Североморье (СИ) - Подлужная Наталья Александровна. Страница 3

      С наступлением холодов, мы, как могли, заделали все щели; где войлоком, где паклей, где забили дровами, где засунули изношенные тряпки. На крышу, связанные бечевкой, кое-как положили доски. Распластавшись на крыше, Кэр старался просмолить их получше. Тесно прижавшись друг другу, мы спали в закутке, но измученные морозом, вскоре установили дежурство по поддержанию огня в печке. Ребятишки кашляли, и спасались все лишь горячей похлебкой, да кипятком с душистыми травами, припасенными из прошлой жизни, когда они жили в крепком деревенском доме.... С Божьей помощью мы пережили зиму...С трудом. На пределе своих сил.

      Пролетела весна, с приходом лета я приболела, и, придя домой, чуть раньше обычного, не обнаружила в дверях Кэра, а наткнулась на зареванных детей. Мне поплохело,.... возле печки увидела порванную рубаху и следы плохо затертой крови. Задрожав, из закутка я вытащила мальчишку - Кэртон был избит.

      Прижавшись ко мне, он дрожал, и повторял, что все пропало...С трудом, но я добилась ответа, что живущие по соседству бедняки наведывались в дом, чем-нибудь поживится. Преградой им и оказался Кэр. Одному из бандитов, по имени Гасу, кажется приглянулся наш дом, и он пообещал, что вернется не один, а с шайкой.... Гладя паренька по голове, я с тупым отчаянием ждала Инель и Марию. Оставлять детей дома одних становилось реально опасно, и мы должны были, обязаны что-нибудь придумать.... Но что?

      На работу мы больше не вышли. Глядя друг другу в глаза, дали страшную клятву, что стоять на защите дома будем до конца. До любого. И началась война, местного значения. На нас бросались голодной, обозленной оравой и отступать нам было некуда. В ту пору Инель за пазухой стала постоянно носить отточенный камень, а я крепкую палку с привязанным к ней бечевкой кухонным ножом. Побоища проходили и на пустыре, заросшем колючей осокой, прямо за жилищем, и на грязных, мгновенно пустеющих, улицах. Я не знаю, как мы умудрились выжить в тот страшный период. Синяки и ссадины, порезы и кровавые раны обвязывались, обрабатывались, но не считались заслуживающим внимания. Потому что на следующий день нам надо было вновь идти на улицу и защищать право нашей семьи жить. Просто жить.......

      В один из таких дней, во время очередной беспощадной драки, нас всех задержал военный патруль. Не сообразив, кто передо мной, я оказала жесточайшее сопротивление. Меня скрутили несколько стражей, и остужаться кинули в сырой, грязный, пахнущий помоями, погреб. О судьбе Инель я ничего не знала. Через день, как собаке, кинули вниз, сквозь решетку, хлеб. Я гордо отвернулась от него? Нет, я бросилась к этому кусочку и целиком, грязный, запихнула в рот. Вот так.

      Тем же вечером меня скрутило. Боль пронзала с такой силой, что я орала. Вопила. Мой организм не выдержал всей этой напряги. Сквозь застилающую боль глаза, словно в тумане, я увидела человека в мундире, глядящего на меня сверху мгновение и тут же исчезнувшего. Потом лишь я успела увидеть спускающегося ко мне седого мужчину......

      Придя в себя и открыв глаза, я едва не задохнулась от неимоверного ощущения покоя и счастья, дыхнувшего на меня со всех сторон. Я лежала в белой, чистой, пахнущей лекарствами, палате. Рядом стояло еще несколько лавок, заправленных чистыми, белоснежными, хрустящими, накрахмаленными простынями. Два больших окна, с марлевыми занавесками, через которые пробивалось веселыми лучами солнце. Это сон, не иначе. Закрыв глаза, я жадно вдыхала этот необыкновенный аромат чистоты и лекарств. Раздались негромкие шаги, и я услышала: 'Вот эта девочка идет на поправку. Скоро вы сможете с ней пообщаться, милорд'. 'Хорошо' - услышала я достаточно жесткий, и суровый голос.

      Мне стало не по себе. Я вспомнила, как я вообще оказалась в этой палате, что ей предшествовало. Но я разучилась бояться. А чем гадать, что ждет меня впереди, я решила уснуть, пока есть такая возможность, столь редко мне выпадающая...

