Девушка и смерть(СИ) - Архангельская Мария Владимировна. Страница 28

— Репетировать новые роли начнёте немедленно, с тем, чтобы в новом сезоне выступить сразу с ними, — сказал напоследок директор. — Поэтому завтра приходите к сеньору Сорро, он обо всём предупреждён. Всего хорошего, сеньорита.

На обратном пути я остановилась у доски, на которой вывешивалось расписание репетиций. Сеньор Сорро назавтра проводил занятия с участниками балета "Замок снов".

Последний месяц показался мне ещё более тяжёлым, чем в прошлом году. Разучивание новых танцев — а меня поставили на небольшие роли в "Замок снов", "Рождественскую сказку" и "Сеньора Мигеля" — занимали много времени, да и общих занятий они не отменяли. Я по-прежнему ходила в класс, где с нами отрабатывали обязательные фигуры, а также новые придумки хореографов, доводя их до автоматизма. Но теперь их вели не Вийера и не Соланос. Я оказалась в одном классе с солистами, куда ходили и новички, вроде меня, и самые распрославленные, такие как Марсела Мачадо и Энрике Корбуччи. Обычно я становилась в самый последний ряд, стараясь не лезть на глаза прима-балеринам; впрочем, те и сами меня игнорировали. Потом я шла на индивидуальные занятия, и сеньор Сорро сгонял с меня восемь потов. По-моему, он натаскивал меня жёстче, чем остальных своих подопечных, но жаловаться, а тем более протестовать я не осмеливалась. Мне предстояло доказать, что дирекция не ошиблась, удостоив меня такой чести.

Впрочем, с "Сеньора Мигеля" меня скоро сняли — как мне объяснил сеньор Сорро, этот балет мне не подходил. Здесь нужны страсть, темперамент, а я, по его мнению, должна была танцевать лирические партии. Вместо этого мне дали номер в "Гарсиаде". Я старалась изо всех сил, и к концу сезона вполне прилично знала все свои роли. Однако ни на что другое времени и сил уже не хватало.

Но вот наконец работа подошла к концу, и я с облегчением распрощалась с театром до следующей осени. Первые две недели я наслаждалась ничем не замутнённым отдыхом. Спала, сколько хотелось, гуляла, читала, ходила в театры и на концерты, правда, на дешёвые места, поскольку отложенных на лето денег было не так уж и много. А потом мне стало скучно. Чего-то не хватало, может, новых впечатлений, а может и работы, с которой я успела так сродниться, что её отсутствие создало ощущение ничем не заполнимой пустоты. А ещё я вдруг поняла, что осталась совсем одна. Как-то я попробовала зайти к Бьянке, как обычно делала раньше, мы немного поболтали, но я с удивлением обнаружила, что прежней лёгкости и открытости наших отношений пришёл конец. Она не сказала мне ничего серьёзного, и у меня самой язык не повернулся затронуть какую-нибудь важную и интересную тему. Легче всего это было бы сделать, спросив о событиях её собственной жизни или заговорив об общих знакомых, но я вдруг обнаружила, что не знаю ничего из того, что происходило с ней за последний месяц. От кордебалета я почти оторвалась ещё год назад, а в последнее время, целиком занятая работой, не находила свободной минутки и для лучшей подруги. Потом её позвали куда-то другие девушки, даже не поздоровавшиеся со мной, она извинилась и ушла с ними. На другой день я пришла снова, в надежде всё-таки преодолеть возникшую отчуждённость, но у Бьянки опять была компания, и я окончательно почувствовала себя лишней. Я ушла, понимая, что подруга для меня потеряна, причём исключительно по моей собственной вине.

Никого, к кому бы мне хотелось пойти, больше не нашлось, и никто не искал моего общества. Энрике уехал, как и собирался, и неизвестно, будет ли он нуждаться в моей дружбе и впредь, занятый молодой женой. Андресу я сама дала от ворот поворот, и даже Голос теперь не баловал меня своим вниманием. Я теряла друзей и знакомых одного за другим, никого не приобретая взамен. И винить в этом, опять-таки, было некого.

