Бей ушастых! Часть 3 - Добрынина Марина Владимировна "и Астральная Сказочница". Страница 67

— Нет! — быстро среагировал Шеоннель.

— Не понимаю я, в чем смысл этой гадости, — поддержал я полуэльфа.

— Племянница у тебя красивая, — заявил Шеоннель и чему-то мечтательно улыбнулся. — Она эльфов никогда не видела?

— А откуда ей их видеть? — проворчал Иксион, — когда эти пакостники тут с делегацией были, мы всех наших двуногих девушек подальше отослали.

— Тогда понятно, почему я ей понравился, — задумчиво проговорил Шеоннель, — она с такими, как я, не знакома.

Иксион нахмурился. Переживает что ли за честь своей Ореи? Шеон на роль коварного соблазнителя не годится, но видимо заботливый дядюшка Икси считает иначе, поэтому я постарался сменить тему:

— Иксион, а как на вашем языке звучит Альпердолион? — поспешно спросил я. Помню, мать очень хохотала, когда он ей на ушко шепнул. Так что хороший вопрос. Уместный можно сказать.

Иксион перестал хмуриться, заухмылялся и поведал:

— Затраханск… к сожалению более подходящего слова в человеческом языке нет. Но поверьте, по-кентаврийски это звучит более смачно.

Я заржал. А Шеоннель наоборот загрустил.

— Вот так. Запердюлинск, Затраханск. Почему эльфов никто не любит?

— Потому что они ведут себя, как засранцы! — проворчал Иксион, — мы с ними уже много столетий конфликтуем из-за Каннабиса. А кто им мешает договориться с нами по-хорошему? Вот как Терин договорился? Мы не расисты, и продавали бы ушастым эту траву, если бы они сделали выгодное предложение. Но ведь нет! Они по-честному не хотят! Постоянно пытаются выкрасть рассаду, даже землю мешками таскают, думают, если на своей территории засыплют делянку, то Каннабис у них расти начнет. Не понимают глупцы, что не земля, а сама наша территория зачарована еще в те времена, когда среди кентавров были сильные маги. Вы, мальчики, наверняка, не знаете, что мы были первыми разумными, которые появились в этом мире. Мы сюда пришли из другого мира. Не спрашивайте, из какого, я не знаю.

— Может быть, из того, где мама родилась? — предположил я, — она говорила, у них есть легенды о кентаврах.

— У них и об эльфах легенды есть, — проворчал Иксион, — она помнится, брякнула, что в том мире ушастые называют себя перворожденными. Лживые засранцы!

— А может быть, в дусином мире они и были перворожденными? — предположил Шеоннель. — А возможно, они пришли из того же мира, что и вы?

— Чушь! Наши древние легенды не хранят ни одного упоминания об эльфах!

— Никто нас не любит, — сделал вывод Шеоннель и поднял на нас глаза, подозрительно заблестевшие от слез, — вы знаете, что с Рахноэлем твориться? Он боится! Я никогда не видел его в таком состоянии. Такое чувство обреченности и беспомощности. Представляете, он мне морду бьет, а сам даже не злится на меня, а боится, и еще на себя злится, потому что ничего изменить не может!

— Он тебя бил? — я удивленно вытаращил глаза, — он что, псих?

— Не меня он бил, а Налиэля, — возразил Шеон (будто это что-то меняет) — То есть он думал, что я Налиэль и ударил меня по лицу. Несколько раз. Орал, что Налиэль не справился, что от него толку никакого, он такой же осел, как и его жена… вы представляете? Он заставил маму снять опеку с Данаэли, когда ей было всего четыре года! И все для чего? Для того, чтобы подложить маму под Вальдора… а представьте, что Налиэль при этом чувствовал? Теперь мне хотя бы понятно, почему он меня так ненавидит.

— Слушай, Шеон, ты наплюй на это, ладно? — предложил Иксион, — эльфы, они всегда с приветом были. Все чистоту крови блюдут. И что в итоге? Закостенели в этом своем Затраханске, остальных разумных за низших держат. Не понимают, что эти «низшие» намного сильнее и мудрее их. Они стухли, Шеоннель! Ты самый прогрессивный эльф этого мира.

— Я полуэльф, — мрачно поправил Шеоннель и, после короткой паузы, добавил, — и я неудачник.

— Это с чего вдруг? — возмутился я, — мне тебе перечислить все, что ты сделал хорошего за последние несколько дней, или сам вспомнишь?

