Колесо судьбы. Канон равновесия (СИ) - Плотникова Александра. Страница 2

Отец нашел его, когда в очередной раз ходил к Колоннам разговаривать с Великими духами. Ифенху выглядел так, будто только что вывалился из серьезной драки — в крови, грязи и пылище. Шипел, зло косился на всех и наотрез отказывался даться кому-то в руки, а у самого уже истекал последними каплями зыбкого марева магический шит от солнца. Отец просто-напросто дождался, пока ифенху свалится в обморок и только тогда отнес его домой, чтобы заняться лечением.

Все дети — существа страшно любопытные. А у меня, по словам отца любопытный нос очень часто перевешивал все остальное. Посему я, разумеется, напросилась помогать маме ухаживать за неожиданным гостем. Папа сказал, что он нам родич и будет учиться магическому мастерству. От всамделишного ифенху меня было и веником не прогнать. Я тише мыши сидела возле его постели, пообещав маме сразу же позвать ее, как только он проснется.

И, разумеется, с любопытством разглядывала.

Темный оказался совсем не страшным. Всего лишь угрюмый мужчина с молодым лицом и седыми волосами, в которых слабо проглядывали темно-русые прядки. Так седеют только, если в жизни случается что-то очень страшное, о чем стараются не вспоминать. Он походил на нас и одновременно — на людей. Тоже когти, клыки и острые подвижные уши, но человеческого в нем было больше.

Едва я углядела первое слабое движение, как тотчас без раздумий ринулась к подопечному и запрыгнула на одеяло. Подопечный как-то странно квакнул, и застонал, когда я случайно проехалась лапкой по ребрам и животу, и уставился на меня мутноватыми желтыми как у дикого волка глазами.

— Привет, — мявкнула я, дружелюбнейше улыбнувшись во все клыки. Ифенху поморщился и дернул ушами. Слабые попытки меня спихнуть успехом не увенчались.

Красивый он был. Как мы. Только совсем бледный и какой-то замученный.

— Волчик, — сказала я первое, что в голову пришло. — Серенький волчик.

И только вознамерилась было ляпнуть еще что-то столь же глупое, как вошел папа.

— Илленн, — от его строгого голоса по спине у меня тотчас побежали мурашки. — Ты почему позволяешь себе прыгать на гостя, если он болен?

Я обиженно фыркнула, когда отец бесцеремонно сгреб меня за шиворот, на несколько мгновений подвесил в воздухе, а потом поставил на пол.

— Веди себя потише рядом с больным.

«Волчик» как-то булькающе вздохнул и попытался приподняться на локте. А я забилась под стол и предпочла наблюдать оттуда, то и дело сдувая с лица непослушные рыжие прядки волос. Я любила смотреть, как отец работает.

Вот он подошел поближе, почти неслышно ступая босыми когтистыми ногами по теплым дубовым половицам, вот прошуршали полы его кафтана, когда он осторожно присел на край постели. От него пахло яблоками и медом, и разливались волны жара.

— Вы кто? — дернулся ифенху, плеснув во все стороны настороженностью. — И где я? — говорил он немного непонятно, с тягучим рыканьем, с лова произносил вроде те же самые, но не так, как мы.

— Лежи-лежи, Ваэрден, — папа придавил его голову широкой ладонью, пресекая ненужное дерганье. — Ты на Хэйве, в землях кхаэлей. Меня зовут Кетар эль Сарадин. Остальное потом. При сотрясении мозга и трех дырках в животе болтливость вредна.

Я старательно не высовывала нос из-под стола, принюхиваясь, прислушиваясь и приглядываясь к происходящему. Пусть знаний и навыков у меня не было ни на грош, но магическое чутье уже проснулось, истинные слух и зрение тоже. Отец стиснул руками голову ифенху, время от времени чуть выпуская и снова втягивая когти, а я увидела почти незаметное сияние, разлившееся по комнате. Как будто солнце нарочно переползло по небу, чтобы заглянуть именно в эту спальню с северной стороны дома. Несведущему могло бы показаться, что папа просто перебирает пальцами спутавшиеся седые прядки. На самом же деле он исправлял смятое и поврежденное эфирное тело мозга, залечивал внутренние ушибы, помогал «голове встать на место». Нет, тогда я таких мудреных слов знать не знала — просто чуяла, что он делает.

