Возвращение (СИ) - Мельник Сергей Витальевич. Страница 8

— Что это за легион? — Принц Паскаль вновь и вновь просматривал грамоты и донесения, пытаясь вникнуть в суть вещей. — Почему я о нем раньше никогда не слышал? Почему вообще было позволено, кому‑то из местечковых баронов иметь в своем подчинении столь большую и профессионально обученную армию?

— Ваше вели…высочество. — Поправился один из его адъютантов. — Это был пакт, подписанный госпожой де Кервье, она своим именем брала протекторат, над этими наймитами.

— Это наемники? — Паскаль удивленно посмотрел на говорившего. — У кого есть столько денег, что бы платить двум с лишним тысячам наймитам за их труд?

— Они не за деньги воюют ваше высочество. — Молодой офицер консультант при принце задумчиво покачал головой. — Они воюют за свою свободу и жизнь.

— Что за бред? — Паскаль нахмурил брови. — У меня гвардия без зарплаты даже жопу не почешет сама себе, а тут прожженные наемники с потрясающей выучкой, способные, раз за разом давать по соплям ордену бестиаров воюют за идею?

— Согласен ваше высочество, звучит неправдоподобно. — Поклонился офицер. — Но здесь разработана потрясающая и хитрая схема мотивации…

Паскаль изумленно вскинув брови и недоверчиво качая головой слушал своего консультанта не веря своим ушам. Все было просто и понятно, все было завязано и простимулированно, все имело свою железную несгибаемую логику, а главное работало да еще как!

— Потрясающе! — Принц встал из‑за стола и заложив руки за спину принялся вышагивать по кабинету. — Нет, это действительно гениально! Назовите мне фамилию этого умника что так лихо может закручивать законы жизни!

— Барон Ульрих фон Рингмар–Когдейр. — Пришел тут же ответ, заставивший его сбиться с мерного шага.

— Ульрих. — Принц тяжело вздохнул. — Да–а, это был действительно один из умнейших людей которого мне приходилось встречать на своем пути. Если б не Катрин со своим сумасбродством, если бы не взрывной характер отца, все могло бы случиться по–другому. Жаль…действительно жаль, что его больше нет.

— А может быть все еще будет? — Долетел до слуха будущего короля тихий и вкрадчивый голос стоящего стороной от остальных советников, голос высокого худощавого юноши, о котором никто ничего не мог сказать толком, лишь замечено было, что нет–нет, да он тихо иногда что‑то нашептывал на ухо принцу.

— Гунн? — Паскаль воздел руку требуя тишины у подчиненных и обращая свой взор на говорившего. — У тебя есть, что сказать мне?

Тот, кого принц поименовал Гунном легким поклоном и жестом руки предложил будущему государю отойти в сторону.

— Ваше величество… — Начал он, с опаской поглядывая на прислушивающихся к ним советников.

— Высочество. — Поправил его принц.

— Это уже вопрос времени. — Улыбнулся парень. — Но сейчас не об этом, а хотел я обратить ваше внимание на то, что в отличие от вас, я совершенно случайно…

— Совершенно? — Улыбнулся Паскаль.

— Абсолютно случайно. — Поддержал его улыбкой Гунн. — Присутствовал на похоронах не без известного вам барона Рингмарского.

— И? — Нахмурил будущий государь брови.

— Закрытый гроб. — Пожал тот плечами. — На казнь никого не допустили, тело не повезли в родовую усыпальницу, все под протекторатом Гербельта, никаких сторонних людей.

— Что это значит? — Глаза принца сверкнули искрой азарта.

— Это значит, что вам все же придется встретиться с бывшей королевой. — Гунн склонил голову в поклоне. — Если конечно есть смысл доставать из колоды эту карту.

— Мне нужен север страны, ты же знаешь. — Принц покачал головой. — Баронесса Когдейр сильная женщина и это её заслуга, что она столько времени смогла продержаться одна против целой армии. Но боюсь, одной силы воли ей не хватит. Я просто физически сейчас не в состоянии охватить все конфликты и пожары в стране.

— А север меж тем нам нужен. — Подвел черту Гунн.

— Очень. — Принц сжал до хруста кулак.

Сил не было ни на что. Просто не было сил, что бы шевелится, на то что бы встать, куда‑то пойти, что‑то делать. Руки опустились. Нет, Вальери де Кервье никто не удосужился сказать о смерти ее сына, вернее принц не позволил, сотне гонцов и прислужников добраться до ее обособленных покоев, не говоря уже о полной блокаде Ганса Гербельта. Просто она проснулась, открыла глаза, краем уха услышала необычайную суету при дворе и решила не вставать, так как даже не мысленно, а интуитивно сердцем матери поняла все без слов, отчего стало невыносимо больно в груди и горько на душе.

