Тьма. Испытание Злом - Федотова Юлия Викторовна. Страница 3

– И зачем ты вообще его купил, командир?! – Кнут не смог сдержать досаду, хоть и понимал, что подает своим подчиненным далеко не лучший пример.

Ланцтрегер Йорген фон Раух поднял на разводящего свои странные янтарно-желтые глаза, помолчал, будто обдумывая ответ, а потом вымолвил:

– Вот и я думаю – зачем?

Глава 2,

в которой юному гвардейцу Вольфи выпадает немыслимая удача, раб лелеет кровожадные мечты, а ланцтрегера Йоргена фон Рауха хотят женить

Тем и отличается начальник от подчиненного, что второй умеет лишь обозначить проблему, первый же знает, как ее решить.

В планы Йоргена фон Рауха отнюдь не входило всю смену таскать за собой по ночным улицам гремящего цепями, склонного к побегу раба. Он живо нашел выход из положения. Велел Рыжему Вольфи, пока окончательно не стемнело, отвести свое приобретение в казарму.

– А как он обратно будет возвращаться в одиночку по темноте? – забеспокоился разводящий. Парень ему нравился, потому что напоминал старшего сына, погибшего в сражении за Керланд. – Сожрут ведь дорогой.

– Не будет он возвращаться. Там, в казарме, и останется. И без него обойдемся как-нибудь.

Веснушчатая физиономия Вольфи озарилась счастливейшей улыбкой и стала выглядеть еще глупее, чем обычно. «Вот везуха так везуха!» – читалось на лице парня, как на странице открытой книги. Уроженец южного ландлага, он как никто другой страдал от пронизывающего холода северных ночей и всякий раз, заступая в караул у ворот или отправляясь на патрулирование улиц, о возвращении в казарму мечтал даже более страстно, нежели о родных своих Холмах.

– Но-но! – прикрикнул разводящий строго. – Ты не очень-то скалься! Обрадовался! Утром будешь нужники чистить, чтобы жизнь медом не казалась!

Разводящего Рыжий Вольфи не слишком-то боялся, поэтому улыбнулся еще шире. Подумаешь, нужники! Первый раз, что ли? Зато в тепле! И выспится как следует, и лишнюю миску каши перехватит поутру – стряпуха Марта всегда щедро расплачивается с тем, кто первым успеет вынести помойные баки и натаскать воды из колодца… И впрямь, не жизнь, а мед благоуханный!

– Пшли уже! – усмехнулся ланцтрегер. Ход мыслей юного гвардейца был ему понятен до тонкостей. – Раба пока закроешь в карцере. Проследи, чтобы накормили хорошенько, да сам вместо него смотри все не слопай… Что еще? Да, если попытается сбежать дорогой – можешь пристрелить, я сердиться не стану.

Последнее было сказано нарочито четко и раздельно, специально для иноземца-раба. Чтобы уяснил.

– Слушаюсь! – лихо пристукнув каблуком, козырнул Вольфи. В голосе его звучало неподдельное детское счастье. Потому что вместо одной дополнительной миски наметились по крайней мере полторы. Ведь его милость господин ланцтрегер выразился вполне определенно: «все не слопай», а не «не слопай вообще»!

Удивительно спокойно прошла ночь – с предыдущей не сравнить. Всего три нападения за смену, и те несерьезные!

Зубастая гифта [2] выползла из сточной канавы, тощая, голодная после зимней спячки. Из зловонной пасти стекала едкая слюна, и там, куда падали капли, пенился с шипением булыжник мостовой. Кнут разрубил ее тело напополам одним ударом секиры и останки сжег, чтобы не срослись.

Почему-то все городские обыватели дружно разделяют убеждение, будто гифта – самая жуткая и беспощадная из темных тварей. Должно быть, они судят по внешнему виду. Представьте себе лишенную чешуи серую ящерицу, вымахавшую до размеров теленка и обзаведшуюся длиннорылой песьей головой с хищно полыхающими глазами, выдвинутыми вперед зубами и змеиным языком. Добавьте к этому образу черный щетинистый гребень вдоль хребта, толстые когтистые лапы, раздвоенный шипастый хвост – и вы получите типичную гифту как она есть и содрогнетесь от мерзости.

