Московские Сторожевые - Романовская Лариса. Страница 36

Девчонки тоже во всякие воспоминания ударились, все больше по амурной части, а я из-за стола вышла тихонечко, взяла горшочек с измельченными зернами и к балкону отправилась. Сейчас я эту пыльцу посею незаметно — хорошая вещь забей-трава, навроде успокоительного. Летает себе в воздухе, ветер ее носит где попало… Кто из мирских вдохнет — сразу успокоится, вся агрессия в нем поутихнет. Глядишь — один за водкой не пойдет, другой склочничать не полезет, третий ненавидеть разучится. Конечно, не навсегда, но все-таки… От внутренней тоски тоже отдыхать надо.

Забей-трава сыпалась ровно, летела сахарной пудрой, заменяя растаявший снег. Пальцы аж дрожали от нетерпения — истосковались они по колдовству. За такой работой про собственные тревоги забываешь. Да еще и прошлое во мне щекочется… Неудобно, что я ушла не попрощавшись, надо будет кое-кого из тех моих сослуживцев разыскать, извиниться чем-нибудь хорошим.

В комнату я вернулась умиротворенная: с улыбкой вошла, с улыбкой дверь балконную закрыла. Потом посмотрела на растопыренное на стремянке пальто. Словно опять бензином в лицо мне плеснули. Страшно, да.

Я опустилась в кресло, не выпуская из ладоней порожний горшочек. Очень не хотелось мне сегодняшнюю ночь вспоминать. Так, может, и не надо? Раз Старый вернулся, так и не нужно больше беспокоиться? Вот позвоню ему на днях, попрошу совета, всю ситуацию обрисую да еще про ту картинку расскажу, что у этого несчастного морфиниста в голове крутилась. Нет у меня к наркоманам никакого доверия. Может, ему привиделось это все, а мы по Москве будем как угорелые скакать, искать непонятно кого в синем костюме, который требует, чтоб честных ведьм бензином палили.

Я бы так и решила, наверное. Но тут еще одно воспоминание включилось. Как раз про НИИ. У нас ведь случайностей в работе не бывает. Все взаимосвязано, только не всегда понятно, по каким именно законам. Вот если бы так и с личной жизнью было, а? Ну про это я потом подумаю, сейчас важно не забыть, откуда я того мужчину в синем костюме помню. Я сама его в институтской библиотеке и спасла. Только он куда моложе был. Еще не мужчина ни разу — мальчик. И тоже в синем костюмчике, кстати сказать, — тогдашнюю школьную форму из подобного материала шили. Все-таки не зря нам жизнь ошибки кольцует: гимназиста своего первого я от смерти не уберегла, зато потом точно такого же от гибели отмахала, только пионера.

Год был, как сейчас помню, восемьдесят четвертый. У меня тогда с Семеном все непонятно было, а с мужем… вот забыла имя-то… Андрей или Антон? Неважно, я его Мусиком дома звала. С Мусиком все совсем хорошо обстояло. Если бы не одно «но» — он ребенка хотел, а я медлила. Не то чтобы категорически против, а… Как-то я в той молодости не планировала такого. Рано мне еще. А Мусику подобные вещи не объяснишь. Вот и крутила как могла, а сама тем временем к чужим детишкам присматривалась.

У нас, конечно, НИИ вроде как закрытый, с вахтером и пропусками, а все одно: то у кого в детском саду карантин, то у какой мамаши чадушко ключи от квартиры посеяло — вместе со сменной обувью и дневником с замечаниями. В общем, постоянно какие-то ребятишки перед глазами мелькали — и в районе, и в троллейбусе по дороге на работу, да и в родном институте крутились: после уроков к мамам-папам своим забегали. Не каждый день, конечно, но кое-кого я уже различала, у меня после работы в школе глаз был наметанный.

Вот и этого пухлощекого, который потом вырос и всякими оттопыренными наркоманами командовать стал, я тоже у нас там встречала. Сыночек Спицыных.

Была у нас такая пара в лаборатории, муж с женой. Им ни мебель, ни кафель, ни сапоги доставать не надо было. Они себя выше материальных ценностей ставили. Даже с нашей работы если чего в дом и несли, так только ленту для пишущей машинки и фотобумагу. Тревожные были люди, у меня в районе по кухням много таких собиралось. Некоторые и до сих пор встречаются, только говорят об ином.

