Месть нибелунгов - Хольбайн Вольфганг. Страница 78

Потребовалось три дня, чтобы Ксандрия пришла в себя. Впрочем, время тут не имело никакого значения. Ее мысли сейчас вращались вокруг побега и еды. Изредка демоны бросали ей пищу, которую ничто не могло превзойти по отвратительности. Но в конце концов желудок Ксандрии пришел в такое отчаяние, что заставил рот не выплевывать то, что можно было хоть как-то переварить.

Говорить с этими созданиями не имело смысла. Они игнорировали все мольбы и просьбы королевы, снуя по пещерам туда-сюда и время от времени сверля свою пленницу неприятным взглядом. Иногда они принимались гортанно хихикать. Судя по всему, ее вид доставлял демонам чистую радость.

Так, в сущности, и было. Этим безобразным существам редко доводилось видеть нежную белую человеческую плоть, как, впрочем, и человеческий страх, и ничего прекраснее этого демоны не знали. Они хотели сломить благородство молодой красивой женщины, ибо в подземном мире это было исключительным лакомством. Через несколько дней относительного покоя, которые Ксандрия провела, рыдая и голодая, демоны начали бить ее острыми палками, наслаждаясь криком своей пленницы. Когда тело Ксандрии стало слишком слабым, чтобы исторгать истерические вопли, демоны подошли поближе и принялись расцарапывать когтями ее воспалившиеся от грязи раны. И королева оправдала их ожидания. Она плакала и молила о пощаде. Или, по крайней мере, о быстрой смерти. Демоны были в восторге.

Вскоре они заметили, что несчастная женщина кричит и отбивается с особым остервенением, когда они входят в ее лоно…

Каждое утро и каждый вечер Зигфрид выкрикивал имя своей возлюбленной, стоя на стенах сожженного замка. Он призывал Одина и Утгард, он был в ярости и обращался к Брюн-гильде. Он насмехался над нибелунгами, надеясь, что они явятся к нему.

Но все оказалось тщетным. Дни были такими же безжизненными, как и ночи, и такими же застывшими, как и мертвое королевство Ксантен. Лесные звери начали подбираться к разлагающимся трупам, чтобы полакомиться мертвечиной.

Зигфрид понял злобную иронию посмеявшихся над ним богов. Разве у него теперь не было Ксантена? Разве он не властвовал над королевством единолично, да еще держа в руке Нотунг? Боги действительно исполнили его желание — как одно, так и другое. Опасность в жажде того, чего так сильно хочешь, можно было и не заметить… А вот утратить то, что имеешь…

В какой-то момент он увидел тонкие струйки дыма на западе. Зигфрид подозревал, что это лагерь франков, чувствовавших себя увереннее, поскольку теперь у них появилась возможность присоединить к своему огромному королевству пустошь, в которую превратился Ксантен. Тут не было короля, которого нужно было побеждать, не было войска на границах. Разрушенный Ксантен, девственно чистый и безлюдный, стал легкой добычей для любого, кто решил бы занять его территорию. Зигфриду не хотелось противиться новым хозяевам этой земли с мечом в руках. То, что было желанием его сердца с того момента, как он узнал о своем происхождении, уже не имело для него ценности. Королевство было столь же ничтожным, как и кровь, в которую нельзя было вдохнуть жизнь и любовь.

На четвертый день своего отчаяния Зигфрид придумал, как ему вызвать Брюнгильду. Сам Один поручил валькирии отвести принца в Валгаллу, когда смерть потребует его душу. Так ли это? Зигфрид решил проверить свое предположение. В лучшем случае он мог подманить ее. А в худшем он умрет, что, в общем-то, его не пугало. Мысль о том, что он свободен в своих действиях, придавала ему сил. Зигфрид нашел в своей прежней комнате чистую рубашку, вымылся в чистом ручье и поджарил кусок телятины, чтобы подкрепиться.

Вечером он сел на камень в центре королевского двора, упер рукоять Нотунга в землю и приложил острие меча к своей груди. Руки он расслабленно свесил вдоль тела, а глаза закрыл. Одно резкое движение — и все закончится. Меч, который когда-то спасал его предков, поможет ему положить конец неизбывному горю. Не такой смерти мог бы пожелать себе воин, но в это мгновение любая смерть для Зигфрида была хороша. Он чувствовал выкованное им же острие меча, царапающее кожу и словно ищущее путь в его тело. Острие было теплым, приятным. Оно обещало быструю смерть. Зигфрид подумал о том, не помолиться ли ему, но у него больше не было богов, которых он мог уважать. Асы оказались жестокими и подлыми, а бог христиан не защитил Ксандрию. Что ж, это последнее путешествие ему придется совершить одному. Последний раз вздохнув, Зигфрид уже напряг мышцы для рывка.

