Серебряные ночи - Фэйзер Джейн. Страница 49
– Вот спасибо вам, барин! Ставьте ее сюда!
– Он меня мучает, Таня! – жалобно воскликнула Софи, почувствовав пол под ногами.
Князь Голицын сидел внизу и улыбался, слушая, как звенящий голосок и приглушенный смех внучки возвращают жизнь старому дому. Смех теперь был несколько иным, не похожим на прежний, но князь не жалел об этом. Голос всегда выдает влюбленную женщину. С этим приятным размышлением князь отправился в свой подвал, чтобы выбрать подходящую для такого торжества бутылочку-другую старого доброго вина.
По возвращении в библиотеку он обнаружил там Адама Данилевского – уже в чистом, отутюженном темно-зеленом мундире.
– Вы несколько изменились, граф, – с улыбкой заметил Голицын, направляясь к буфету, чтобы налить водочки.
– Да, благодаря стараниям Анны, – откликнулся Данилевский, принимая предложенную рюмку. – Ей удалось сотворить чудо с содержимым моей одежной сумки.
– Надеюсь, Софи тоже ожидает подобное преображение, – приветственным жестом поднял князь свою рюмку.
Адам усмехнулся, отвечая тем же.
– Я оставил ее в надежных руках Татьяны, которая грозила применить все возможные кары, если она не перестанет вести себя как перевозбужденный ребенок в день рождения.
Князь улыбнулся с несколько отсутствующим, как заметил Адам, видом и проговорил:
– Расскажите мне об этом Дмитриеве, граф. Софи не может быть справедлива, что вполне понятно.
– Я тоже так думаю, – согласился Адам. – Я знаком с ним много лет. Попробую, как смогу.
Когда он закончил свой рассказ, Голицын молчал целую минуту. Подойдя к камину, он подбросил поленья и долго смотрел в огонь.
– Как, на ваш взгляд, он отнесется к известию о благополучном прибытии Софи сюда?
– Дмитриев терпеть не может, когда его планы рушатся, – пожал плечами Адам. – Скорее всего, он отречется от нее как от собственной жены и удовлетворится тем, что она останется здесь в бесчестье. Однако…
Он замолчал. Голицын терпеливо ждал продолжения.
– Однако он понимает, что подобный поступок ни в коей мере не уязвит Софи, наоборот, она будет только рада этому. Поэтому не думаю, что он выберет этот путь.
– Она не должна… О, Софи, вот и ты, ma chere! – Князь плавно ушел от разговора при появлении внучки. – Нельзя сказать, что ты сама элегантность, но изменения в лучшую сторону налицо, – с доброй насмешкой заметил он, оглядывая ее белую блузку и простого покроя янтарную плисовую юбку.
– Единственная одежда, которую я нашла, – с сожалением откликнулась Софья. – Я ведь ничего не привезла с собой за исключением тех двух платьев, которые купил мне Адам в Новгороде, да и то они уже отслужили свое, – рассмеялась она. – Буду рада, если ты расплатишься с Адамом, grand-pere. Он взял на себя все расходы в дороге и не позволил мне продать аквамарины, чтобы я могла заплатить за себя сама.
– Только из-за твоего взволнованного состояния прощаю тебе столь несусветную глупость, Софи, – ровным голосом заметил Адам. – Будем считать этот разговор оконченным.
– Но, Адам, я действительно не могу позволить, чтобы ты…
– Нет уж, послушайте меня, Софья Алексеевна! За последние четыре недели вы сражались с разбойниками, скакали верхом в метель, делали все, что вам заблагорассудится и когда захочется вне зависимости от того, насколько это было необходимо, и мне едва хватало сил, чтобы увещевать вас. Я прекрасно знаю, что вы терпеть не можете, когда вас принуждают к чему бы то ни было, но с данной минуты вам следует прикусить свой язычок и научиться уважать мои желания.
Софи осеклась и принялась внимательно разглаживать складки юбки. Никогда раньше Адам не позволял себе говорить с ней в таком тоне, но было совершенно ясно, что даже если она будет продолжать настаивать, он не уступит. Могущие последовать за этим неприятности способны разрушить волшебную идиллию. – Пойду-ка посмотрю, как там Анна управляется с ужином, – благоразумно нашла она приличный способ замять неловкость.
– Примите мои поздравления, дорогой граф, – сухо улыбнулся Голицын. – Не буду повторять ее ошибки, тем не менее хочу выразить вам свою благодарность.
