Серебряные ночи - Фэйзер Джейн. Страница 54

Иногда… В этом году, в следующем… Иногда… Никогда. Софи решительно покачала головой.

– Если я покину Россию без императорского разрешения, у нас не останется никакой надежды, – проговорила она. – У меня не будет возможности вернуться, даже если что-то произойдет с моим мужем. У меня нет сил разорвать узы нашей любви. Можешь поступать как знаешь, Адам, но я намерена выполнить императорскую волю. Grand-pere!.. – Только обернувшись, чтобы обратиться к деду, она обнаружила, что тот давно уже покинул их, понимая, что в этом разговоре третий – лишний.

– Ты обрекаешь меня на пытку, – страдальческим голосом вымолвил Адам.

– Это пытка для нас обоих, – возразила она. – По крайней мере, чувствовать боль – значит жить. В ином случае можно похоронить себя заживо. – Софи пристально взглянула ему в глаза. – У меня есть мужество жить, Адам. Я смогу жить без тебя как любовника, но не смогу жить без твоей любви, без сознания того, что ты рядом.

– Не знаю, о каком мужестве ты говоришь, Софи, – медленно произнес он. – Мужество героев или мучеников? Впрочем, скоро это станет ясно. А пока мне пора идти собираться.

Он оставил ее в библиотеке. Там и нашел ее спустя несколько минут князь Голицын.

– Ты настаиваешь на своем решении, Софи?

– Это единственный путь, который оставляет хоть какую-то надежду.

– А Дмитриев?

– Я смогу противостоять ему, grand-pеre, – пожала он плечами. – И у меня будет защита в лице императрицы.

– На какое-то время, – тяжело вздохнул дед. Твой муж – твой господин, Софи. Он может поступать с тобой так, как ему заблагорассудится, а царица не всегда будет рядом.

– И все-таки я попытаюсь.

– Что ж, будь по-твоему, – смирился с неизбежностью старый князь. Софья Алексеевна – взрослая женщина и имеет право сама определять свою судьбу. Уверенность в исключительном здравомыслии внучки, обладающей редким даром предвидения, служила ему весьма слабым утешением.

Однако, лежа этой ночью в своей спальне в западном крыле дома, видя перед глазами исчезающую в метели фигуру Адама на лошади, Софи не чувствовала себя ни взрослой, ни здравомыслящей. Прощание вышло кратким. Оба испытывали подавленность и растерянность. Она понимала, что он раздосадован ее упорством, в то же время крайне обеспокоен ее будущим, но в подоплеке всего этого она безошибочно чувствовала тот самый мрак, таящийся в его душе, который вынудил его определить их положение страшными, горькими словами. Тот самый мрак, из-за которого он так разъярился на неё, в тот день, когда она без всякого умысла настаивала на прогулке, прежде чем заняться любовью.

И сегодня, перед его отъездом, не оказалось времени… или желания… лечь в постель на прощание. Уткнувшись лицом в подушку, Софи залилась слезами, не в силах понять, за что так несправедливо обходится с ней судьба.

Спустя неделю она приехала в Киев. Город был заполнен посланниками из разных стран, представителями всех уголков обширной Российской империи, прибывших засвидетельствовать свое почтение императрице. Проезжая по улицам, Софи, несмотря на подавленное состояние, не могла оторваться от окна своего санного экипажа. Тут были и казаки, и всадники из киргизских и калмыцких степей, величественные широкоплечие бородатые купцы, блестящие офицеры в парадных мундирах, сопровождающие знатных иностранных гостей.

Сани остановились перед дворцом, который занимала Екатерина со своей свитой. Лакеи мигом подлетели к дверце элегантного, роскошного экипажа, который, безусловно, мог принадлежать только весьма знатной особе. Софи вошла во Дворец, представилась адъютанту и без дальнейших расспросов направилась в покои гранд-дамы.

– Мы каждый день ждали вас, княгиня, – с улыбкой встретила ее графиня Шувалова. – Курьер давно уже вернулся. Ваши апартаменты в этом дворце. По статусу главной фрейлины в течение всей поездки вы будете жить под одной крышей с се величеством.

Софи сделала реверанс, отвечая на приветствие.

– А мой муж? – поинтересовалась она невозмутимым тоном.

– Конечно, вы давно с ним не виделись, – проявила осведомленность графиня. – В настоящее время он занят поручениями князя Потемкина, но как только появится возможность встретиться с супругой, он непременно это сделает, уверяю вас.

