Любимая - Грегори Джил. Страница 43

Взгляд Коула стал равнодушным, холодным. Джулиана поежилась. Опускалась ночь, укутывая этот восхитительный край в аметистовый мрак. Но Коул ничего этого не видел, его взор был устремлен в прошлое, где были боль, потери и тоска…

– Отцу до безумия хотелось вернуть «Огненную гору». Он потратил три часа, чтобы доехать до следующего города, и снова принялся за игру. Он еще раз заложил «Огненную гору», несмотря на то что документы на ранчо уже были переданы Джозефу Уэллсу. И снова проиграл. – Лицо Коула исказила гримаса. – Однако на этот раз он не смог заплатить. И не смог представить закладную. У него ничего не осталось. Ведь он уже лишился «Огненной горы».

Коул тяжело вздохнул. Джулиану охватил страх. Она чувствовала его ледяное прикосновение. В сумрачном свете лицо Коула было пепельным.

– И что было дальше? – прошептала Джулиана, чувствуя, что боится услышать ответ на свой вопрос.

Но знать надо было. Возможно, это поможет понять Коула. Возможно, ей удастся проникнуть в темные, таинственные глубины души этого отшельника.

– А дальше было вот что. На следующее утро Барнабас Слокум, владелец ранчо из соседнего графства, подъехал к нашему дому и потребовал представить закладную, как ему пообещал отец. «Огненная гора» была отличным ранчо, хорошо известным в этих краях. Слокум давно положил на него глаз.

Мой отец пришел домой на рассвете пьяный в стельку и спал как сурок, когда приехал Слокум. Дверь открыла мать. Она была очень красивой. – Голос Коула дрогнул, и у Джулианы мороз прошел по коже. – Мать ничего не знала о том, что произошло ночью. Отец все ей объяснил, а Слокуму заявил, что не может представить закладную, так как правами на «Огненную гору» уже владеет другой человек. Слокум взбесился. Уверен, ты не хочешь знать, что случилось потом.

Видит Бог, Джулиана не хотела, но должна была узнать все до конца. По его полному муки взгляду она уже догадалась, что произошло нечто ужасное, такое, что трудно вообразить. Сколько ему было в то время? Семь? Восемь?

– И что сделал Слокум?

Услышав ее испуганный шепот, Коул пристально заглянул ей в глаза. Немного поколебавшись, он заговорил:

– Он убил моих родителей и сестру. Но сначала он изнасиловал мать и Кейтлин. А отца заставил смотреть. Потом он и его люди убили их, всех до одного, по очереди. Я был последним. Меня держали, а я, глупый беспомощный малыш, вырывался и кричал… я все видел и слышал. Придушив Кейтлин и оставив ее, обнаженную, в пыли возле колодца, Слокум приказал своим людям избить меня. Они бросили меня умирать на дне оврага в полумиле от дома. Но прежде они привязали меня к лошади Слокума и приволокли туда.

– Нет. О нет, нет, – всхлипывала Джулиана, потрясенная до глубины души.

Она прижала руки к лицу, но слезы текли сквозь пальцы, ее плечи вздрагивали. То, что рассказал Коул, было чудовищным. Она не могла себе представить, что человек способен на такую жестокость. Сознание обжигал образ несчастного мальчика, ставшего свидетелем ужасов, которые Коул только что столь бесстрастно описал. Что-то надломилось в ней. Не думая ни о чем, повинуясь настоятельной потребности прикоснуться к нему, Джулиана нежно погладила Коула по лицу, словно стремясь успокоить его боль. Не успела она опомниться, как оказалась в крепких объятиях Роудона.

– Все в порядке, – прошептал он. – Не надо плакать, ведь это было двадцать лет назад. Двадцать долгих лет, – добавил Коул, удивляясь реакции Джулианы и гладя ее по мягким волосам. – Зря я тебе рассказал.

– Я хочу… услышать… остальное. Что… было дальше?

– Джулиана…

– Ты уже начал – так, пожалуйста, расскажи до конца, – настаивала она.

Коул вздохнул и продолжил:

– Слокум представил все так, будто на нас напали апачи. Должно быть, он подкупил свидетелей. Никто не поверил мне, восьмилетнему мальчику, сломленному, избитому, обезумевшему от ярости и тоски. Проезжавший через город судья отправил меня на Восток, в сиротский приют в Айове. Я провел там следующие восемь лет. Вот и конец истории.

Сиротский приют. У нее были хотя бы тетя Катарина и дядя Эдвард. И надежда на воссоединение с Уэйдом и Томми. У него же не было ничего. И никого.

– А Слокум? – отважилась спросить Джулиана. – Ты больше не встречался с ним? – В глазах Коула появилась такая ненависть, что она содрогнулась. – Ты нашел его?

