Китти и Полуночный час (ЛП) - Вон Кэрри. Страница 42

Кормак начал уходить.

— Постой! — крикнула я. — Я хочу, чтобы ты посмотрел.

— Зачем?! — резко выкрикнул он.

— Я хочу, чтобы ты запомнил мой облик и случайно не подстрелил.

— Если я когда-нибудь выстрелю в тебя, то это не будет случайно.

Я приблизилась к нему голая, не испытывая стыда. Я стояла на краю потустороннего мира, и человеческая мораль здесь не действовала. Я не знала как быть в такой ситуации, когда волчица смотрела моими глазами.

Я сделала шаг в сторону, не сводя с Кормака глаз.

— Вот твой шанс. Если ты решила перекидываться, то заканчивай побыстрей, а то мне всё время приходится оглядываться.

Я не знала, сколько времени я простояла, ожидая, что Кормак поднимет пушку и выстрелит мне в голову. Я стояла, раскинув руки, предлагая ему себя. Мой яркий взгляд не сочетался с моей слабостью. Но раз и навсегда, я должна выяснить, что Кормак захочет сделать.

— Будь осторожна, — наконец сказал он.

— Да. Ты тоже.

Я отвернулась и пошла к дальней части переулка.

— Не пытайся бороться с ним, Китти. Он крупнее, чем ты. Просто найди его, а остальное оставь на меня.

Я кивнула.

Удерживать её словно задерживать собственное дыхание. Как только я подумала стать волчицей, обращение началось. Ощущения, бегущие с током моей кровью, разбудили нервы и инстинкты, спящие большую часть времени. Любое время, кроме ночи в период полнолуния, я могла сдержать её. Но если бы я хотела обратиться, то просто должна была освободить дыхание, подумать о выдохе, и следующий вдох принадлежал бы уже ей.

Моя спина согнулась, по телу прошла первая конвульсия. Думай о воде, позволь ей скользить, и мех волнами расползётся по моей спине и рукам, иглы утыкают кожу. Я заворчала, блокируя боль. Когти, клыки, кости и мышцы…

Она дрожит, ероша мех и разминая мышцы.

Уши навостряются, и она поднимает голову, чтобы различить фигуру неподалёку. Он стоит на двух ногах и пахнет опасностью механической боли. Её другое «я» различает оружие, которое может убить её.

Её другое «я» также узнает его, опускает мех и сдерживает рык.

— Норвиль?

Напряжённость, беспокойство, страх. Она может взять его, убить, если надо. Он слаб. Но то оружие сильнее. Оно пахнет огнём.

— Ты здесь? Ты знаешь, кто я?

Тон полон сомнения в поисках заверения. Его беспокойство связано не с ней, а с тем, что есть другая опасность. Другой, бродяга, изгой. Она помнит.

Признав его как друга, она виляет хвостом.

— Боже правый, поверить не могу, что я это делаю.

Он говорит это её спине, потому что она уже бежит.

Она ищет того, кто вторгся на её территорию, вызвал опустошение, нарушил кодекс. Он бежит далеко впереди, но ночь тиха, земля ясна, и она может чувствовать его запах, преследовать его, словно он кролик. Нос у земли, ноги несут, мышцы не напряжены. Она почти летит, она найдёт его. Её пасть немного открыта, язык пробует воздух.

Ближе, она становится ближе. Он впереди. Она испытывает возбуждение, потому что он пытается сбить её с толку, заставить потерять его, но её не проведёшь. Вытянувшись всем телом, бежав что есть сил, она поворачивает за угол.

Он ждёт её.

Он ударяет, врезаясь в неё сбоку. У неё нет времени остановиться или уклониться. Он кладёт на неё лапы, зажимает зубы вокруг горла, и они сворачиваются в клубок лап. Рык, гортанный, исходящий от живота, расходится эхом.

Её скорость спасает её от него, заставляет выкрутиться из его хватки и убежать подальше от его зубов, но она ошеломлена. Она качает головой. Он не колеблется, прыгает на ноги и снова на неё. Она напряжена, губы плотно сжаты, но клыки обнажены. Стоит ему достичь её, как она поднимается дать ему отпор. Их передние лапы сцепляются вокруг плеч друг друга, зубы вгрызаются в любую точку, которую могут найти.

