Заколдованная Элла - Ливайн Гейл Карсон. Страница 9

– ! фреЧ, – радостно завопил жульФ. И завертелся в бабушкиных объятиях.

Его взяла на руки другая гномская дама, помоложе.

– Где вы научились говорить по-гномьи? – спросила она. – жульФ – мой сын.

Я залилась краской и рассказала про попугаев.

– А что я ему сказала?

– Это поговорка. Мы часто так приветствуем друг друга, – объяснила жатаФ. – На киррийский это переводится «Работай киркой и лопатой – и станешь большой и богатый». – Она протянула мне руку. – жульФ – не единственный, кого вы спасете. Я это вижу.

Что еще она видит, интересно? Мэнди говорила, некоторые гномы умеют предсказывать будущее.

– Вы знаете, что меня ждет?

– Нет, в подробностях не знаю. Гномы не видят, какое платье вы наденете завтра или о чем будете беседовать, – для нас это тайна. Я вижу только общие очертания.

– И что же?

– Опасный путь, три фигуры. Они близко, но вам не друзья. – Старушка выпустила мою руку. – Остерегайтесь их!

Когда мы вышли из зверинца, Чар сказал:

– Сегодня я велю утроить стражу вокруг хижины огров. А скоро поймаю кентавра и подарю тебе.

Ее сиятельство Ольга была дама пунктуальная. Она с дочками прибыла как раз вовремя, чтобы пронаблюдать, как на крышу кареты пристраивают мой сундук и бочонок бодрящего снадобья.

Отец вышел меня проводить, а Мэнди стояла поодаль.

– У тебя, оказывается, совсем мало вещей! – поразилась Хетти.

– Гардероб Эллы не соответствует ее положению в обществе, сэр Питер, – поддержала дочку ее сиятельство. – У моих девочек восемь сундуков.

– Матушка, у Хетти пять с половиной сундуков! А у меня остается только… – Оливия умолкла и подсчитала на пальцах. – Мало. У меня мало сундуков, это нечестно!

Отец любезно улыбнулся:

– Так мило с вашей стороны взять Эллу под свою опеку, ваше сиятельство Ольга. Надеюсь, она не слишком вас обременит.

– Меня? Что вы, меня она вовсе не обременит, дорогой мой. Я же не еду с ними.

От слов «дорогой мой» отца перекосило.

– Их сопровождают кучер и два лакея, – продолжала Ольга. – Они защитят от кого угодно, кроме огров. А от огров я едва ли смогу их уберечь. К тому же без старухи-матери им будет веселее.

Отец помолчал, а потом сказал:

– Не говорите так. Нет, вы не старуха и никогда ею не будете. – И повернулся ко мне: – Хорошо тебе доехать, дитя мое. – Он поцеловал меня в щеку. – Я буду скучать.

Вранье.

Лакей открыл дверцу кареты. Хетти и Оливию церемонно подсадили. Я бросилась к Мэнди. Разве можно уехать, не обняв ее напоследок?

– Сделай так, чтобы они все исчезли. Ну пожалуйста! – шепнула я.

– Ох, Элла, лапочка… Все будет хорошо! – И Мэнди крепко стиснула меня.

– Элеонора, твои подруги ждут, – окликнул меня отец.

Я забралась в карету, пристроила в угол ковровую дорожную сумку, и мы тронулись. Чтобы успокоиться, я потрогала мамино ожерелье, надежно спрятанное под платьем. Будь мама жива, не пришлось бы мне катить из дома неизвестно куда в компании этих гадюк.

– А я бы нипочем не стала обниматься с кухаркой. – Хетти картинно содрогнулась.

– Еще бы, – ехидно улыбнулась я. – Никакая кухарка не согласится.

Тогда Хетти вернулась к прежней теме разговора:

– У тебя так мало вещей, другие девочки, наверное, примут тебя за нашу служанку.

– А почему у тебя платье спереди топорщится? – спросила Оливия.

– Там что, ожерелье? Зачем ты прячешь его под одежду? – спросила Хетти.

– Оно, наверное, ужасно некрасивое, – догадалась Оливия. – Вот почему ты его не показываешь.

– Нет, оно не некрасивое.

– Покажи. Мы с Оливией очень хотим посмотреть.

Приказ. Я вытащила ожерелье. Ладно, не страшно. Здесь нет воров.

– Ой! – восхитилась Оливия. – Даже красивее самой красивой маминой цепочки!

– С таким ожерельем никто не примет тебя за служанку. Очень тонкая работа. Только оно тебе длинновато. – Хетти потрогала серебряные нити. – Оливия, смотри, какой нежный молочный отлив у жемчужин!