– Я нашел его. – Его губы плотно сжались, взгляд устремился в никуда. – Мне пришлось ждать восемь лет, но я нашел его. И позаботился о том, чтобы он больше никого не убивал и не насиловал.

– Значит, ты убил его.

Коул не стал отрицать.

Джулиана сокрушенно покачала головой. Она не могла осуждать его. В детстве Коул стал свидетелем чудовищной сцены убийства своих родных, и это ожесточило его. Какие же они разные! После гибели своих родителей Джулиана, напротив, испытывала сильный страх перед кровопролитием и возненавидела любое проявление жестокости. Он же сделал насилие своей профессией.

Джулиана снова посмотрела на Коула, на его суровое лицо, и сердцем поняла, что в душе он не был кровожаден. Пусть его взгляд холоден и тяжел, но в нем никогда не мелькала жестокость. Он не испытывает удовольствия от убийства. Пусть его действия часто кажутся ей жестокими, но он живет в жестоком мире, населенном жестокими людьми. Он уверен в себе и свою силу использует не для притеснения слабых, а для истребления варваров, таких, как Люциус Дейн или Нож.

Коул Роудон вдруг взял ее за руки. Его глаза блеснули в озаренном лунным светом мраке.

– Да, Джулиана, я убил Слокума. Я убил многих, так что уже со счета сбился. Ты презираешь меня за это? Я не виню тебя. Ты женщина, причем выросла на Востоке – что тебе известно о жизни на Западе? Я думал, здесь ты увидела достаточно, чтобы понять кое-что. Однако ты ничего не поняла. Я вижу это по твоему лицу. Ты боишься меня. Возможно, так и должно быть. Возможно, я ничем не отличаюсь от животного.

– Нет! – Джулиана сжала его руку. – Я все понимаю… почти. Я ненавижу оружие, я ненавижу убийство… но я понимаю, что это необходимо. Ты… ты не животное. Ты не похож на Ножа, Кэша Хогана и им подобных. Коул, ты думаешь, я не понимаю, что ты за человек? – Из ее глаз потекли слезы возмущения. – Не понимаю ни этого дикого края, ни людей, которые живут здесь?

Коул смотрел на ее дрожащие губы, на текущие по щекам слезы, на влажно блестевшие глаза и вдруг невесело рассмеялся.

– О Боже, Джулиана, ты просто невозможна! В жизни не встречал такую. И если ты не перестанешь так смотреть на меня, то я не отвечаю за последствия.

– Последствия?

Ветер подбросил ее волосы, и они образовали золотистый нимб вокруг головы. Коул поймал одну прядь, мягкую, как бархат.

– Я хочу тебя, – глухо произнес он. Джулиана продолжала смотреть на него, завораживая своим искрящимся взглядом. – Прекрати, Джулиана, пока не поздно, иначе…

Вместо ответа она подошла к нему вплотную и обвила его шею руками.

– Иначе что?

Она заговорила как истинная кокетка. Ласково, игриво. Коул почувствовал, что теряет над собой контроль.

Джулиана улыбнулась. Она чувствовала, что стоит на пороге чего-то невероятного. При виде удивления на красивом лице Коула она ощутила, как по телу ее разливается сладостная истома. Его живые голубые глаза потемнели, в голосе зазвучали страстные интонации:

– Похоже, вы совсем не боитесь, мисс Монтгомери…

– Никогда не грозите женщине – вернее, не обещайте ей то, что вы не готовы исполнить, мистер Роудон, – с важным видом начала Джулиана, но Коул прервал девушку, завладев ее губами.

У Джулианы перехватило дыхание. Его поцелуй был требовательным, яростным. Он не нуждается в ней, убеждал себя Коул, проклятие, он ни в ком не нуждается, но все его существо вопиет об обратном. Когда она ответила на его поцелуй, Коула охватила неудержимая страсть. Несправедливо, в отчаянии подумал он, что с первой их встречи она завладела его мыслями, наполнила его душу смятением, распалила его желание. Он сделает с ней то же самое, хотя бы на одну ночь. Она сама попросила его об этом, она бросила ему вызов. Ну что за женщина! Хрупкая уроженка восточных штатов, но до чего же она необузданна! Горит, как свеча, в его объятиях, целует его с бесстыдством девицы из салуна, прижимается к нему всем телом. Коула охватили нежность и восторг. Он гладил Джулиану по спине, впитывал тепло ее тела, наслаждался ее ароматом. Им руководил не разум, а глубокая, настоятельная потребность, нечто сложное и запутанное, но в то же время мощное и пьянящее, как глоток виски. Движимый одной-единственной целью, он поднял девушку на руки и направился в хижину.