И всё же он намного крупнее, чем она. Он отталкивает её как пушинку; она падает навзничь, с ним наверху, выставив горло и живот. Она извивается, ударяет ногой в отчаянной попытке защитить себя. Он смачно кусает, ловя её верхнюю переднюю лапу, и она визжит. Крик боли доводит её до безумства.

Она выгибается вперёд, смыкает пасть под его челюстью и кусает что есть сил. Вкус крови. Он съёживается, и она переворачивается на живот, встаёт на ноги и убегает.

Инстинкт, страх гонит её спасаться. Она бежит, желая скрыться от него, но он быстрее. Он прыгает, ловит её за зад, и она растягивается по земле. Его когти врываются в её мех, ища плоть, царапая её, прижимая. Всплывает память о ненависти и ошибочности. Он не имеет никакого права так себя вести. Он — изгой. Но он сильнее. Если она продемонстрирует подчинение, если заскулит и повернётся к нему животом, то он послушается? Он остановился?

Она так не думает. Он убьёт её.

Она не может ему этого позволить. Она тоже думает: «Он может быть сильнее. Но я лучше».

Тот, другой голос, другое «я», человек, говорит: «Его глаза. Порви его лицо».

Он взбирается на неё, грызя её мех и жёсткую кожу плеча, ища мягкую плоть ради возможности разорвать. Его вес подавляет её, вдавливая в землю независимо от того, как она сопротивляется. Она ждёт, пока он приблизиться, пока его морда не окажется на её шее. Тогда она нападает.

Открыв челюсти, она делает выпад. Его морда опущена вниз, зарыта в её шерсти. Она врезается в вершину его морды на пределе сил. Он отступает, не ожидая такого удара. Освобождённое от его веса, её жилистое тело разворачивается. Она ударяет его пастью, ища цель, жуя, удваивая своё усилие, когда её зубы находят мягкие точки, что она может чувствовать, как его плоть трещит, рвётся.

Он визжит и пятится. Она не отпускает; он тянет её с собой, её клыки впиваются в его глазницы. Её рык переходит в рёв.

Он кланяется, голова опускается к самой земле, и ударяет передними лапами, словно пытается очистить грязь с морды. Его когти режут её лицо; боль едва чувствуется. Он стал ниже, чем она, раскрыл уязвимую точку. Показал страх.

Открыв пасть, она бросается к его горлу так быстро, что он даже не вздрагивает.

Она грызёт, разрывает кожу. Кровь растекается по рту, разливается теплом по морде. Найдя устойчивое положение, она трясёт, разрывает, раздирает, взад-вперёд, со всей силы. Он слишком крупный для неё, чтобы оттолкнуть его как следует. Но у неё клок его мяса между зубов, он в её власти, и кровь бежит, горячая и быстрая. Его богатый вкус доводит его до головокружения, экстаза.

Его попытки сопротивляться доходят до рефлекторного удара ногой, а затем ничего.

Кровь покрывает его шею и грудь, и её собственное лицо, шею и грудь. Она облизывает морду, затем облизывает его, закапывая свой нос в рану, которую она нанесла. Она продолжает ворчать, зарываясь в него. Кусая, рвя, грызя, глотая…

Тело под нею дрожит, поскольку она ест. Мех сжимается до голой кожи, мышцы тают, кости изменяются, пока она не врывается в шею человеческого тела.

— Норвиль!

Треск, звук подобный удару грома, запах как огонь. Она отпускает и отпрыгивает, чтобы встать на расстоянии в один фут от прежнего места и оценить опасность. Её ноздри раздуваются.

Человек, опасный, друг, стоит там, рука поднята, ладонь сжимает источник запаха гари. Оружие.

— Китти! — кричит он и топает к ней, излучая яростный вызов. Она отскакивает на несколько шагов назад, разворачивается и смотрит. Он серьёзно?..

За ним раздаётся грохот шагов. Прибывает ещё больше людей, они пахнут оружием, беспокойством и опасностью. Пистолеты направлены на неё.

Мужчина кричит:

— Хардин, не стреляй! Это Китти!

Их слишком много.

Она бежит.

Она бежит как можно дальше, пока мир не затихает, а запахи кажутся не опасными. Она ищет деревья, убежище, привычные ароматы, и ничего не находит. Она далеко от дома и не знает это место.