Оливия тоже потянула руки к ожерелью.

– Отпустите! – Я отодвинулась.

– Мы его не испортим. Можно, я его померяю? Матушка всегда разрешает нам мерить украшения, мы никогда ничего не портим.

– Нельзя.

– Ну дай! Дай!

Приказ.

– Я что, обязана?

Само сорвалось. Надо было придержать язык!

Глаза у Хетти так и засверкали.

– Да, обязана. Дай ожерелье.

– На одну минуту, – предупредила я и расстегнула замочек. Медлить я не стала. Нельзя, чтобы эти гадюки видели, каких трудов мне стоит сопротивляться.

– Застегни у меня на шее…

Я послушалась.

– … Оливия.

Она приказывала не мне, а сестрице!

– Ах, спасибо, милочка. – Хетти откинулась на сиденье. – Я прямо рождена для подобных драгоценностей.

– Элла, дай мне его примерить, – сказала Оливия.

– Подрасти сначала, – отозвалась Хетти.

Но мне пришлось послушаться. Я отчаянно старалась сопротивляться приказу Оливии, но тут начались обычные мучения – заболел живот, загрохотало в висках, перехватило горло.

– Теперь ее очередь, – выдавила я сквозь стиснутые зубы.

– Видишь? – проныла Оливия. – Элла говорит, можно!

– Оливия, я лучше знаю, что тебе можно, а что нельзя. Вы с Эллой еще маленькие…

Я бросилась к ней и расстегнула ожерелье – она и глазом моргнуть не успела.

– Элла, не давай его Оливии! Отдай мне! – приказала Хетти.

Я послушалась.

– Дай мне, Элла! – завопила Оливия. – Хетти, ну ты и злюка!

Я выхватила ожерелье у Хетти и сунула Оливии.

Хетти посмотрела на меня, подняв бровь. Плохо дело: до нее стало доходить, что происходит.

– Мама надевала это ожерелье на свадьбу, – сказала я, чтобы ее отвлечь. – И ее мать…

– Элла, а ты всегда такая послушная? Верни мне ожерелье.

– Я ей не отдам! – взвилась Оливия.

– Отдашь, а не то не видать тебе сегодня ужина!

Я забрала ожерелье у Оливии. Хетти застегнула его у себя на шее и погладила с довольным видом.

– Элла, вот бы ты его мне отдала! В знак нашей дружбы.

– Мы не дружим.

– Нет, дружим. Я тебя просто обожаю. И Оливия тоже тебя любит, правда, Оливия?

Оливия серьезно кивнула.

– По-моему, ты мне все равно его отдашь, если я прикажу. Элла, отдай его мне в знак нашей дружбы. Я приказываю.

Ни за что! Хетти его не получит!

– Бери.

Слова сорвались сами.

– Ой, спасибо! Оливия, какая у нас щедрая подруга! – И Хетти тут же сменила тему: – Слуги плохо вымели пол в карете. Смотрите, вот там лежит комок пыли – безобразие! Нам не годится ехать в грязи. Элла, подбери его.

Этот приказ был мне по душе. Я схватила комок пыли и втерла его Хетти в лицо.

– Тебе идет, – сказала я.

Но радость оказалась мимолетной.

Глава восьмая

Хетти ничего не знала ни про Люсинду, ни про ее проклятие, но все равно сообразила, что мне приходится всегда слушаться ее приказов. Когда я втерла грязь ей в лицо, она только улыбнулась. Эта улыбка означала, что комок пыли отнюдь не перевешивает ее власти надо мной.

Я забилась в угол кареты и уставилась в окно.

Хетти не приказала мне отдать ожерелье навсегда. Может, сорвать его через голову – через ее огромную башку? Или сдернуть с шеи? Лучше пусть оно порвется, чем достанется Хетти!

Я попыталась так и сделать. Силой воли заставляла руки двигаться, пальцы – сжиматься. Но чары мне не позволяли. Вот если кто-нибудь другой прикажет мне заорать у Хетти ожерелье, я послушаюсь. Но самой мне его не вернуть. Тогда я заставила себя смотреть на ожерелье: надо привыкать к этому зрелищу – мамино ожерелье на Хетти. Я смотрела, а Хетти поглаживала его, наслаждаясь победой.

Правда, через несколько минут глаза у нее закрылись. Губа отвисла, и Хетти захрапела.

Оливия пересела на мою сторону кареты:

– А я тоже хочу подарок в знак нашей дружбы, – сообщила она.