Бросив испытующий взгляд на молодую княгиню, гранд-дама не смогла прочесть в выражении ее глаз ничего необычного. Графиня, будучи доверенным лицом Екатерины, была полностью посвящена в благородный замысел императрицы помочь установить хорошие отношения между супружеской парой, чему, безусловно, должна способствовать праздничная, легкая обстановка этого волшебного путешествия.

– Сейчас вас проводят в ваши покои, – спокойно продолжила Шувалова. – Вы, несомненно, пожелаете переодеться, прежде чем представиться ее императорскому величеству. – Отступив, она позвонила в изящный колокольчик. – Князь Дмитриев привез все ваши вещи из Петербурга. И вашу служанку.

Преданную Марию, язвительно усмехнулась про себя Софи. Ну что ж, на сей раз рабыня князя быстро убедится, что госпожа ее сильно изменилась. Павел, который столь заботливо привез из столицы все ее одежды и украшения в полной уверенности, что они никому не пригодятся, тоже будет весьма озадачен. Вот только интересно, с каким лицом он встретится с живым и здоровым свидетельством его крупной ошибки?

Пройдя вслед за лакеем по переплетению коридоров и поднявшись по лестнице на следующий этаж, Софи оказалась перед высокой резной дубовой дверью. Войдя в покои, она поразилась богатому убранству. Стены, задрапированные бархатом и гобеленами, персидские ковры, роскошная кровать с? балдахином, обитый шелком диван, мраморный туалетный столик и громадный платяной шкаф. В углу висела непременная икона; перед ней горела лампадка. Неплохо живут фрейлины, подумала Софи, кивком головы отпуская лакея. Тут же в глубоком реверансе появилась перед ней знакомая служанка. Однако Софья могла заметить, что от былой дерзости не осталось и следа, словно Мария, оказавшись в незнакомом месте, испытывала неуверенность либо от своего положения, либо от нынешнего статуса своей госпожи.

– Здравствуй, Мария, – холодно и бесстрастно приветствовала ее Софья. – Достань мое кремовое бархатное платье. – Бросив на диван муфту, Софи опустила отороченный соболями капюшон накидки и подошла к окну. Из окна открывался вид на Днепр, скованный ледяным панцирем. Его широкое пространство было испещрено следами саней; на льду виднелись узоры, оставленные многочисленными охотниками покататься на коньках, – картина, вполне соответствующая той карнавальной обстановке, с которой она уже встретилась, проезжая по улицам.

– Судя по всему, моя дорогая жена, вас следует поздравить с благополучным завершением путешествия. Добро пожаловать.

Софи с трудом удержалась от внезапного желания тотчас же выпрыгнуть в окно. Медленно повернувшись, она принялась стягивать перчатки. Войдя в комнату, муж осторожно притворил за собой дверь.

– Благодарю вас, Павел. Я очень рада быть здесь.

Глава 14

В ее смехе ему постоянно слышалась издевка. В каждом повороте ее головы он читал презрение. Любая ее улыбка, любое плавное движение словно приглашали к флирту, и в этой веселой, легкомысленной обстановке императорского двора, развлекающегося в Киеве, подобные приглашения не могли оставаться без ответа. Порой Павел готов был выйти из себя от ярости, и вынужден был покидать залу, чтобы прийти в себя. Женщина, вернувшаяся из Берхольского, была той же самой, которую он отправил на смерть, и в то же время совсем иной. В ней появилась невероятная уверенность, неуязвимость, чего он раньше никогда в ней не замечал. Теперь она чувствовала себя при дворе с такой естественностью, словно родилась здесь, и пользовалась невероятным успехом у самых знатных иностранных дипломатов и царских вельмож. Царица дарила ей свою любовь и благорасположение, поздравляя мужа, который должен быть рад, что жена его столь неожиданным образом превратилась в благоуханный цветок. Павел, которого все это отнюдь не радовало, бормотал слова благодарности и ощущал, как вскипает в душе черная ярость. Сейчас она была в многолюдном салоне герцога де Лилля Посланник короля Пруссии Иосифа II, один из любимцев Екатерины, он был одним из самых популярных лиц в узком кругу приближенных к императрице людей. Герцог де Лилль находил княгиню Дмитриеву совершенно очаровательной и не делал из этого тайны. Княгиня, в свою очередь, не без удовольствия оправдывала репутацию остроумной, образованной, веселой собеседницы, сверкая темными глазами и одаряя всех своей необыкновенной, чуть асимметричной улыбкой, придающей особое очарование четко очерченному овалу сияющего здоровьем лица.