Черный завет. Книга 2 - Булгакова Ирина. Страница 12

— Имя! Дура, скажи мне его имя! — бесновалась ведьма, но черты по-прежнему не переступала. — Ты, сука, с ним не справишься! С ним могу справиться только я — отдай мне его имя!

— Вернись в тело, — без всякого выражения сказал демон. — Еще миг и мы умрем вместе.

"Тебя не жалко", — хотела сказать Роксана, но мертвые губы, уже покрытые синевой, не слушались ее. Она заметалась, поднимаясь к потолку, потом опустилась ниже, к своему собственному, пугающему неподвижностью лицу. Но как вернуться, по-прежнему себе не представляла. Не признаваться же демону в том, что она не знает, как это сделать!

— Посмотри мне в глаза, — демон приблизил лицо, — просто посмотри.

Она сделала то, что он просил… Но лучше бы этого не делала. Остановившееся сердце судорожно затрепыхалось в груди, только ужас, владевший Роксаной, заставил его очнуться. Первый вздох она пережила так, как когда-то пережила первый удар кнута.

Вблизи его глаза остались такими же бесстыдно васильковыми, лишь уверенность в собственных силах истаяла без следа.

— Ну, — язык с трудом ворочался в распухшей, полной крови гортани. — И зачем ты… мне нужен… с договором.

Вместе со словами изо рта текла кровь.

— Я твой слуга.

— Что ты… можешь, слуга…

— Я могу всё. Приказывай.

— Тогда, — она закашлялась, но утереться было нечем. — Убей ведьму и освободи меня.

Он не кивнул головой, не сказал "хорошо", не уточнил приказание — демон сразу оказался в центре круга, легко переступив защитную черту, пропустившую его со звуком лопнувшей струны.

Ведьма по-прежнему сидела на корточках, прижимая к груди нож. Стеклянные глаза смотрели на демона, застывшего перед ней — сложенные крылья не шелохнулись. На ее лице отражалась непередаваемая гамма чувств. Она силилась понять, что уже не находится под защитой выжженной неистовым огнем и обагренной чужой кровью черты. Ее губы шевелились, глаза растерянно перебегали с демона на Роксану.

Вдруг ведьма коротко взвыла и молниеносно выпрямившись, взмахнула ножом. Там, где прежде стоял неподвижный демон, лезвие со свистом вспороло тяжелый воздух. Демон стоял у нее за спиной и хрупкие руки, перетянутые веревками жил, лежали у нее на плечах. В последний момент ведьма пыталась повернуться, чтобы встретить смерть лицом к лицу, но демон устал ждать. Легко как соломенную куклу он поднял ее над головой. От странного зрелища невозможно было отвести взгляд: обнаженный, и оттого казавшийся уязвимым демон и беснующаяся в его руках ведьма, как дикий зверь, презревший всякое представление об опасности.

Легко, будто играючи, демон швырнул ведьму в стену. Удар был страшен. Черная поверхность зеркал пошла сетью мелких трещин. Мерзкий хруст сломанных костей и крик боли слились в один шум. Череп ведьмы разлетелся на куски как гнилой плод. То, что медленно сползало по стене, цепляясь вывернутыми конечностями за стыки между камнями больше не было человеком

Наверное, после убийства ведьмы, демон выполнил и второе приказание. Но так ли было на самом деле, Роксана не знала. Когда демон, отвернувшись от изломанного тела оказался рядом с ней, все поплыло перед глазами. Из последних сил девушка цеплялась за действительность: в голове птицей в клетке билась единственная мысль, что беззащитным будет тело, оставленное наедине с демоном. И не удержали васильковые глаза — рухнула в небытие как в трясину, тотчас сомкнувшуюся над головой.

4

— Смотри, — Ириния пихнула Роксану вбок. — Опять пришел.

Корнил стоял у самой клетки, широко расставив ноги, будто ждал, что вот-вот непокорная рабыня бросится на него, вгрызаясь зубами в железные прутья. Темные брови сошлись у переносицы. Опаска тенью набегала на хмурое лицо главаря разбойников. Корнил приходил каждый день, изучал Роксану с безопасного расстояния и уходил ни с чем.