— Твой отец никогда бы не выбрал столь трусливый путь, — услышал он голос валькирии.

Зигфрид открыл глаза. С тех пор как демоны уничтожили Ксантен, в замке больше не горели факелы, и в лунном свете силуэт Брюнгильды казался тенью.

Его план сработал.

— Ты пришла за моей душой или только для того, чтобы посмеяться надо мной? — спросил Зигфрид.

Стало немного светлее, так как из земли показался конь валькирии с его восемью копытами, горевшими огнем.

— Ни то, ни другое не заставило бы меня поторопиться сюда, — ответила Брюнгильда, и в ее голосе послышалось нечто, напоминающее сожаление. — То, что произошло, не должно было произойти.

Зигфрид встал, сжимая в руке Нотунг.

— Ты говорила, что с этим мечом я могу доказать свое законное право на трон Ксантена.

— Ты можешь это доказать, — подтвердила Брюнгильда. — Но я никогда не говорила, что ты сможешь этим воспользоваться. Насмешка богов состоит в том, что люди думают только о награде и напрочь забывают о цене, которую им придется заплатить.

— Ты могла бы предупредить меня, — с горечью произнес Зигфрид. — Одно лишь слово предостережения…

— …ничего бы не дало, — перебила его валькирия. — Тебя распирало от гордыни и тщеславия. Ты не захотел обрести судьбу, назначенную тебе. Никто не может сойти с предписанного богами пути, не вызвав их гнева.

— Неужели ты знала, что это произойдет? Ты предвидела мои страдания?

Брюнгильда покачала головой.

— Все жизненные линии предначертаны, и мы можем прочитать в книге смерти о том, в какой момент они могут оборваться. Но когда ты пережил поездку в Британию, когда нибелунги не сумели тебя удержать, а твой друг Нацрей убил Вульфгара, все смешалось и линии твоей судьбы перепутались. Я могла лишь распутать эти линии, стараясь не вызвать гнева Одина. Но мне это не удалось.

Все мышцы в теле Зигфрида болезненно напряглись.

— Так, значит, это отец богов приказал устроить резню в Ксантене?

Брюнгильда кивнула. Ей было больно, оттого что они стояли в полутьме двора друг против друга, словно враги.

— Он прислал сюда орды Утгарда, чтобы сломить твою гордыню.

Зигфрид в ярости воткнул Нотунг в землю, и меч задрожал, задев камень.

— Один! Как он мог так отплатить мне за мою храбрость? Разве я не действовал ему во славу? Разве я не выковал меч, который онкогда-то дал моему роду?

Брюнгильде хотелось как-то успокоить принца, взять его за руку, но в последнее мгновение она сумела подавить это желание.

— Слава и честь порождают зависть и ненависть. Таков закон равновесия мира, — сказала валькирия. Ее глаза, намного превосходящие человеческие, не успели заметить быстрого движения, которым Зигфрид выхватил Нотунг из земли и поднес меч к ее горлу. Подрагивая, меч застыл на волоске от шеи Брюнгильды.

— Не знаю, способен ли Нотунг убить тебя, — холодно произнес принц, — но я готов проверить это.

— И зачем?.. — В голосе Брюнгильды не было страха, одно лишь любопытство.

— Мне нужен твой конь, который способен перемещаться между мирами. Я поеду на нем в Утгард и освобожу Ксандрию.

В Утгарде, как и в Асгарде, время не ощущалось. Оно имело значение в среднем слое мира, Мидгарде, поскольку определяло там течение жизни. В Мидгарде, где жили люди, где солнце разделяло день и ночь, где почва подчинялась смене сезонов и где чувствовалось изменение всего живого, время играло важную роль. В Утгарде же нельзя было обрести счастье. Здесь титаны изнывали в своей бесконечной борьбе, и никто не мог измерить вечность. Все, что происходило на среднем слое мироздания, в Утгарде не находило отклика, и те четыре дня, что Зигфрид в Ксантене ждал Брюнгильду, в Утгарде длились не дольше мгновения и не меньше жизни.