– Надеюсь, на этом мы и порешим, князь? – с легким нетерпением откликнулся Адам. – Если я и сделал нечто, заслуживающее благодарности, это с лихвой восполняется вашим гостеприимством.
Слегка поклонившись, старый князь вернулся к прерванному с появлением Софи разговору:
– Я хотел сказать, граф, что Софи не должна ни под каким предлогом возвращаться к мужу. Если он этого потребует, я отправлю ее за границу. У нас есть родственники во Франции. Там она будет вне пределов его досягаемости.
– Будем молиться, чтобы не пришлось предпринимать столь решительных мер, князь.
Адам подошел к застекленной балконной двери и хмуро уставился в ночную тьму. Мысль о том, что он может лишиться права предложить ей свою защиту, давно уже грызла его, как червь капустный лист. У него нет на нее никаких прав, ровным счетом никаких. Он всего-навсего любовник, дармоед, живущий и наслаждающийся за чужой счет…
– Ужин готов, – весело сообщила Софи, появляясь в дверях. – У нас сегодня утка, можешь себе представить, Адам, утка!
– Боюсь, что нет. – Он решительно отринул прочь тяжелые мысли и обернулся. – За последнее время язык мой настолько огрубел, что, наверное, утратил способность ощущать изысканные блюда.
– Ну, утка, приготовленная нашей кухаркой, возродит все твои утраченные способности, – невинным тоном заметила Софи, беря его под руку и направляясь в столовую. – Она вылечит самый загрубевший язык. – Она села и встряхнула салфетку. – Салфетка, Адам! Скатерть! Изумительно! – Глаза ее весело оглядывали стол. – А после ужина мы поедем кататься на коньках в Чашу дьявола!
– Куда поедем? – переспросил Адам севшим от изумления голосом.
– На каток. – Софи по-прежнему была сама невинность. Распахнув глаза, она поинтересовалась: – Ты же умеешь кататься на коньках?
– Да, конечно.
– Ну вот. Я покажу тебе мое самое любимое местечко. Лучше всего туда ездить именно ночью, особенно такой звездной, как сегодня!
– Не сегодня, Софи, – заметил Адам, сосредоточив внимание на утке.
– Но мне хочется…
– Не сегодня, – повторил он тем же тоном.
Плечи князя Голицына стали трястись от еле сдерживаемого хохота. Софи, со своей неуемной жизнерадостностью и подъемом, имела страсть немедленно делиться своими сокровищами и терпеть не могла откладывать свои желания на потом.
– Но такой прекрасной ночи может еще долго не быть, – нахмурилась она, пригубив вино. – Я же обещала показать тебе все волшебные места Берхольского!
– Я тоже говорил тебе кое-что насчет волшебства, – так же ровно напомнил Адам. – Ты не забыла?
Она не забыла. Адам понял это по нежному румянцу, охватившему ее скулы, который он так любил.
– Ну, если ты устал, то мы, конечно, можем и не ходить сегодня, – пробормотала она, пряча улыбку в бокал.
– Да, путешествие – дело весьма утомительное, – великодушно согласился Адам, поймав взгляд князя. Голицын испытывал явное наслаждение, слушая их нежные препирательства.
Софи подняла голову и перехватила этот взгляд, отчего покраснела еще больше. Но взяла себя в руки и потянулась за вазочкой с черной икрой, стоящей посередине стола. Положив себе изрядную порцию, она поинтересовалась:
– Адам, а ты не хочешь попробовать? Очень вкусная икра. После ужина все отправились в библиотеку, но просидели там недолго. Софи, чье недавнее возбуждение, встретив соответствующий отпор, несколько улеглось, не стала возражать, когда дед поднялся, сообщив, что привык рано отходить ко сну. Вслед за ним встал Адам и подал ей руку. Положив ей руку на талию, он повел ее вверх по лестнице в западное крыло дома. На лице его играла улыбка, а в глазах стояло смешанное выражение удивления и упрека.
Они оказались в просторной спальне, стены которой были украшены фресками.
– Не могу не заметить, Софья Алексеевна, что вам следовало бы поточнее разобраться со своими увлечениями, – сообщил он, закрывая за собой дверь. – На каток! Господи помилуй! Мы с тобой наконец одни, чистые, вымытые, нас ждет теплая комната и пуховая перина, завтра никуда не надо ехать, а эта женщина хочет кататься на коньках! – всплеснул он руками в подчеркнутом изумлении.