Чаще всего Роксана отвечала ему тем же изучающим взглядом, иногда старалась его не замечать и очень редко не замечала его на самом деле. Ей нечем было его удивить, поэтому ей приходилось изо дня в день терпеть его молчаливое присутствие. Ириния говорила, что видела Корнила и ночью, когда однажды вставала по нужде к отхожей яме, вырытой в углу клетки и стыдливо прикрытой дощечкой.

Роксана могла только догадываться, чего именно ждал от нее суровый главарь. События той ночи отпечатались в памяти как диковинный сон. И так же как сновиденье — сколько его не храни — со временем распалось на отдельные фрагменты. Беснующаяся в круге ведьма, душа, устремленная вверх, внушающее страх существо, сидящее у ног — где сон, где явь? Реальной была рана на ноге, от которой через день не осталось и следа, да стертые железом запястья и щиколотки, впрочем, доставлявшие столько же неудобств, сколько и рана на ноге.

Недолго предстояло Корнилу любоваться рабыней, оставшейся в живых вопреки его воле. Поговаривали, что неделю спустя разбойники повезут рабов в Гранд на ярмарку, где каждого ждала своя судьба. На севере рабыням предстояло заново обретать место под лучами Гелиона, и неизвестно еще, как вспомнится прежняя жизнь, вполне может так статься, что кнут — малым наказанием покажется.

И свежеиспеченных рабов, из которых один по-прежнему каждый день проверял железную клетку на прочность, тоже ждала новая жизнь.

Скрыть от рабов приготовления к поездке было невозможно, поэтому никто не удивился, когда через неделю после памятной для Роксаны ночи, ранним утром вооруженные до зубов разбойники вывели рабынь из опротивевшей клетки и погрузили на повозки. Девушки, привыкшие подчиняться чужой воле безропотно заняли свои места. Чего нельзя было сказать о степняках, так и не смирившихся с собственной участью. Их выводили по одному, соблюдая осторожность. Но даже у Фагран-дэя хватило здравого смысла не предпринимать попыток к бегству — веревочная петля, того затянутая на шее располагала к этому как нельзя лучше.

Десяток повозок, каждая запряженная четверкой лошадей гигантской змеей растянулись по грязной дороге. Пыль, едва прибитая кратковременным дождем, согретая лучами Гелиона, скоро заклубилась облаком. Роксана то и дело чихала, но места у борта повозки не меняла. Матерчатый полог, закрепленный на железных осях и призванный скрывать содержимое повозок от посторонних глаз был сорван. Частая решетка по-прежнему делила небо на квадраты.

Иринии, не отходившей от Роксаны ни на шаг, и место досталось в одной повозке. После давнего разговора Леон тоже старался держаться в непосредственной близости. Ощущая себя курицей, окруженной цыплятами, Роксана ловила себя на том, что эти молчаливые, полные нелепой надежды глаза, вселяют ей чувство уверенности в том, что она действительно может им чем-то помочь.

Влажный воздух и близость реки меняли окружающую природу. По обеим сторонам дороги тянулось редколесье. Конечно, до настоящих лесов, тех, что своим величием поражали воображение, было еще далеко. Но буйное цветение низких кустов багряника, встречавшего и провожавшего обоз с рабами, радовало глаз праздничным красным цветом.

Леон сидел рядом с Роксаной. С той ночи, когда она вернула его к жизни, он смотрел на нее как смотрит собака, обретя нового хозяина. Такая молчаливая признательность пугала девушку. Тем, что находила отклик в душе — чувство ответственности за жизнь другого человека.

Был еще один человек, питающий к обществу Роксаны болезненное пристрастие, однако к рабам он не имел никакого отношения. Рядом с повозкой, не удаляясь и не приближаясь — на поджарой кобыле солодовой масти ехал Протас. Темные кудри закрывали пол-лица, но это не мешало короткому острому взгляду время от времени вырываться на свободу. Тогда Роксане приходилось дарить ему ответный — не хотела, чтобы у него сложилось обманчивое впечатление будто она его боится. Эта бестолковая игра в пятнашки продолжалась до тех пор, пока девушке не надоело.

— Я бы на твоем месте не стал бы радоваться, что в живых остался.

В первый момент Роксане показалось, что Протас разговаривает с лошадью. Уж больно ласково звучали его слова, а рука в такт словам нежно похлопывала норовистую лошадь по холке. Сомненья развеялись сразу после того, как разбойник убрал волосы со лба и посмотрел на девушку.