Непокорный ангел - Фэйзер Джейн. Страница 45
— Как же так? — У Генриетты пропало всякое желание шутить.
— Мы везем много товаров, — сообщил ей Дэниел. — Наш капитан по своему разумению решил, что нет нужды загружать трюмы невыгодным грузом, таким, как порох и ядра.
— Что будет, если они захватят нас?
— Твоя неудачная шутка может оказаться вовсе не шуткой, — сказал он.
— Мы отдадим им груз. Они, конечно, будут удовлетворены этим. — Господин Браунинг побледнел и затих.
— Будь все проклято на свете! Но я не отдам свой корабль. Он стоит тридцать тысяч фунтов! — проворчал капитан, сделав еще глоток бренди. — Дайте людям по чарке и очистите палубу, — приказал он боцману. — Мы будем сражаться с тем, что у нас есть. Хороший голландец стоит двух таких дикарей!
— Судя по скорости, они хорошо укомплектованы людьми, — задумчиво сказал Дэниел, глядя на быстро приближающееся судно. — Но мы можем обмануть их.
— Как? — спросила Генриетта немного нерешительно, боясь снова нарваться на острое замечание мужа.
— Демонстрацией своей мощи. — Он повернулся к капитану. — Господин Алмар, если на галере решат, что мы военный корабль и не заметят ничего такого, чем можно было бы поживиться, возможно, они раздумают связываться с нами и отправятся на поиски другой добычи.
— Верно. — Голландец одобрительно кивнул. — Мы выкатим все пушки, до зубов вооружим команду и очистим палубу от всего, кроме орудий. Отправьте женщин вниз. Женщинам не место на военном корабле, а если эти дикари что-нибудь учуят, нам не удастся их провести. Вы тоже, сэр, спускайтесь вниз. — Он махнул рукой в сторону господина Браунинга. — Вы выглядите, как купец… слишком пухлый.
Браунинг возмущенно фыркнул, однако повернулся к трапу, подталкивая вперед свою причитающую жену и бормоча, что он заплатил большие деньги не для того, чтобы защищать груз капитана, и что он не шевельнет и пальцем ради него.
— Дурак, — бесстрастно заметил Дэниел. — Пойдем, Генриетта, ты должна находиться в каюте. Я только возьму свой меч и пистолеты, господин Алмар, и сразу же присоединюсь к вам.
— О, но ты не можешь заставить меня сидеть внизу, когда тебе угрожает опасность, — запротестовала Генриетта, отталкивая его руку. — Я спрячусь на полубаке.
— Милостивый Иисус, Генриетта! Когда ты наконец поймешь, что все это очень опасно? — воскликнул Дэниел, толкая ее вперед. — Эти турки на вооруженной галере гонятся за нами не просто так.
— Я понимаю и поэтому хочу быть рядом с тобой, — сказала она, полагая, что ее желание вполне обоснованно.
Дэниел ничего не ответил. В каюте он пристегнул меч, перекинул через плечо нагрудный патронташ и сунул за пояс пару пистолетов. Генриетта с несчастным видом сидела на узкой койке, на которой они спали вместе. Дэниел чуть приподнял ее голову за подбородок и с улыбкой сказал:
— Не надо дуться, моя фея. — Однако выражение ее лица не изменилось, и он добавил, чтобы успокоить жену: — Это не потому, что я не хочу, чтобы ты была рядом со мной, милая, но если я буду беспокоиться за тебя, то не смогу помочь Алмару.
— А если тебя убьют, меня поместят, как рабыню, в гарем, — сказала Гэрри, отворачиваясь, чтобы спрятать свои дрожащие губы.
— Не думаю, что тебе уготована такая судьба, — возразил Дэниел, решив больше не тратить времени на уговоры. — Я вернусь, как только минует опасность. — Он вышел из каюты, плотно прикрыв дверь. Сделал шаг к трапу, но вдруг остановился, нахмурился и вернулся к каюте. Вспомнив, как поступила Генриетта в Ноттингеме и в Лондоне, когда казнили короля, Дэниел решительно запер дверь на засов.
Генриетта ясно слышала скрежещущий звук задвигаемого засова и застыла, не веря своим ушам. На глаза навернулись слезы обиды и гнева. Вскочив на ноги, она бросилась к двери и начала стучать кулаками и громко кричать.
