Девушка и смерть(СИ) - Архангельская Мария Владимировна. Страница 20

Да, спектакли шли хорошо, и принимали нас весьма даже благосклонно. Никаких санкций со стороны мэра не последовало, вероятно, Арканжо и впрямь сумел соврать что-то достаточно убедительное. Или сам мэр оказался не так уж и страшен и мстить за отказ не стал.

Наши выступления в Нектрисе подошли к концу, и за два дня до отъезда мы дали обещанный концерт. Он тоже прошёл с блеском, публика заполнила весь зал, заняла все дополнительные места и стояла в проходах. Наших с Корбуччи Олимпию и Мага проводили овацией, впрочем, бурно аплодировали абсолютно всем. В гостиницу я вернулась с мыслью, что жизнь — отличная штука.

Накануне отбытия нам устроили обещанное торжество, на сей раз с обедом. Прошло оно куда живее и веселее, чем предыдущее. Меня таки познакомили с мэром, оказавшимся, по крайней мере при беглом взгляде на него, милейшим человеком. Сеньор Арканжо был прав, говоря о его учтивости и галантности. Мэр поцеловал мне руку и наговорил комплиментов мне и моим выступлениям. Я даже почувствовала некоторую вину за свой отказ, хотя, повтори он приглашение, ответ был бы тот же. Всё же я не нахожу привлекательными полных мужчин, годящихся мне в отцы, да ещё и с солидной лысиной.

— Ваша Олимпия имела успех, — сказал мне сеньор Арканжо, когда я оказалась рядом с ним. — Почему бы вам, сеньорита Баррозо, не сделать сольный номер для концерта? Скажем, "Полёт журавля"?

— Отличная мысль, — одобрил Энрике, когда я поделилась с ним предложением антрепренёра. — Знаете, сдаётся мне, что он уже сожалеет, что не доверил вам Чёрную Птицу.

Прощаясь с Нектрисом, я испытала некоторую грусть, ведь этот город был добр ко мне. Мне даже подумалось, что я была бы не прочь остаться здесь навсегда и танцевать в маленьком уютном театре перед столь неприхотливыми зрителями. Но нас ждали другие города, и вскоре новые впечатления заслонили сожаление от прощания с ним.

В целом гастроли складывались для нас удачно, во всяком случае, провалов не было, хотя далеко не везде нас принимали так сердечно и радушно, как в Нектрисе. Но, как известно, это лотерея, и никогда не скажешь наверняка, что именно понравится её величеству публике, а что она отвергнет. Где-то были более избалованы гастролёрами, где-то меньше ценили сам балет — всё-таки провинция есть провинция. И всё же мне нравилось. Потихоньку отшлифовались мои новые роли, не идеально, конечно, но я всё же несколько успокоилась на этот счёт. Теперь я уже не стремилась посвящать репетициям каждую свободную минуту, и у меня появилось время походить по новым для меня местам, что-то осмотреть или просто насладиться одинокой прогулкой. Иногда я принимала участие и в кое-каких развлечениях, в частности, однажды Корбуччи вытащил меня вместе со всеми в местный ресторан. Это был мой первых поход в заведение подобного рода, и я почему-то ужасно стеснялась. Но Энрике только посмеялся над моей стеснительностью и оказался прав — смущение очень быстро исчезло. Надо сказать, что из всей нашей разъездной труппы я поддерживала более-менее близкие отношения только с ним, и он хорошо относился ко мне. Пожалуй, эти отношения уже переросли простое приятельство, приближаясь к дружбе.

Июнь и июль этим летом были довольно прохладными, но в августе вдруг навалилась жара. Тело под одеждой постоянно покрывалось потом, вечер приносил некоторое облегчение, но танцевать приходилось в душных залах, так что выступления превращались в сплошные мучения. Но нет худа без добра. Тот же Энрике подсказал мне, что в жаркую погоду мышцы разогреваются быстрее и полнее, а остывают медленнее, так что можно попробовать поработать над собой, попытавшись сделать то, что прежде не выходило. Например, увеличить шаг [в балете — высота, на которую танцовщик может поднять ногу] — он у меня, признаться, был маловат. И я возобновила свои дополнительные занятия, включив в них новые элементы и номера из числа подсмотренного и выученного за время гастролей. Уже за одним этим стоило выехать из столицы — чтобы обогатиться новым опытом.

