Любовь на всю жизнь - Фэйзер Джейн. Страница 15

— Трудно сказать. Ветер также непостоянен, как и женщина. — Он негромко окликнул рулевого: — А ты как думаешь, Джетро? Что будет с ветром?

— К утру может стихнуть.

— Что я скажу дома? — Оливия оперлась подбородком на руки. — Как я им все объясню?

— Почему мы, доходя до моста, не переходим через него

Энтони наклонился и провел кончиком пальца по ее щеке. — Вы так боитесь очнуться, Оливия? — Она покачала головой:

— Нет, но это всего лишь сон, и когда-нибудь мне придется проснуться.

— Да, конечно. Но не раньше завтрашнего полудня.

— Надеюсь, пробуждение не будет особенно неприятным, поскольку я все же похищена, — раздраженно сказала Оливия.

— Совершенно верно… А теперь идите спать.

Оливия нехотя поднялась со стула.

— Мне хотелось бы спать под звездами.

— Вы замерзнете.

— Даже под одеялами?

— Даже под одеялами.

— Оливия все еще колебалась, наблюдая, как он, развалившись, вертит в руках бокал с коньяком. Энтони ответил на ее взгляд, и в его глазах мелькнула лукавая улыбка. И еще какое-то странное обещание. Она вновь почувствовала заметную тяжесть внизу живота и тянущее ощущение в бедрах.

— Спокойной ночи. — Оливия двинулась к трапу, ведущему вниз, на главную палубу.

Энтони ничего не ответил.

Каюта была вымыта и прибрана; над кроватью, отбрасывая мягкий золотистый свет на полированное дерево и яркие турецкие ковры, горела лампа. Решетчатые окна были закрыты и задернуты парчовыми занавесками.

Оливия отодвинула занавески и вновь открыла окна. Над морем царила дивная ночь. Девушка оглядела каюту еще раз. Кровать застелили свежим бельем; край покрывала был предусмотрительно отвернут. Оливия развязала изумрудный пояс, аккуратно сложила и вернула на место во встроенный шкафчик и начала уже развязывать тесьму на воротничке ночной рубашки, как вдруг взгляд ее упал на шахматную доску.

Ах да, Энтони же предложил ей другую задачу. Она подошла ближе и задумчиво нахмурилась, теребя пальцами шнурок. Задача оказалась не такой простой, как предыдущая.

Зевнув, Оливия потеряла к ней всякий интерес. Утром на свежую голову она за минуту все решит. А теперь главное — решить, в чем спать. Ее импровизированное платье слишком похоже на настоящее, чтобы выполнять двойную роль, и, кроме того, оно понадобится ей утром.

С момента своего появления на «Танцующем ветре» Оливия спала обнаженной, а потому, поразмыслив, решила не менять заведенный порядок и этой ночью. Стянув ночную рубашку, девушка аккуратно, как прежде пояс, сложила и убрала ее, а затем перелезла через деревянный бортик кровати. Простыни оказались прохладными и хрустящими, а сама кровать удивительно знакомой.

Повернувшись на бок, Оливия закрыла глаза и успела отметить, что лампа все еще горит. Впрочем, какая разница? Ей этот слабый свет не мешает, а лампа погаснет сама, когда выгорит все масло…

Среди ночи она проснулась; в каюте было темно. И в постели был кто-то еще. К мягкой пуховой перине ее прижимала чья-то тяжелая рука. Кроме того, на ее бедре лежала чья-то нога. Замерев от страха, Оливия прислушалась к спокойному и размеренному дыханию соседа. Оказалось, он тоже был обнажен.

— Я разбудил вас? — сонным голосом спросил пират.

— Вы в моей постели!

— Вообще-то это моя постель.

Он опять насмешничал, и это чувствовалось даже сквозь пелену сна.

— Но в ней же сплю я, — возразила она и удивилась: интересно, почему она не кричит, охваченная девическим негодованием? Ведь каждая клеточка ее тела остро чувствовала физическое присутствие Энтони. Это не сон, а реальность, реальнее и быть не может!

— Три ночи эта кровать была моей… или четыре? — пробормотала она.

— Эта была бы четвертой, — ответил Энтони, защекотав Оливию своим дыханием. Рука, обнимавшая ее за талию, сползла, и он положил ладонь на живот девушки.

Она попыталась оттолкнуть руку Энтони, но это было все равно что пытаться сдвинуть гору. Кроме того, она не слишком упорствовала.

