Черный завет. Книга 2 - Булгакова Ирина. Страница 6

— Хорошо, — наконец, произнесла старуха и Роксана облегченно перевела дух.

Старуха вышла из комнаты, закрыв за собой дверь. По старости она все время забывала, что хозяин не любил закрытых дверей. Так или иначе — не воспользоваться предоставленной возможностью было глупо. Дождавшись, пока Гульнара пройдет в сени, девушка с великой осторожностью скользнула следом за ней. Кто будет разбирать, что входная дверь скрипнула дважды?

Взяв по приказу старухи тяжелый поднос, Роксана поднималась по ступенькам, боясь расплескать не чайник, а те мысли, что так и не привели ее к решению. В конце концов, если ей суждено умереть, она захватит с собой одного из кочевников — пусть и таким способом — это ли не то, к чему следует стремиться?

Вошла в комнату, преодолевая слабость в ногах. В глубине души надеялась, что выбор уже сделан без нее. Пиала хозяина убедила ее в обратном. Сидевшие на корточках перед столиком кочевники молчали, словно сама судьба готовила им посуду для чаепития. Молчание Шанан-дэя было исполнено тайного ожидания и Роксана вдруг поняла: пусть умрут сотни кочевников, это не доставит ей радости, если останется в живых ее прежний хозяин.

Ярко горели свечи, дурманила голову Сон-трава. И так легко объяснить то, что дрогнула рука, выставлявшая с подноса свежий чайник. Пиала с отравой опрокинулась. Темный напиток залил не только столик — несколько капель попали на подушку, на которой возлежал Ханаан-дэй. Как во сне Роксана наблюдала за тем, как по подносу растекается лужа. Хотела одернуть руку и не смогла. Цепкая рука хозяина волчьим укусом сжала запястье.

У Шанан-дэя вырвался возглас. В нем не сквозило злорадство от ожидания скорой расправы — Роксану обожгло вздохом разочарования.

— Убери, — коротко приказал хозяин, спасенный от постыдной для воина смерти и отпустил ее руку.

Она выходила из комнаты, по-прежнему не поднимая глаз, как положено воспитанной в строгости рабыне. Ей ни к чему было видеть, какими взглядами проводили ее степняки. Ханаан-дэй задумчиво смотрел на нее как на своевольную, несмотря на побои лошадь, показывающую свой норов. А бывший хозяин…

Его взгляд, полный ненависти, толкал ее в спину. Да так, что она едва не споткнулась на пороге.

2

Роксане не спалось. В углу храпел дед Фокий. Ему вторила Ларетта, прижавшись к боку Роксаны.

Скоро рассвет. Наступающий день прибавит забот и вряд ли удастся отдохнуть. Роксана перевернулась на другой бок, потревожив Ларетту.

Рука не болела. Осталась лишь синяя полоса от железных пальцев Ханаан-дэя, обегающая запястье — благодарность за то, что спасла ему жизнь. Еще спасибо ему следует сказать за то, что не высек ее принародно, сорвав до пояса рубаху. Болела душа — а рука, лишь напоминание о том, что не отправился в мир иной степняк, и виной тому — она. Напрасно объясняла себе, что спасала в первую очередь собственную жизнь. Все равно, рядом с ее жизнью рука об руку шла другая. И только благодаря ее стараниям, Ханаан-дэй спокойно спал у себя в доме, в то время как по обычаю степняков должен был бы серым пеплом кружиться над землей.

Девушка так и не смогла заставить себя заснуть, поэтому первой услышала далекий крик.

— Тревога!

Роксана подняла голову и прислушалась. Бесконечно долгими показались ей мгновения, когда единственное слово, забытое, и оттого непривычное вдруг всколыхнуло волну надежды в душе. Хотелось верить: то, что означало тревогу для степняков, наверняка сулило если не избавление от рабства, то, по крайней мере, перемены к лучшему.

Лежавшая рядом Ларетта вздрогнула всем телом и открыла глаза.

— Что случилось? — тихо спросила она.

Сон рабов чуток. Проснулась тетка Марьяна, поднял голову дед Фокий. Заворочались остальные.

— Что? Что-то случилось? — настойчиво вопрошала Ларетта.

Новый крик, уже подхваченный десятками голосов, заставил Роксану вскочить и буквально вытолкнул из сарая, где вповалку лежали те, кого волнение еще не коснулось.

Во дворе царила суматоха. Мимо Роксаны носились сородичи, еще не понимающие чего и откуда ждать. Посреди двора стоял один из детей Фагран-дэя и истошно вопил. У стены бревенчатого дома степняк седлал нервно вздрагивающую лошадь.

