Валентинов день - Фэйзер Джейн. Страница 31

Аласдэр улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами. Его глаза тоже возбужденно сияли. Они бок о бок скакали галопом, пока Эмма не почувствовала, что кобыла начала уставать. Девушка натянула поводья и постепенно перевела кобылу на рысь.

Ее спутник тоже придержал Феникса. И они рысили под голыми дубовыми и березовыми ветвями, наслаждаясь чувством уединенности и покоя после лондонской толкучки. В городе не получалось ступить из дома на улицу, чтобы тут же не удостоиться чьего-либо замечания.

Хотя с тех пор как Эмма посещала Ричмонд в последний раз, прошло уже три года, она тут же узнала выбранный Аласдэром спуск. Он и раньше был одним из ее любимых, потому что редко посещался людьми. Втроем, еще при жизни Неда, они проводили под сенью деревьев долгие часы и иногда за целый день не встречали ни единой живой души.

Осознав, что вокруг никого нет и что их уединения не нарушают даже отдаленные голоса, Эмма почувствовала, как у нее забилось сердце. Предвкушение, поняла она, и ее щеки покрылись румянцем. Девушка пустила Ласточку в легкий галоп, надеясь, что встречный ветер охладит лицо и утихомирит незваный приступ страсти, которая внезапно овладела ее телом.

Но быстрая езда не помогла, скорее привела к обратному.

— Эй, почему такая спешка? — Аласдэр догнал девушку.

— Кажется, собирается дождь. — Эмма сказала первое, что пришло ей в голову. Глаза она упорно не сводила с дороги.

Аласдэр посмотрел наверх.

— Ты права. — Он заметил, что на горизонте собираются темные тучи. — Выглядят весьма угрожающе. Знаешь, пока небеса не разверзлись, нам лучше найти укрытие. — И, повернув коня, он направил его под деревья.

Довольная переменой темы, Эмма направилась следом. Судя по всему, Ласточка не любила деревьев. И Эмме потребовалось все ее искусство, чтобы ласковой, но твердой рукой направлять кобылу в узкий просвет между двумя рядами тополей.

Они выехали из-под деревьев как раз в тот момент, когда упали первые капли. Впереди раскинулся поросший травой холм, увенчанный копией греческого храма. Аласдэр указал на него кнутом.

— Укроемся там, пока не кончится дождь.

— Если он когда-нибудь кончится. — Эмма поежилась от пронизывающего порыва холодного ветра, проникшего к ней под жакет. — Как я не подумала взять накидку?

— Надо укрыться от ветра. — Аласдэр пустил Феникса галопом вверх по холму.

Холод притушил жар страсти — Эмма отметила это с улыбкой облегчения. Молодой человек объехал вокруг храма и, остановившись в перелеске, спешился.

— Слезай здесь и беги в укрытие. Я присмотрю за лошадьми, — обернулся он к Эмме. И, протянув руку, придержал за талию, когда она соскользнула с седла.

Кожа девушки снова пошла пупырышками, их глаза встретились. В его взгляде она увидела пламень желания и порадовалась, что не одна испытала возбуждение.

— Иди внутрь. — Голос Аласдэра перехватило.

— Сперва позабочусь о Ласточке.

— Не надо! — Он нежно повернул ее за плечи. — Уходи с ветра. — Аласдэр постарался, чтобы голос звучал беззаботно, но не сумел скрыть легкой хрипоты. Он подтолкнул Эмму и легонько ударил ее кнутом по юбке сзади. — Беги.

В другой ситуации Эмма, получив такое «отцовское» напутствие, принялась бы бурно протестовать, но сейчас она понимала, что хотел замаскировать Аласдэр… понимала слишком хорошо. И, не сказав ни слова, оставила его под деревьями и поспешила в храм.

Молодой человек шумно выдохнул. Продолжать игру не получалось. Он был тверд как скала и всего-то коснулся руками ее талии.

Аласдэр обернулся к коню, лихорадочно надеясь, что привычное занятие — ослабление подпруг, привязывание поводьев и стреноживание — поможет утихомирить взбунтовавшуюся плоть. Он честно попытался ни о чем не думать и, надо сказать, чувствовал себя намного увереннее, когда настало время присоединиться к Эмме под крышей храма.

Он отвязал от седла кожаную сумку, забросил ее на плечо и кинулся к укрытию, потому что дождь уже припустил вовсю.