— Раньше вы в ней не спали, — запротестовала Оливия.

— По мнению вашего врача, вы были слишком больны, чтобы с кем-либо делить постель, — многозначительно ответил он. — Теперь ваше состояние изменилось.

От руки неподвижно лежащей у нее на животе, исходило тепло, и — странное дёло — она не таила в себе угрозы. Другая рука Энтони тем временем коснулась ее спины, скользнула между лопаток, погладила шею, а потом обхватила затылок. Ощущение восхитительное и настолько знакомое, словно он таким образом уже прикасался к ней раньше.

— Расслабься. Просто лежи спокойно и отдавайся чувствам.

Целуя ее шею, Энтони свободной рукой принялся ласкать грудь Оливии. Ее соски стали твердыми, как от холодной воды. Казалось, она вновь погружается в мир грез прошедших дней, где ее разум плыл по воле волн, а тело едва чувствовало прикосновение пуховой перины.

Пальцы Энтони ласкали ее бедра, скользили ниже, задерживаясь в мягких ямочках под коленями. Она чувствовала все его крепкое тело и представляла так ясно, как будто смотрела на него. Маленькие соски, такие не похожие на ее собственные и казавшиеся крошечными пуговичками на его широкой груди, пупок на втянутом животе, темная дорожка волос, ведущая вниз, к его мужскому естеству.

Но то, что раньше пребывало в спокойствии, теперь буйствовало. Она ощущала его твердую плоть, прижимавшуюся к складкам между ее бедер. Восторг, грешный и неистовый, пульсировал в потаенных местах ее тела.

Она вдруг вся напряглась, вытянув ноги, и выдохнула:

— Я не собираюсь выходить замуж. Никогда. Я никогда не выйду замуж!

— Похвальное намерение, — прошептал пират, касаясь губами ее волос, и его ладонь скользнула между ее бедер. — И я его разделяю.

Он ласкал внутреннюю поверхность здорового бедра Оливии, пока она снова не расслабилась и ее тело не обмякло.

— Но мы не можем заниматься любовью, если не намерены пожениться, — запротестовала Оливия.

— Безбрачие совсем не то же самое, что целомудрие, — напомнил ей Энтони, касаясь языком ее уха, а затем прихватывая зубами мочку. — Мы это уже обсуждали.

— Но… но я могу з-забеременеть, — пробормотала Оливия, удивляясь, почему это вдруг перестало ее пугать. — Тогда нам придется пожениться.

— Я позабочусь, чтобы этого не случилось, — ответил он, и она расслышала в его голосе еле сдерживаемый смех. — Ты ведь еще невинна, несмотря на всю свою ученость. Умственные упражнения не заменят действительность, милая.

Оливия ничего не ответила.

Энтони перевернул ее на спину. В неярком свете, льющемся из открытого окна, она увидела его лицо. Он приблизился, чтобы поцеловать ее в губы, и она еле слышно вздохнула.

Для мужчины у него были необыкновенно мягкие и нежные губы. Под нажимом его языка раскрылись и ее губы. Она ощутила вкус вина и коньяка, брызг соленых волн, которые раскачивали «Танцующий ветер», и ветра, наполнявшего паруса фрегата.

С неожиданной жадностью Оливия вобрала в себя его язык, Энтони тотчас обхватил ладонями ее лицо. Она ответила тем, что взъерошила его волосы. Больше не сдерживаемые черной лентой, золотые, как гинеи, локоны Энтони рассыпались по его плечам. Когда она откинула его волосы и тоже сжала ладонями его лицо, оно осветилось загадочным сиянием луны за окном.

— Ты мне снишься, — сказала Оливия.

— Нет, не снюсь, — возразил Энтони и коленом раздвинул ей бедра.

Оливия почувствовала, как ее тело подалось ему навстречу, и в ожидании наслаждения жаркая влажная волна захлестнула ее лоно. Руки Энтони скользнули под ее ягодицы и чуть приподняли. Проникновение его плоти ошеломило ее, но лишь на секунду, затем появилось ощущение блаженства, и она подчинилась его воле. Запустив пальцы в золотистый водопад его волос, она впилась зубами в его губы и мгновенно уловила ритм движений его тела.

— Ты просто чудо, — прошептал Энтони,

— А ты — сон, — ответила Оливия. — Пусть бы он снился мне всегда.