Кубок лунника (СИ) - Клименко Анна. Страница 16

«Разве что… это должно быть нечто очень ценное, дороже жизни…» – Малика в сомнении почесала затылок и сделала еще один, последний шаг назад.

А потом… Дыхание застряло в горле.

Из полутьмы-полусвета к ней метнулась серая масса. Где руки, где ноги – не разобрать. Да и были ли эти самые ноги?!! Подумать ведьме не дали, совсем.

Что-то резко ударило ее под ложечку, заставляя согнуться пополам. Резкий толчок в плечи… Малика неуклюже взмахнула руками, пытаясь удержать равновесие, и – бешеный свист ветра в ушах, а перед глазами только темное небо с воспаленным оком полной луны…

«Всеблагий, я же…»

Она не успела подумать о том, что случится через несколько мгновений. Луна – огромная, багровая, полная крови… завораживала. Отнимала рассудок. Забирала милостиво желание понимать и осознавать происходящее.

– Мама, – одними губами позвала ведьма.

Плевать, что она не помнила своей несчастной матери. Главное, что сейчас она должна быть где-то рядом. Незримая ниточка, выдернутая из изнанки тканого полотна Этернии.

Малику ударили. Снова, в бок. Она перекувыркнулась, раз, другой, затем почему-то носом уткнулась в жесткий мех. Ветер взвыл разочарованно, словно у него отняли желанную добычу, а еще через мгновение Малика упала на камни. Дальше не было ничего, разве что…

…Небо. Сочное, свежее, умытое.

Малика облизнула пересохшие губы.

Йоргг. Как она здесь оказалась? И тут же с быстротой сапсана, пикирующего на неповоротливого голубя, больно резнула мысль – так я ведь упала! Едва ли не с самого верха башни лунника. На камни. Значит, вот оно какое, царство Эо Всеблагого?

Ведьма попробовала шевельнуться, и это ей удалось. Каждая косточка болела так, словно ее, Малику Вейн, пропустили сквозь мельничные жернова. И именно эта боль, совсем не потусторонняя, вернула ведьму к действительности.

Стоп. Выходит, это прекрасное небо, повисшее над головой словно хрустальная чаша, вовсе не принадлежит изнанке полотна Этернии. Зачем-то Малика подняла руки, повертела ими у себя перед глазами. Руки как руки, по пять пальцев на каждой, а вот здесь, на предплечье, огроменный синяк, да еще ссадина.

– Я боялся, что Вы пострадали больше, чем казалось, – прозвучал рядом голос лунника. Малика с облегчением вздохнула: нет, определенно она продолжала пребывать в мире живых. Ибо – как без устали твердили святые братья – лунник ни коим образом не может попасть в царство Всеблагого. Вот так. Ведьма может, а лунник – нет. Ни под каким видом.

– Я бы не простил себе, если бы вы умерли, – тяжело проговорил граф, – подумать только! Я ничего не смог с собой поделать. Чуть не сожрал собственную гостью.

«Хорош врать-то», – раздраженно подумала Малика.

Но лунника не заставить говорить правду только потому, что тебе этого так хочется. Здесь придется… действовать по-другому. Тоньше, умнее. Самой вплести филигранный завиток в кружево интриги.

Кряхтя и ругаясь сквозь зубы ведьма села и огляделась. Ха! Оказывается, его светлость лунный лорд притащил ее в ирисовую долину, положил на бочок, а сам устроился рядом, кутаясь в то, что осталось от одежды после превращения.

– Я плохо помню, что случилось, – наивно хлопая ресницами, сказала Малика, – а вы, милорд… Как ваше самочувствие?

Вопрос походил на утонченное издевательство. Лунник выглядел так, как мог выглядеть человек с которого сперва содрали кожу, а затем кое-как натянули ее обратно, причем не очень-то аккуратно. Трансформа не прошла бесследно: вид у графа в самом деле был помятым. Кожа на обнаженной груди, на шее, на руках провисала складками. Ее стало чересчур много для уменьшившегося скелета.

– Это пройдет, – он удрученно махнул рукой, – сейчас утро. Скоро я буду самым обычным. И между прочим, вам не кажется, что меня можно изредка называть по имени?

– Лунники всегда начинают фамильярничать с теми, кого чуть не сожрали? – Малика поежилась. На земле было свежо, задиристый утренний ветер играл растрепанной косой.

«Тоже мне, нашел, куда притащить. Не иначе как закопать хотел, если помру!»

– Не нужно… так, – пробормотал лунник, – в конце концов я с собой справился. Даже успел поймать вас.

«Вопрос только в том, кто – или что – меня сбросило, не так ли?»

Она, прищурившись, задумчиво разглядывала лунного лорда. К чему ему убивать хозяина гостиницы? Месть? Или, быть может, возврат давнего, очень давнего долга?