— Да, что я такого сделал? Так, глупости всякие, — отмахнулся Шеон.

— Ты мальчишку Андизара спас, — подсказал Иксион.

— Да, я подставил Налиэля, выставил его свиньей какой-то и Вайруса напугал.

— Но ты его в итоге вытащил и доставил к отцу, — возразил я, — считай, что это был подвиг.

— А покушение на Иоханну, это тоже подвиг? — проворчал Шеоннель.

— Ты не виноват. Тебя заколдовали. Так что забудь об этой истории. Кстати, где твоя Кошка?

— Я ее в Зулкибаре оставил. Дана боится, с Кошкой ей спокойнее.

— Дана — это твоя девушка? — заинтересовался Иксион.

— Сестра.

— Еще одна дочь Вальдора?!

— Нет, Лиафели, — уточнил я, — и Наливая… кстати, наливай, Иксион!

Мы чокнулись, кентавр в качестве тоста предложил выпить за успешную вылазку на территорию Рахноэля.

— Ты еще скажи, что это тоже подвиг, — расстроился Шеоннель.

— Подвиг, — серьезно подтвердил Иксион, — надо быть очень смелым, чтобы сунуться к этому ненормальному Рахни под видом Налиэля, который провалил задание.

— Он меня принимать не хотел, — пожаловался Шеон, — он любит подобное проделывать. Сам назначает аудиенцию, потом заставляет ждать в приемной несколько часов и все отменяет. Это, значит, чтобы подданный понервничал. Вот со мной, то есть с Налиэлем, он такое же проделать хотел. Я со стражей скандал устроил. Не знаю, из-за этого или по какой другой причине, но Рахноэль решил меня принять. Я всего-то пять часов прождал.

— Хм, а говорил, что сорок минут, — вспомнил я.

— Не хотел папу волновать. Он и так сильно нервничал. Соврал я ему, — признался полуэльф, — думаю, если бы я не начал со стражей задираться, то не принял бы меня Рахноэль так быстро. Судя по его настроению, с неделю бы промариновал.

— Но все-таки он тебя принял. И надавал тебе по лицу, — проворчал Иксион, — точно псих!

— Он чего-то боится. Я пока сидел, ждал, пообщался с некоторыми придворными. Они говорили, что правителю явился бог, то есть богиня. Прекрасная и страшная. Они долго беседовали за закрытыми дверями, а потом она забрала Кира. Рахноэль отдавать не хотел, но очень боялся и не посмел спорить. Я не поверил. Решил, что это бред. Господа придворные перебрали Каннабиса и рассказывают сказки. А потом я встретился с Рахноэлем и почувствовал его настроение, его страх и безвыходную злость. Я тогда подумал, что может быть, придворные правду говорят, и он, действительно, имел разговор с кем-то, кто гораздо сильнее его? Этот кто-то нарушил его планы, и отсюда такие эмоции. Вот знаете, когда ситуация выходит из-под контроля, и ничего сделать нельзя… вот такие у него эмоции были — злость от собственного бессилия. Но по лицу он мне надавал с большим удовольствием. А потом отправил в тюрьму и пообещал, что вечером придет посмотреть, как палач его на мне недавно изобретенные пытки продемонстрирует. Я испугался.

— Так и я бы на твоем месте испугался, — поспешно вставил я, заметив, что Шеон понуро замолк. — Ты что думаешь, боятся только трусы? Вот прибью любого, кто меня трусом назовет, но я боюсь, когда мне пытками угрожают. А когда пытают, еще больше боюсь.

— Ну, так это ты, — протянул Шеоннель, — у тебя вот даже бояться получается как-то… не унизительно что ли? Я помню, ты мне рассказывал, когда мы с девочками на кухне пили. Тебе страшно было даже, когда ты просто рассказывал, но все равно не возникало ощущения, что ты трусливая козявка. А я испугался именно как козявка трусливая. Я не люблю боль и боюсь.

— Да кто ж ее любит? — возмутился Иксион, — разве что извращенцы какие-нибудь.

— Я от страха не сразу сообразил, что уже в темнице нахожусь, в одиночной камере. Долго не мог успокоиться. Дрожал, как лист на ветру, даже зубы клацали. С трудом привел мысли в порядок, прослушал все подземелье, но Кира не обнаружил. Может быть, я от страха не смог его найти?

— А может быть, его забрал кто-то? Богиня эта ваша, — предположил я. Бредовая, конечно, версия, но для утешения пьяненького Шеоннеля сойдет. Однако нет, не сошло.