузой?

Она пожала плечами.

– Наверное. Скорее всего, рядом.

– А женщина в отеле о нем не знает, – вспомнил я. – Я ее тоже спрашивал, а она сказала – наверняка название фирмы или фамилия художника.

Она перевела рыжей наш диалог и передала мне ее ответ: «Люди вообще очень мало знают».

Тут не поспоришь.

Я попрощался и пошел к выходу. Рыжая Жанна что-то сказала мне вслед. На этот раз я понял ее без перевода: «Возвращайся», – или что-то в таком роде.

Я ответил: «Иначе и быть не может». А потом всю дорогу думал, почему.

Кстати, девятнадцатый фрагмент пазла – небо, острые верхушки крыш и деревья на далеком холме – я нашел не на улице, а уже в отеле, у себя под подушкой. Пожал плечами – надо же, что творится – и закрыл было глаза, но тут коротко вякнул телефон, и я почувствовал, как кровь приливает к лицу, а сердце скукоживается и твердеет, и тяжелеет, как камень. Какой ужас, я забыл позвонить домой и последнее sms написал еще в поезде, а потом, получается, пропал на весь день. Не нарочно, просто как-то не подумал, можно сказать, забыл, что у меня есть дом. Просто не ставил вопрос таким образом. Утратил не память, но способность постоянно иметь в виду, что кроме текущего здесь-и-сейчас существует еще что-то, какая-то предыстория, контекст, бэкграунд. Нечего сказать, хорош. Они же там с ума сходят, телефон забит сообщениями, как рыбье брюхо икрой, в последнем – дюжина вопросительных знаков и больше ничего. Так мне и надо.

Надо было бы немедленно позвонить домой, да я и хотел позвонить, но почему-то так и не решился набрать номер. Мне казалось, что знакомый голос на том конце провода станет мостом, по которому мне волей-неволей придется вернуться обратно. То есть, конечно, не перенестись чудесным образом в свою квартиру, но просто снова стать человеком, у которого есть близкие, дом, имя, фамилия, вчерашний день и еще пятнадцать тысяч триста пятьдесят шесть позавчерашних дней, и вообще все и больше ничего.

К этому я пока не был готов.

В итоге, я ограничился длинной объяснительной запиской: дескать, уронил телефон на пол, он сломался, но теперь его починил ночной портье, все в полном порядке, ложусь спать.

Отправил по назначению полсотни с лишним знаков спасительного вранья и, дождавшись ответа, уснул, крепко и сладко, как только в детстве получалось.

Проснулся я от холода. Окно почему-то было открыто, влажный весенний ветер по-хозяйски хлопотал в моей каморке. А на подоконнике лежали сразу три фрагмента пазла – небо, небо и еще раз небо, ничего, кроме безоблачного голубого неба. Хорошее начало дня, кто бы спорил.

На завтрак мне подали кофе, рогалики, свежайший сыр и двадцать третий фрагмент пазла. Он затаился под салфеткой – трава, первый этаж очередного кирпичного дома, бирюзовая дверь и примерно половинка рыжего кота. Стало быть, вчерашнему черно-белому скучать не придется. Хорошо.

Двадцать четвертый фрагмент пазла – второй этаж нового кирпичного дома и край его крыши – лежал на стойке портье. Я немного поколебался, но в конце концов цапнул картонку и быстро сунул в карман. Маленький смуглый старичок, пришедший на смену давешней барышне, не только не возражал, но адресовал мне взгляд столь приветливый и радушный, что я решил расспросить его про город Отерив – а вдруг знает? Написал на бланке «Auterive», показал старику и даже вопрос задать не успел, дед добровольно и без принуждения обрушил на меня все свои познания об окрестностях Тулузы разом. Толку от этого было мало – в отличие от своей вчерашней коллеги, словоохотливый портье знал всего несколько английских фраз, необходимых для общения с постояльцами. Но я все-таки уяснил, что город Отерив:

– существует

– находится всего в тридцати с чем-то километрах от Тулузы

– туда ходят поезда с вокзала Тулуза-Матабью.