И даже не удивилась, когда он когтем вспорол себе запястье и, как щенка в молоко, ткнул ифенху носом в кровоточащую рану. Что бы ни делал отец — он никогда не ошибается. Оказавшаяся правдой «выдумка» меня тоже не испугала.

— Пей.

Волчик заворчал и припал губами к алой влаге, но на третьем глотке его сморило. Отец поправил подушки, зажал ладонью рану и подозвал меня к себе.

— Вылезай, егоза. Вылезай, говорю. Под столом сидят зверята, а не маленькие девочки.

Я навострила уши и высунулась, стоя на четвереньках. Если папа говорит таким тоном, значит, намечается что-то интересное. Или кто-то интересный.

— Поди сюда, поди, — подманивал отец.

Я, недолго думая, вскочила и подбежала к нему, уткнулась лицом в колени. Подставила голову, громко мурлыча и напрашиваясь на ласку.

— Ваэрден — такой же Хранитель Равновесия, как и я, маленькая, — заговорил папа, кончиком когтя почесывая меня за ухом. — Только у себя в мире. Он пришел сюда учиться. Но он среди нас совсем один, у него нет друзей. И он привык, что его все боятся.

— Это плохо, — я перевела задумчивый взгляд на спящего ифенху. — Те, кто боятся — они не знают, что он хороший?

— Не знают. Только это все равно обидно, согласись.

— Обидно, — кивнула я. — А можно, я буду с ним дружить?

— Нужно! Сама знаешь, как скучно бывает в чужом месте, где полно незнакомцев, верно ведь?

Я кивнула еще раз. И с того момента от Ваэрдена не отставала, искренне не понимая, почему он стал пытаться от меня сбежать, как только смог вставать с постели. Я не унывала. Раз папа сказал, что нужно дружить, значит, нужно. Я вон, тоже от невкусной картошки за завтраком сбегаю, а мне все равно ее дают. Так что, где бы наш гость не пытался скрыться, я все равно его находила.

А еще ифенху умел обращаться в волка. Большого, черно-серого, с дли-инными клыками. Такое в нашей разноликой семье могут проделывать только старший брат Йиртек, да еще дрейг Айфир Обсидиан, который живет с нами, сколько я себя помню. Но Айфир ленивый, толстый и в основном предпочитает спать возле большой печи на кухне в виде раздобревшей от сытной кормежки псины. Посему сильная поджарая «собачка» приводила меня в восторг. Мы так и нарекли ифенху Волком — негоже лишний раз без толку теребить настоящее имя, особенно магу. Чуть ли не каждый день, едва папа отпускал его с очередного занятия, как тут же ему на шею, едва не сбрасывая с головы прятавший лицо от солнца капюшон плаща, прыгала рыжая бестия. То есть я.

Он возводил глаза к небу, но под тяжелым взглядом отца не смел противиться — и мы шли играть.

Девчоночьи забавы с куклами мне были не по нутру. Чуть ли не с самого рождения игрушками мне служили братнины ножи, отцовы заготовки для артефактов и амулетов, а то и сами амулеты, если удавалось со стола стащить. Ругали меня за это частенько. А уж когда я, извернувшись всеми правдами и неправдами, добралась до отцовского меча… Уж очень он был красивый — волнистый, матово-черный, с едва проглядывающим в стали узорочьем и гардой в виде кошачьего черепа. Любопытно было невмерно — откручивается этот череп или нет?

В общем, выпороли меня тогда. Не столько за то, что без спросу боевое оружие взяла, сколько за беспросветную глупость — знала же, что неспроста меч зовется Ловцом Душ, а все равно полезла. В наказание папа подарил мне куклу. С которой я, разумеется, играть и не подумала. Ведь с живым существом куда интереснее!

Как почти все кхаэли, я была оборотнем. И настырный рысий котенок часами развлекался «охотой», неумело выпрыгивая из кустов на «добычу». «Добыча» лениво отмахивалась и старалась убежать подальше, спасая лапы, хвост и честь от рысьих молочных зубов. Если ему совсем уж надоедало, он хватал меня за шкирку и аккуратно закидывал в пруд. Я вылезала, отряхивалась с обиженным мявом, перекидывалась и начинала забрасывать его вопросами:

— Волчик, а правда, что когда у нас день, у вас ночь?

— Правда. Отстань.

— А зачем ты кровь пьешь? Молоко же вкуснее!