Лето ушло незаметно, первую половину сентября ещё держалось тепло, но потом начало потихоньку холодать. Осенняя прохлада была встречена, как дар божий, все повеселели и оживились. Гастроли уже подходили к концу, впереди оставался лишь один город — Маара.

— Чёрт! — я резко отстранилась, но было уже поздно. Коричневая краска потекла по белой складчатой юбке. Молоденькая гримёрша, чья неловкость и послужила причиной неприятности, схватила салфетку и попыталась отчистить пятно.

— Неужели нельзя поаккуратнее?

Салфетка лишь размазала краску, сделав пятно ещё больше. И это за полчаса до начала спектакля! Я встала, понимая, что этот костюм испорчен безнадёжно.

— Перестаньте, так ещё хуже, разве не видите? Лучше позовите Розу, пусть посмотрит, что тут можно сделать.

— Простите, пожалуйста! — гримёрша чуть не плакала. — Я… я нечаянно… Я сама не знаю, как это получилось…

— Ладно, — буркнула я. — Зовите костюмера.

Девушка ушла. Я стащила юбку, расстелила её на столе и прикинула, нельзя ли замыть испачканное место. В дверь постучали, и в гримёрную вошли приставленная ко мне костюмерша Роза и ещё одна, незнакомая. За ними проскользнула незадачливая гримёрша.

— Матерь божья! — всплеснула руками Роза. — Рита, опять ты?

Девушка опустила голову, вид у неё был до того несчастный, что мне стало её жаль.

— Да, это уже сегодня не отстираешь, — заметила вторая. — Роза, посмотри, что там у нас ещё есть. Вы не возражаете, если вам дадут чужой костюм? — обратилась она ко мне.

— Не возражаю. Выступать-то в чём-то надо.

Незнакомая костюмерша вышла и вскоре вернулась с ещё одним белым платьем.

— Это из кордебалета, — объяснила она. — Размер, как мне кажется, ваш. Мы ещё успеем отпороть юбку отсюда и пришить к вашему лифу. Только надо примерить.

Я, естественно, не возражала, надо, так надо. После примерки портнихи принялись за работу. Гримёрша всё это время с убитым видом стояла у стены. Я подошла к ней:

— Да ладно, не расстраивайтесь. Ничего страшного ведь не произошло.

Я хотела её немного утешить, но мои слова произвели прямо противоположное действие, и девушка уже откровенно захлюпала носом.

— И нечего реветь, — не поднимая головы от шитья, сказала Роза. — Сама виновата.

— Ну зачем же вы так? — укорила я.

— А у неё всегда так. Вот уж руки-крюки… Давайте ещё примерим, посмотрим, как сидит.

Не успела я надеть платье, как в дверь снова постучали. Это оказался Энрике.

— Ну, как, вы готовы? — спросил он.

— Почти.

Энрике с удивлением посмотрел на суетящихся вокруг меня костюмерш.

— Что-то случилось? — спросил он.

— Да просто платье запачкалось, пришлось перешивать. Ничего, до второго акта управимся.

— Вон, наша красавица краской облила, — немедленно наябедничала вторая из портних, так и оставшаяся для меня безымянной. — Как её ещё не выгнали? Вечно у неё что-нибудь случается.

Энрике повернулся и посмотрел на заплаканную Риту.

— А почему слёзы? — спросил он. — Плакать не годится, сеньорита, особенно, когда не виноваты. Ведь вы не виноваты?

— Нет, — подтвердила я, — это случайно получилось.

Роза фыркнула, но ничего не сказала.

— Вот видите. Давайте, улыбнитесь и держите хвост морковкой.

Я невольно сама улыбнулась при этих словах, когда-то так меня подбодривших. Рита подняла взгляд на Энрике и тоже расцвела несмелой улыбкой.

— Ну вот, совсем другое дело! — весело сказал Корбуччи.

— Энрике, вы извините, — окликнула я, — но не могли бы вы выйти? Нам ещё нужно закончить.

— Что? А, да, конечно.

Он вышел. Я сняла платье и села к гримировальному столу.

— А теперь давайте вы меня всё-таки загримируете.

Спектакль прошёл успешно. Маара принимала нас почти так же тепло, как ранее Нектрис. Нам подарили целую кучу цветов, даже исполнителям второстепенных ролей досталось по букету. Гримёрша Рита где-то задержалась, и я, не став её дожидаться, разгримировалась сама. Риту я увидела, выйдя из комнаты и направляясь к выходу. Оказалось, что её задержал Корбуччи.