Поднявшись на палубу, Дэниел обнаружил, что корабль приготовился к бою. Две сотни мужчин, вооруженных мечами, ножами и пистолетами, выстроились вдоль бортов, а также заняли свои места возле пушек, нацеленных на приближающуюся галеру. Не было видно никаких признаков, указывающих на то, что это торговое судно, — ни тюков с шелком и хлопком, ни венецианского стекла, ни голландского фарфора, ни фламандских гобеленов.
Дэниел занял место на юте рядом с капитаном. Когда Алмар передал Дэниелу подзорную трубу, он молча взял ее и направил на приближающуюся галеру. Она шла на всех парусах, вспенивая носом волны, и представляла собой великолепное зрелище. Сотня пар весел рассекала воду, ритмично поднимаясь и опускаясь, помогая ветру. Когда галера подошла ближе, от нее понесло ужасным зловонием, испортившим свежесть соленого морского воздуха.
— Черт побери! — Дэниел закрыл себе рот и нос, а капитан сплюнул за борт.
— Это воняют галерные рабы. Они прикованы к веслам и никогда не освобождаются. Время от времени их поливают из шланга, когда запах становится слишком сильным для деликатных носов хозяев. — Он обратился через плечо к матросу за штурвалом: — Рулевой, развернуть судно против ветра! — Огромный корабль медленно развернулся, паруса поникли, и судно замедлило ход.
Генриетта на нижней палубе почувствовала, что движение изменилось и пол под ней начал медленно покачиваться на волнах. Она отбила руки, колотя в дверь, и осипла от крика, но тем не менее вопреки здравому смыслу продолжала стучать и кричать, страстно желая выбраться из заточения и самой увидеть, что происходит наверху. Только там она могла решить, как лучше помочь Дэниелу.
Внезапно заскрипел засов, дверь открылась, и перед плачущей, обезумевшей Генриеттой возник встревоженный юнга.
— О, скорее! — сказала она, вытирая слезы. — Ты должен дать мне свою одежду. Вот, возьми это. — Подбежав к матросскому сундуку, она вытащила кожаный мешочек, достала из него полкроны и протянула ошеломленному юноше. — Поторопись.
Тот взял монету, повертел ее в руке и пожал плечами. Не его дело обсуждать причуды этой сумасшедшей женщины, а полкроны есть полкроны. Он снял голубую шерстяную шапочку, грубую замасленную куртку, потертые штаны и протянул все это сгорающей от нетерпения Генриетте, оставшись в нижней рубашке и кальсонах.
Генриетта быстро переоделась. Юноше было не более двенадцати лет, однако ей пришлось подвязать штаны веревкой, а куртка целиком поглотила ее хрупкую фигуру. Заплетенные в косы волосы исчезли под голубой шапочкой. На ноги надеть было нечего, и она босиком поднялась по трапу на верхнюю палубу, где прекратилось всякое движение и стояла напряженная, почти осязаемая тишина. Генриетта решила, что ничего страшного не произойдет, если она пристроится к морякам, стоящим вдоль борта. Бросив быстрый взгляд вверх, она с удовлетворением отметила, что Дэниел по-прежнему жив и здоров и стоит рядом с капитаном. Генриетта решила остаться на верхней палубе, откуда могла без риска наблюдать за ними обоими и за происходящими событиями.
Галера подошла против ветра к правому борту их судна и теперь мягко покачивалась на волнах с повисшими парусами и неподвижными веслами. На полуюте стояла группа бородатых, смуглых мужчин. Легкий ветерок трепал их широченные штаны, грозные изогнутые лезвия ятаганов на их поясах блестели на солнце.
Ветер слегка изменился, и Генриетта задохнулась от ужасного зловония, исходящего от галеры. Матросы, стоящие рядом с ней, закашлялись, поспешно закрывая рты и носы. В течение довольно долгого времени команды обоих судов оценивающе разглядывали друг друга под яркими лучами солнца.
Затем один из турок подошел к поручню и обратился к капитану Алмару на ломаном английском языке, используя терминологию, понятную морякам разных стран. Он потребовал представиться. Голландец ответил, что это голландский военный корабль, курсирующий в здешних водах для защиты своих торговых судов. Это сообщение было встречено молчанием, люди на галере совещались.
— Какой-нибудь дружеский жест с нашей стороны мог бы сослужить нам хорошую службу, — задумчиво заметил Дэниел. Капитан Алмар вытащил из кармана куртки кожаный мешочек с лучшим голландским табаком. Оглядев команду, он заметил маленькую фигурку юнги.