Роксана бросилась к соседнему дому, но на полдороге остановилась как вкопанная. Прямо на нее мчался всадник, сдерживая несущуюся галопом лошадь.

— Я-сса-а! — закричал он и Роксана в последний момент отскочила в сторону. Ее обдало горячим дыханьем лошади и всадник пронесся мимо. Она обернулась ему вслед, но быстрее ее взгляда степняка достала стрела с незнакомым черным оперением. Она вонзилась всаднику между лопаток и тот тяжело завалился вбок. Лошадь продолжала галоп, неся на себе уже мертвого кочевника.

— Разбойники! Разбойники! — душераздирающе кричал кто-то.

И тут как по сигналу на деревню, с трудом пробуждающуюся от предрассветного сна, обрушилась лавина звуков. Безостановочно визжала какая-то женщина, слышалось ржание коней, пронзительный свист и предсмертные хрипы. Потом к какофонии звуков добавился звон мечей и гортанные крики кочевников.

Темнота скрывала от Роксаны подробности. Она видела, как у входа в сарай, освещенный зажженным факелом мечутся мало что понимающие люди. У Роксаны не было никакого желания на своем примере убеждаться в том, прав ли был дед Фокий, когда доказывал, что для разбойников нет ни своих, ни чужих. Охваченная нарастающим волнением, она ринулась было за угол сарая и лицом к лицу столкнулась с Лареттой. Чтобы удержаться на ногах, Роксане пришлось схватить ее за плечо. Рука скользнула вниз по горячей и липкой влаге. Еще не понимая, что произошло, Роксана успела подхватить падающее тело.

— Спа…сайся, — прошептала Ларетта и судорожно всхлипнула. — Не… поминай… лихом.

— Ларетта… Ты ранена? — Роксана пыталась в темноте отыскать на теле женщины рану, чтобы перевязать, но вся рубаха была залита кровью. — Куда, куда тебя ранили?

Ларетта не ответила.

— Бе…ги, — все, что сказала она. Шумное дыхание, со свистом вырвавшееся из ее легких прервалось и Ларетта затихла.

Словно для того, чтобы Роксана заглянула в лицо смерти, улица озарилась светом близкого пожара. Ярко вспыхнула крыша дома, изрыгая в рассветное небо снопы огня. Сухое дерево занялось быстро. Огненные ручьи пробежали по крыше сарая, чтобы оттуда перекинуться на крышу соседнего дома. Треск огня обрушился на обезумевших от страха людей так, что заглушил свист, лязг оружия и мольбы о помощи.

Роксана, превозмогая душевную дрожь, прислонила Ларетту к стене сарая. В открытых глазах, потерявших выражение, плясали языки пламени. Человеческой плоти предстоит сгореть вместе с деревней, откуда Ларетта была родом. И это казалось Роксане лучшей участью, чем оставить тело на растерзание диким стаям падальщиков. Только Ларетте видеть это было ни к чему — душа, еще не расставшаяся с телом могла испугаться и превратиться в Отверженную. Ту, которую не принимает ни тот мир, ни этот.

— Покойся с миром, — Роксана закрыла мертвые глаза.

Забрезжил рассвет. Первые лучи Гелиона с яростью пожирали огненные сполохи пожара — и уже не таким всесильным казался он в бледном свете наступающего дня.

Роксана осторожно заглянула за угол, боясь попасться на глаза как степнякам, так и разбойникам. У крыльца дома, объятого пламенем, задержался всадник. В стремя намертво вцепился старик, удерживая рвущую поводья лошадь.

— Сдохнешь! — кричал старик и седая борода тряслась от гнева. — Со мной сдохнешь, проклятый Раахат! Не пущу! Пусть разбойники тебя порешат, раз я не смог! Сам сдохну и тебя заберу! Натерпелись, сволочи, от вас!

Степняк хлестал старика плетью по согнутой спине, по плечам. На морщинистом лице горели яркие полосы и кровь окрашивала задранную кверху бороду. Сухие пальцы старика, сжимающие стремя, можно было отрезать только ножом.

— Сдохнешь! Со мной сдохнешь!

Горячий конь нервно переступал копытами, но старик, тяжким грузом волочившийся рядом, сковывал движения. Босые пятки чертили борозды в сухой земле. Кочевник выхватил из ножен саблю — удар — и старик захлебнулся криком. Ноги подогнулись и тело обмякло. Даже мертвый он оставался обузой. Степняку пришлось, теряя драгоценное время, силой разжимать пальцы старика, сведенные последней судорогой. Он справился, когда на улице появилась тройка всадников.