Маленькая сухая женщина некогда властитель миллионов человеческих душ, была разбита и подавленна, она лежала в красивой резной кровати обложенная со всех сторон подушками, что принесли заботливые служанки и не находила причин для жизни, она не видела смысла следующего этапа войны за банальное существование, потому что…

Ничего не осталось.

Длинные расплетенные волосы пепельной белизной разметались по сторонам, руки нервно комкали край одеяла, а из покрасневших глаз то, затухая, то, вновь набирая силу, бежали ручейки слез.

Как же так? Почему все именно так, а не иначе? Хотелось ей спросить неизвестность и пустоту окружающей действительности, которую людям так свойственно наполнять смыслами, олицетворяя моментность жизни, богами, провидением, судьбой или другими, в сущности, нелепостями словесной казуистики.

Как же так? Почему она смогла пережить смысл своей жизни? Почему она смогла? Зачем ей опять и вновь вся эта боль, вся эта муть черной безысходности в груди и на сердце? Что она сделала не так? Что вообще не так с этим гребанным и паскудным миром?

Горло сдавило стальной хваткой толи обиды толи разочарования, дышать в миг стало невыносимо трудно, воздух приходилось проталкивать в себя микро глотками, делая очередное одолжение телу, через не могу и не хочу, продолжая нелепость своего бытия.

Миллиарды не подсчитанных секунд бытия, неимоверная пустота холодной постели, в которую она ложилась из года в год, сжимая между ног и рук подушку, а не тело любимого человека. Выдуманные для себя одной причины для побед, смыслы для того, что бы существовать. Слезы одиночества, о которых никто не знал, слезы по разбитым мечтам, воспоминания об ушедшей мечте, о ее разбитой любви…

Как же это было давно, как же все это близко и сейчас.

Сколько ей было? Девятнадцать? Двадцать? Двадцать с медным грошиком? О–о-о! Как же она любила! Как же она ждала его с той проклятой и ненавистной войны! Они были так молоды и, так горячи, в тот момент казалось ничто не способно разлучить их, это было так прекрасно, как и ужасно осознание разлуки с любимым мужем, с ее любимым до боли человеком.

Вы знаете, как пахнет простынь в том месте, где спал любимый вами человек? Вы знаете, где и как должны лежать вещи оставленные им? Годами должны лежать в правильной последовательности после него? Нет? Тогда вы не знаете что такое любовь. Вы не знаете, что значит ждать, как нужно верить и помнить слова и обещания. Не знаете цену улыбке и дрожащей ладони, робко бегущей по вашему телу. Вы ничего не знаете об истинности чувств и, ваше счастье, никогда не узнаете боли разорванной надвое души, боли растоптанной гордости и изувеченного предательством сердца.

Двенадцать? Наверно так…Пусть будет двенадцать лет ожидания, коротких встреч и наполненных страстью мимолетных ночей и, всего лишь один час на расстановку жизненных приоритетов и короткого мига осознания своей никчемности перед этой жизнью.

Она как последняя дура тогда неслась не жалея ни себя ни лошадей в Путернесс, приграничный замок одного из баронств, где наконец‑то после стольких лет должен был быть подписан мирный договор с империей. Она как дура, мечтала о встрече и его руках, полностью игнорируя окружающую действительность с условными ступеньками успеха этого мира. Она была дурой не замечая очевидных вещей.

Де Кервье был славный род, это была удачная партия для короны в связи с прекрасной родословной и репутацией, но вот род Шен де Герау, это была материальная составляющая, а не эфемерное прошлое красивых грамот с вензелями. На чем строится победа? На отваге? На личном мужестве? На самоотверженности павших героев думаете? Нет, ребята, все не так как пишут в красивых книгах и легендах, вся соль этого мира, его кровь и плоть, это деньги. Да–да, именно деньги, как бы вам не прискорбно было это слышать, но солдат для победы нужно кормить, солдату для победы нужно дать оружие в руки, хорошо бы коня подогнать для героической позы на портрет победителя. Кто‑то должен был оплачивать подвиги, кто‑то обязан был взять на себя расходы, пока герои пытали тонкие материи героических струн и защищали идеалы и великие устои государственности. В конце концов, даже золотые короны на венценосные головы не с неба им падают. Кто‑то должен платить по счетам.