Казалось бы, ничего более безобразного даже самое больное воображение создать не могло. Однако любой ночной страж вам подтвердит: несмотря на устрашающий облик, гифта – одно из наименее опасных порождений Тьмы. Она лишена разума. Обыкновенное хищное животное, примитивное и предсказуемое. Хочет жрать – атакует, сыта – хоть пляшите у нее перед мордой, не шевельнется, пока не почует угрозу. Кроме того, гифта довольно медлительна, и от яда ее давно придумано противоядие. Из чего его варят – человеку лучше не знать, иначе он непременно задумается, что лучше: выпить зелье или помереть от яда, и драгоценные секунды будут упущены. По приказу доброго короля Видара каждый страж должен носить это зелье при себе запаянным в стеклянный сосуд с узким горлышком в жесткой проволочной оплетке. Однако на деле сосуды эти чаще всего прячутся в сундучках с личными вещами. Гифта – старый, привычный враг, укус ее – большая редкость, обычно до этого дело не доходит, разве уж совсем зеленый юнец промашку даст. Гораздо чаще происходит неприятность иного рода. В пылу сражения с какой-нибудь другой тварью владелец нечаянно разбивает свой пузырек – и все! Ближайшие десять дней под крышей казармы ему не спать. Именно столько держится нестерпимая, ничем не смываемая вонь. Говорят, особо чувствительные люди сходили от нее с ума, но это уже из разряда непроверенных слухов и солдатских баек.

Много хуже гифты самый простой шторб [3]. Умом он тоже не блещет, но умеет прикинуться нормальным человеком. Сколько раз новички-часовые попадались: встретят на перекрестке плачущую девчонку-сиротку: «Ах, добрый дяденька, проводи до ворот, запоздала, идти боюся!» Он ее за холодную ручку возьмет, только в подворотню завернут – и нет дяденьки, есть второй шторб. И хуже всего, что он теплый еще, на живого похож. Идет себе как ни в чем не бывало в караулку к сослуживцам – и нет сослуживцев, есть выводок шторбов. В молодости у разводящего Кнута такое в год по три раза случалось, а то и чаще. При Йоргене – ни разу. Здесь ланцтрегер уже сам позаботился, не дожидаясь, пока добрый король Видар сочинит новый указ – к примеру, чесночной настойкой перед дежурством натираться. Их начальник поступил проще, заявив, что «добрые горожане после заката по улицам не ходят» и «задача Ночной стражи – отражать нападения, а не предупреждать». И первое, и особенно второе высказывание были более чем спорными, Йорген сам это понимал как никто другой. Однако помогло. Всех встреченных во тьме сироток с тех пор приканчивали на месте осиновым колом – и ни разу не просчитались, убив по ошибке человека вместо шторба. Поганые твари быстро сориентировались и сменили тактику, стали нападать в открытую, небольшими группами до пяти особей (большее количество шторбов взаимодействовать не в состоянии, обязательно перегрызутся меж собой). За отсутствием «добрых горожан» набрасывались на патрульных – тут начинал действовать второй принцип Йоргена фон Рауха. Отражать вампирскую атаку стражи умели в совершенстве. Вот и на этот раз справились без затруднений.

После гифты и четырех шторбов была еще одна тварь, только совсем незнакомая, имени не имеющая. Такие хуже всего – не знаешь, чего от них ожидать. Как выглядела? Вполне терпимо. Как обычный вервольф, но начисто облысевший. А может, это именно он и был, потому что серебро против него действовало безотказно. Прикончили гада за несколько минут, и остаток дежурства провели без происшествий.

Вернувшись в казарму и наскоро перекусив, Йорген забрал раба из карцера и водворил в свои апартаменты. Спросил его голосом, ничего доброго не сулившим:

– Бежать попытаешься?

– Нет, – обреченно откликнулся раб и утомленно прикрыл глаза.

Вообще-то ночь в казарменном карцере он провел совсем неплохо, куда лучше, чем на складе, до отказа набитом стонущим, надсадно кашляющим, громыхающим колодками, плачущим или бранящимся на всех языках мира живым товаром.

Это было тесное, сырое и холодное помещение, но с отдельной лежанкой и особым отверстием для нечистот в углу. Через маленькое окошечко в кованой двери ему просунули миску с горячей кашей – гораздо более полную, чем можно было ожидать, учитывая неподдельный интерес рыжего конвоира к ее содержимому. Хватило, чтобы наесться досыта. Но даже не это было главное. Впервые за последние полгода он остался один.