      ...Меня кто-то тронул за плечо, и я открыла глаза. Медленно, немного пытаясь отвратить этот момент. На меня смотрела вся в мелкую, какую-то добрую морщинку, пожилая женщина; она была в белоснежном халате и в точно таком же колпаке. 'Милорд, прошу. Девочка сможет ответить на ваши вопросы'. Я напряглась; что ему от меня нужно? 'Как тебя звать?' 'Елена Ховард.'. 'Ясно. Откуда ты? У тебя есть семья?'. 'Я из приграничного поселения Дертона, Королевства Деновия, во время войны мы оказались беженцами...- я рассказала ему все, что знала. Как мы собрались, покинули родной дом, как раздался взрыв, как меня приютила Мария Кларк.... Наверное, не очень много, но больше я не знала. 'Скажи, ты поняла, кому оказала сопротивление?'. 'Мы сцепились с соседской шпаной, милорд, и мне было некогда их рассматривать. Мы дрались за наши жизни. За наши жизни и оставшихся в доме детей. Лишь потом я поняла, в какой-то момент, что дерусь с неизвестными мне уже людьми.... Простите меня'. 'Ты знаешь, с каким количеством стражей ты дралась?'. 'Нет, милорд. Не знаю...' 'Когда Дара окончательно поставит тебя на ноги, мы встретимся еще раз. И тогда решим твою судьбу и судьбу приютившей тебя семьи'. Стремительно поднявшись, он быстро скрылся из виду, оставив меня в мучительных раздумьях.

      Я быстро пошла на поправку. Съела такое количество еды, что едва не лопнула. Сударыня Дара посмеивалась и подкладывала мне еще. В один из таких дней я осмелилась спросить ее о Инель Кларк. С заговорщицким видом, на ушко мне сообщили, что вся семья перебралась поближе к госпиталю. Я испросила разрешения навестить их. Мне было позволено. Маленькая лачуга: лавки, сдвинутые вместе, сколоченные Кэром стол и скамейка. Я увидела всех, кроме Марии; когда пришло время прощаться, я разрыдалась.

      В день моей выписки Инель дожидалась меня у крыльца, чтобы нас двоих проводили до резиденции милорда Дарчесира. Зал дворца оказался холоден и пустынен. Засмотревшись на росписи на стенах, не сразу услышали деликатное покашливание. Нас пригласили во внутренний двор. Взявшись за руки, дабы не было так жутко, мы двинули вперед. Там находился милорд Дарчесир и ... стражники. В ту же секунду Инель задвинулась за мою спину, взмокшую от напряжения. Все разъяснилось практически сразу, и от такого известия мы едва не лишились рассудка, просто офигели.

      При дворе участились случаи шпионства в пользу Северного королевства; принц Далмон, серьезно опасаясь за безопасность принцессы Виолетты и виконтессы Флоренции, приказал удвоить охрану. Но стражи - мужчины не могли находиться во внутренних покоях юных леди......

      Тогда милорду пришла в голову идея ввести в свиту тайных стражей - милорд искал особых претенденток в свиту виконтессы Флоренции. Никто на них не подумает, просто новые фрейлины, а виконтесса Флоренция будет под защитой. Так вот, все теперь зависит только от нас: нас могут взять на службу!!! Вот это здорово. Но мы должны крепко держаться в седле, хорошо держать удар, взять уроки хороших манер и воспитания и заняться образованием; и тогда мы сможем служить во внутреннем дворе виконтессы Флоренции. Милорд Дарчесир объявил, что прививать мне манеры и учить уму-разуму станет один из самых выдающихся людей этого времени барон Корд; Инель займется граф Веллинг, известный своими учеными трудами.

      Едва соображая от счастья, мы дошли до лачуги, где обитало семейство Кларк. Слава Богу, дома были все. Обнявшись и посидев перед расставанием у двери, мы пошли навстречу своей судьбе.....

      И вот, я стою на пороге самого великолепного замка, какого даже не могло придумать мое воображение. И мне навстречу вышел седовласый, одетый в строгий смокинг, барон Корд. Военная выправка, прямая осанка, благородное лицо с тонким шрамом на правой скуле.... Испуганно поклонившись, я услышала тихий смех: 'Значит, вы и есть та необыкновенная особа, о которой сообщал Дарчесир. Ну, пройдите'. Я несмело сделала пару шагов и спросила: ' И что со мной можно сделать?'. 'Поживем-увидим. А сейчас я хочу представить вам моего сына - барона Джона Корда. Пойдемте'. Войдя в залу, я увидела его сына ... Высокий, темноволосый, мощного телосложения, с гневными черными глазами и крепко сжатым ртом. Одетый с изяществом, барон Джон Корд оглядел меня с нескрываемым презрением, даже отвращением, и нехорошо ухмыльнувшись, вышел, не сказав ни слова. Поеживаясь, я была рада слышать, что занятия начнутся безотлагательно.....