В общем, это было очень тоскливое лето. Вот теперь я пожалела, что отказалась от предложения сеньора Арканжо; будь я занята делом, у меня не было бы времени на скуку, самокопание и самобичевание. Вскоре я начала считать недели и дни до начала репетиций перед открытием сезона. Похожее состояние у меня уже было в позапрошлом году, когда я танцевала "у воды", не видя впереди никакого просвета. Тогда мне удалось его в конце концов преодолеть, поставив перед собой цель и начав её добиваться. А сейчас цели у меня не было. Достигнутая вершина вдруг показалась совершенно ненужной, и открывавшиеся перспективы тоже не радовали. Какой смысл становиться даже прима-балериной, если при этом оказываешься в полной изоляции? Дело должно приносить радость, иначе зачем оно вообще нужно? Чтобы просто жить, хватало жалования танцовщицы кордебалета… Тут мои мысли слегка запнулись, при воспоминании прежнем о пансионе и сеньоре Софиантини. Нет, все же иметь чуть побольше денег совсем не мешает. А друзья… Или хотя бы знакомые… Их можно найти, было бы желание. Так что хватит стенать и жалеть себя, несчастную. Как и прежде, всё в моих собственных руках.

Примерно в это же время я получила письмо от давно не подававшего признаков жизни "ангела". Вскрыв конверт, я обнаружила в нём второй, поменьше, и записку:

"Анжела, ты что-то совсем скисла, тебе надо развеяться. В это воскресенье в Саду "Тайна" сеньор Риас устраивает праздник для тех, кто не уехал на лето из города. Было нетрудно получить приглашение на твоё имя. Если хочешь одеться получше, то зайди в магазин сеньориты Альварадо, на Старой Мельничной, и назовись, там тебе подберут всё, что нужно. Постарайся поразвлечься и помни, что я всегда рядом с тобой и услышу тебя, как только ты меня позовёшь. Если попадёшь в затруднительное положение — зови, не стесняйся.

Твой а."

Во втором конверте действительно лежало приглашение на моё имя — красочно оформленное, на хорошей бумаге. Я повертела его в руках, раздумывая, идти или не идти. Сеньор Риас был известным театралом и меценатом, вхожим, несмотря на своё плебейское происхождение, в высшее общество. Впрочем, за последние лет тридцать нравы весьма изменились, как ни шипели сквозь зубы представители аристократии. Ещё при старом короле это было бы невозможно, но сейчас дельцы, банкиры, промышленники и прочие представители высших слоёв буржуазии изрядно перемешались с графами и маркизами на приёмах и балах. Их высмеивают за глаза, зовут нуворишами, но редко кто, за исключением самых завзятых снобов, отказывается от их приглашений или брезгует приглашать к себе. Деньги, как известно, не пахнут и всем нужны, особенно в наш век, когда многие землевладельцы вдруг обнаружили, что старые методы ведения хозяйства перестали приносит прежний доход. И кое-кто из них, самые разумные, плюнув на дворянскую спесь, сами начали подстраиваться под новые веяния, заводя фабрики и мастерские, торгуя, играя на бирже…

Приглашение я все же решила принять, а вот от похода в магазин сеньориты Альварадо отказалась. Не стыдно ходить в скромном платье, стыдно принимать подачки, да и чревато, а моё голубое платье выглядит совсем неплохо, особенно если заново отделать его синими лентами. Сад "Тайна" находился не так уж и далеко, но я, как дама, поехала туда на извозчике. Праздник начинался в шесть часов вечера и грозил затянуться, как минимум, до полуночи.

Сад следовало бы скорее назвать парком — он был весьма обширен, с искусственным прудом, по которому сейчас скользили лодки. Располагался он позади дворца, принадлежавшего графам ди Фальконе, и некогда действительно был садом, милым укромным уголком. Потом хозяева решили его расширить, а после фамилия пресеклась, и парк с дворцом достались короне. Парк открыли для посещения, а во дворце сейчас располагалась публичная библиотека, и иногда там проводили выставки.

Устроитель праздника сеньор Риас, как и положено хозяину, стоял при входе, приветствуя прибывающих гостей. Для меня у него тоже нашлось несколько теплых слов, хотя, конечно, моего имени он не помнил. Мне он понравился: солидный мужчина в годах, уже с сединой, но подтянутый, хорошо выглядевший и элегантно одетый. Я искренне улыбнулась ему и прошла по аллее к ближайшей площадке, на которой, судя по всему, планировались танцы. Оркестр уже играл что-то негромкое, гости гуляли, болтали и пересмеивались между собой. В ближайшей беседке стоял стол со всякими закусками, с которого можно было взять всё, что душа пожелает.