Я стоял как громом пораженный. Это что же, получается, я могу туда поехать? Просто пойти на вокзал, купить билет, и?..

Ну да.

И я побежал наверх за пальто. Даже про лифт забыл, и не зря, как выяснилось. Двадцать пятый фрагмент пазла – еще одна стена, на сей раз желтая, без единого окна, но с причудливо изогнутой водосточной трубой – поджидал меня на лестничной площадке между третьим и четвертым этажом. Двадцать шестой – красные крыши далеких домов и пышные кроны деревьев на еще более далеких холмах – лежал на тротуаре, сразу за порогом гостиницы. Зато за двадцать седьмым фрагментом, где помимо усыпанного темными ягодами кустарика красовалась недостающая часть давешнего рыжего кота, мне пришлось лезть в лужу – ночью, оказывается, прошел дождь, и теперь каждая выбоина на тротуаре мнила себя, как минимум, озером, но мне попался действительно выдающийся водоем. Картонка, как ни странно, совершенно не пострадала от влаги, а вот я, добравшись до вокзала, первым делом купил себе новые носки, надел их, выбросил мокрые и только потом отправился в справочную.

Двадцать восьмой фрагмент пазла – снова кирпичные стены и синие ставни – поджидал меня на полу возле окошка информации. Хорошая примета, подумал я – уже в который раз. Сунул строгому господину в форме заранее приготовленную бумажку с надписью «Toulouse – Auterive» и жирным знаком вопроса, несколько секунд спустя, он вернул ее, приписав: «11:40», – и жестом указал в противоположный конец зала, где вдоль стены выстроились автоматы, торгующие билетами. Я вздохнул, мысленно перекрестился и пошел пожинать плоды технической революции.

Билет я купил с третьей попытки и был горд собой чрезвычайно. Обычно освоение незнакомой техники отнимает у меня куда больше времени и душевных сил. И только спрятав билет в бумажник, я обнаружил, что стою на двадцать девятом фагменте пазла – далекие крыши, закрывающие горизонт, и лоскуток голубого неба.

До отправления поезда оставалось еще минут двадцать. Я купил чашку эспрессо в привокзальном кафе и провел там не худшие четверть часа в своей жизни, разглядывая коленки юных велосипедисток и яркие фартуки цветочниц. Поэтому на посадку пришлось не идти, а бежать, но подобрать с перрона тридцатый фрагмент пазла, на котором пестрели осколки стен, крыш, окон и печных труб, я все-таки успел.

Занял место в полупустом вагоне, перевел дух. Несколько минут глазел на проплывающие за окном пригороды Тулузы и только потом заметил на соседнем сидении очередной, тридцать первый по счету фрагмент пазла – трава и цветущая мимоза, аромат которой тут же заполнил вагон, так что немногочисленные пассажиры стали понемногу принюхиваться и оборачиваться по сторонам в поисках счастливого обладателя букета.

Я почему-то смутился, как будто меня поймали на горячем, да так, что встал и перешел в другой вагон. И это, как оказалось, было правильно: тридцать второй фрагмент пазла – все та же мимоза и кусок серой стены – валялся на полу в тамбуре. А тридцать третий – продолжение серой стены и распахнутые окна с зелеными занавесками – нашелся на откидном сидении возле двери, за которое я ухватился, когда поезд вдруг тряхнуло на стыке.

Тридцать четвертый фрагмент пазла – крыша серого дома, крошечные башни и далекие колокольни на заднем плане – выпал из моего собственного бумажника, когда я полез за билетом, чтобы предъявить его очаровательной юной контролерше, вооруженной компостером, похожим на бластер из фантастических фильмов. А когда она ушла, я вдруг почувствовал, что очень устал. Прислонился лбом к холодному оконному стеклу, закрыл глаза и не открывал их, пока звонкий женский голос не произнес длинную непонятную фразу, в которой однако фигурировало хорошо знакомое мне слово «Отерив».