В общем, я мальчонку их у нас в библиотеке видела иногда: чистенький такой, культурный, научными журналами интересовался. На него если кто и жаловался, так только библиотекарша Роза: дескать, младший Спицын все время коржики в читальном зале ест. А чего? Вкусные коржики были, как сейчас помню — по двенадцать копеек.

Ну вот, в тот день я, значит, этого мальчонку в нашей библиотеке и встретила. Зашла к Розке — у нее запасной кипятильник где-то был, мой в тот день перегорел. В читальном, естественно, тишина: пара лаборанток у окна пристроилась, спят на конспектах — они на вечернем отделении учатся. А мальчик, соответственно, сидит тихонько, «Вопросы химии» читает, выписывает себе что-то.

Пока Розка на абонемент за кипятильником ходила, я даже поумилялась немного: может, и мне такого сыночка себе родить? Будет такой вот светленький, пухленький, умненький… Я им гордиться буду, всему ведьмовству сама научу… И, в отличие от мамаши-Спицыной, буду следить за тем, чтобы ребенок всякую крахмальную дрянь из нашего буфета всухомятку не ел.

В общем, хорошо мне мое будущее дитятко представилось. Только похоже оно было не на меня или мужа Мусика, а на Сеню, с которым, ну честное слово, не было у меня тогда еще ничего. Мне аж самой страшно стало. Сперва за себя, а вот потом…

Мальчишка Спицын сидел на своем месте, не шевелился почти, читал — и щеки у него при этом так пламенели, будто внутри тех «Вопросов химии» лежал непотребный журнал или хоть роман об Анжелике. Я как-то про кипятильник забыла, подступилась к столу на цыпочках — да нет, статья как статья, что-то там по неорганике, я в этом и не понимала ничего.

А вот настрой мальчишкин мне ясно виделся: он о подвигах и славе мечтал, о геройской смерти и гибели врагов. Такое бывает, если приключенческий роман читать. Или хоть про похождения пионеров-героев: о них тогда много разных сказок было сложено. Но не вязалось такое с неорганической химией, вот ты хоть умри.

Умереть мальчишка, кстати, тоже был готов. От него этим желанием аж пахло — почти как от тех давно покойных декадентиков или от бомбистов-террористов. С последними даже сходства побольше было.

Я над читательским столом совсем нависла — вспугнула мальца. Он сразу статью ладошкой прикрыл — будто там и впрямь непотребство, запламенел не хуже, чем его галстук, а потом отчеканил вежливенько, что никаких коржиков он сейчас за столом не ест и нечего тут за ним подглядывать, а если мне журнал нужен, так он его обязательно вернет — но через четверть часа.

Я, естественно, ему киваю, улыбаюсь ласково, а сама все прислушиваюсь к тому, какие у него мысли в голове стучат. А мысли там сложные — как у швейцарских часов механизм. Звать мальчика Спицыных Веней, да только его в школе Винни дразнят — за сходство с мультипликационным медвежонком. Лет ему — неполных двенадцать, в правом кармане у него сорок семь копеек, а в левом дырка, носовой платок и треснувшая пробирочка с перманганатом калия; без буфетных коржиков жизнь как-то особо немила; в химии он и правда понимает, с такими-то родителями, а еще у него заветная мечта есть — геройски погибнуть во славу новой революции. Это он родительских кухонных разговоров наслушался и «слепую» перепечатку книжки одного кембриджского профессора прочитал — его же мамаша эту книжку на уведенной с работы машинке дома перепечатывала. Мамочки мои, это он бомбу тут изобретает! Ну это ж надо, а? Раньше студенты-террористы царя-батюшку убить мечтали, а этот пионер хочет Мавзолей Ленина вместе с собой взорвать. Уже и дату выбрал — девятнадцатое мая, день рождения пионерской организации. Их от школы на Красную площадь пошлют, на экскурсию в Мавзолей, вот он и торопится к этому дню, глупенький. Опять время петлю делает, новое поколение на тот же ошибочный путь выставляет.

Я бы и без того этим мальцом занялась, одних его мыслей для многих бед и глупостей достаточно, но тут — увы — не пустые мечты были. Мальчик Спицын и вправду дома какие-то опыты ставил то в ванной, то в кладовке. Родители не мешали даже — думали, что он фотопленку там проявляет. А у него взрывное дело на лад пошло. Ох ты!