Эмма стояла между колоннами и смотрела на расстилавшийся перед храмом вид: дождь лил как из ведра, застилая раскинувшееся под холмом пространство. Она обернулась на звуки шагов и посмотрела на сумку.

— Что это ты принес?

— Еду. — Аласдэр поставил сумку на каменную скамейку в портике — подальше от залетавших капель. — Решил, что нам может потребоваться подкрепиться. Здесь вино, сыр, холодный цыпленок, хлеб. — Называя, он выкладывал все на скамью.

Явно голодная Эмма с готовностью подалась вперед. Этот маленький домашний пикник, пожалуй, затушит разгоравшуюся страсть.

— Ты и бокалы захватил? — проговорила она с шутливым восхищением.

— Даже салфетки, мэм. — Он помахал белым полотняным квадратиком. — Прошу вас, садитесь. — И указал на часть скамейки рядом с едой. А когда Эмма повиновалась, с ловкостью официанта положил ей на колени салфетку.

Девушка не могла не рассмеяться. Дождь барабанил по крыше, струи били между колонн, но они расположились достаточно далеко, чтобы оставаться сухими, хотя и чувствовали себя не слишком уютно. Ну и пусть, думала Эмма. С бокалом вина в руке и с куриной ножкой в другой все не так уж и плохо.

Аласдэр устроился на противоположном конце скамьи и взял себе хлеба и сыра.

— И что ты думаешь о нашем французском эмигранте месье Дени? — небрежно спросил он.

— А почему я должна о нем думать? — Ногти Эммы вонзились в салфетку, каждый ее нерв и каждый мускул напрягся. Что скрывалось за невинным вопросом? Не прелюдия ли это к откровенности?

— Не знаю. Мне показалось, что тебе нравится его общество. — Аласдэр пригубил вино и посмотрел на Эмму поверх кромки бокала.

— Это что, преступление?

— Нет. Но этот человек — охотник за приданым.

— Я знаю. — Ее голос прозвучал очень сухо. — Не думай, Аласдэр, что я переоцениваю свои чары.

— Ждешь комплимента? — В его глазах появилось некоторое удивление и еще нечто другое, что беспокоило гораздо сильнее.

Эмма вспыхнула.

— И не думаю. Есть занятия поважнее, чем дожидаться комплиментов от тебя.

— Неужели? — лениво протянул он. — А то я мог бы наговорить тебе целую кучу. — Не отрывая глаз от лица Эммы, он взял ее за подбородок. На губах играла улыбка. — Ну, например, у тебя очень красивые глаза. И рот изумительно изогнут в уголках. И ямочки на щеках постоянно хранят тень, поэтому ты всегда выглядишь…

— Прекрати! — Эмма отдернула подбородок. — Не будь таким противным!

— Ну вот, моя хорошая не желает слушать комплиментов, — посетовал Аласдэр с наигранной суровостью. — Ты должна улыбнуться, покраснеть, быть может, в смущении потупить глаза. А не набрасываться на меня, точно я тебя кровно обидел.

— Не городи чушь! — Эмма снова взялась за бокал. — Дождь не прекратился? Лошадям там, наверное, очень плохо.

Последнее замечание Аласдэр пропустил мимо ушей. Он подался вперед и вынул бокал из ее внезапно задрожавших пальцев. В глазах не осталось ни малейшего удивления. Он придвинулся еще ближе и заключил ее лицо в ладони. Его взгляд был совершенно серьезен.

Молчание длилось целую вечность. Эмма слышала, как в ушах гулко стучал пульс, ощущала на лице дыхание Аласдэра. Ей казалось, что ее тело сделалось стеклянным и готово рассыпаться от малейшего прикосновения.

Наконец Аласдэр нарушил молчание.

— Итак, Эмма? — Его пальцы продолжали гладить ее щеки.

«О чем он спрашивал?» — задавала себе вопрос Эмма. Но в душе она прекрасно понимала. Она не ответила, только неотрывно смотрела ему в глаза и ждала, что он сделает.

— Что я должен сказать, Эмма? — грустно улыбнулся Аласдэр.

Эмма с облегчением поняла, что игра окончена, но сердце кольнуло тревожное предчувствие.

— Что ты сделал с Полем Дени?

— О! — Улыбка сделалась еще более грустной. — Ты хочешь, чтобы я отвечал?

— Да.

— Ну хорошо: если ты так хочешь, я стукнул его по голове бронзовой нимфой.

— Что ты сделал? — в ужасе воскликнула девушка. — Так ужасно поступить с несчастным человеком!