Альвен Рутто сидел на земле, обхватив руками колени, и делал вид, что чрезвычайно заинтересован ближайшим густо-сиреневым, почти черным ирисом. Очень бледная, цветом сродни алебастру кожа подтягивалась на глазах, облегая мускулы словно чулок. Он почувствовал ее изучающий взгляд и обернулся, но в этот миг – Малика была готова поклясться – в золотых глазах кошачьей тенью мелькнул страх.

«Ну, не за меня же он будет бояться, верно?» – хмыкнула ведьма. Затем откашлялась:

– Э-э… граф… Что-то подсказывает мне, что неразумно оставаться в вашем замке еще на одну ночь. Вы не могли бы… посодействовать… В общем, здесь нет второй гостиницы, так ведь?

– Уезжайте отсюда, – беззвучно произнес лунник, – не обременяйте мою совесть никому ненужной смертью.

Она усмехнулась. Затем, морщась, подобралась к неподвижному графу и положила ладонь ему на плечо. Лунник вздрогнул, но не отстранился, и Малика, замирая от собственной наглости, приблизила свои губы к слегка заостренному уху.

– С чего вы взяли, граф, что я собираюсь помирать?Теперь я точно никуда отсюда не уеду. До тех пор, пока не увижу всю картину так, как она и должна выглядеть. До тех пор, пока справедливость не восторжествует, зло не будет наказано, а Хаор не отправится в посмертие, где ему самое место.

– Еще одна чокнутая ведьма, – лунник вздохнул, – поступайте, как знаете. Я не буду препятствовать, но помогать тоже не буду. Как я уже говорил раньше, мне наплевать на то, что творится в банке с пауками.

Малика приподняла брови с видом оскорбленной невинности.

– А как же поход к кургану?

Золотые глазищи превратились в зеркала, в которых отражалась взъерошенная, воинственно настроенная и оттого смешная Малика Вейн.

– Мы поедем туда после обеда. После того, как я смогу спуститься в город и устроить вас в гостинице.

– Вот и замечательно. Помогите мне, пожалуйста, подняться.

…Опираясь на крепкую руку графа, Малика неспешно брела к подножию замка. Даже не брела, ковыляла. Суставы, связки, сухожилия – все болело немыслимо, заставляя скрипеть зубами. К тому же, ведьма продолжала думать , и это было хуже всего – когда при всем желании не можешь вышвырнуть прочь собственные мысли. Хотя… гнать бы их, эти мысли, поганой метлой. Особенно когда тебя под ручку ведет молодой красивый мужчина. Да-да, красивый! Кожа подтянется, и все будет как в тот раз, когда он вошел под своды гостиницы «Кубок лунника».

– А много ли вы знавали ведьм, граф? – поинтересовалась Малика, томно склонив голову к плечу лунного лорда.

– Пусть это будет моим маленьким секретом, – усмехнулся он.

Преступления забытые и не очень.

Появление Малики в городке было сродни тому, как если бы на главной базарной площади разверзлась мостовая и оттуда, потрясая пламенеющим хвостом и аспидно-черными ветвистыми рогами, вылез сам йоргг. Никто, правда, не пытался ретироваться с воплями и молитвами Всеблагому, но вокруг ведьмы и графа Рутто очень живо образовалось пустое пространство. Шепоток – «ведьма, ведьма!» – расходился по городу как круги по воде, и поэтому, когда Малика достигла порога незабвенного «Кубка лунника», там ее уже ждали. Естественно, инспектор Берн.

– А-а, вот и вы, госпожа Вейн! – зловеще приветствовал он. Через секунду его лицо разочарованно вытянулось, – и вы, граф! Доброго дня, милорд! Чем обязаны… такой чести?

Лунник остановился, не входя в гостиницу, Берн, шепча имя Всеблагого, двинулся ему навстречу – и между ними завязался долгий нудный разговор, смысл которого заключался в том, что граф изъявлял желание поселить госпожу Вейн в гостинице, а инспектор горячо протестовал, ссылаясь на возможные беспорядки в городе. Пока они торговались, Малика без особого интереса глазела на Берна, мысленно пытаясь занести последнего в список отъявленных негодяев. Ну, а что? Чем не мерзавец? Малого роста, на пол-головы ниже самой Малики, он подпрыгивал на месте и вертелся, напоминая дрессированного бульдога, которого бдительные хозяева натаскали для охоты на ведьм. Выдающиеся челюсти и глубоко посаженные водянистые глазки усиливали сходство, не хватало только кривых клыков, выглядывающих из-под нижней губы. Малика поразмыслила еще немного, пытаясь ответить на вопрос – а что же ее, собственно, так раздражает в инспекторе. Затем пришла к выводу, что привычка постоянно снимать и надевать шляпу, приглаживая при этом короткие пегие волосы, может кого угодно привести в бешенство.