Тропы Трояна (СИ) - Сахаров Василий Иванович. Страница 16

Я шагнул вперёд. Подошва наступила на твёрдую поверхность дорожки, и я замер. Норма, можно двигаться далее.

Следующие шаги я делал уже без опаски. Прошёл десяток метров, остановился, а затем оглянулся и увидел, что позади тоже туман. Камень пропал, и на миг я едва не поддался панике. Появилось желание рвануть обратно, и вот тут-то чародейская дорога и стала меня испытывать, как сегодня утром на болоте проверял моих варягов защитный рубеж потайного места.

– Вадим! Помоги мне! – услышал я голос своей первой жены, которая погибла в автомобильной аварии, и моё тело едва не совершило прыжок в туман, на помощь той, кого я любил и всегда помнил. – Вадим! – опять донёсся знакомый голос, в котором было страдание и отчаяние. – Спаси! Мне плохо и страшно!

Душа застонала и стала разрываться на части. Я стиснул рукоять клинка и огляделся. Однако туман был непроницаем, и я выкрикнул:

– Кто ты?! Выйди! Покажись! Зачем ты говоришь голосом моей жены?! Ну же, явись! Я не боюсь тебя!

Разум понимал, что я кричу зря. Однако не всегда человек поступает разумно, и это отличает его от бездушной твари. Поэтому всё, что я мог, – это кричать. Я угрожал и злился, боялся и потрясал оружием, но с тропы при этом не сошёл, и это было моим спасением.

Женский голос смолк, а я не знал, сколько прошло времени – пять минут или несколько часов. Это было не важно, и, как только морок прекратил психологическую атаку, я продолжил путь, не повернул назад, а двинулся вперёд.

Ещё пара десятков шагов пройдена – и снова голоса.

– Лейтенант, прикрой! – бьёт по ушам громкий окрик старшего разведчика-пулемётчика Сидора, который погиб на Кавказе.

– Вспышка слева! – вторит ему мой инструктор по стрелковой подготовке из училища.

– Соколов, к доске! – строго произносит классный руководитель.

Голоса менялись, и я слышал всех, кого когда-то знал и перед кем испытывал хотя бы малейшее чувство вины, и избавиться от навязчивого морока не было никакой возможности. Даже уши затыкал. Но куда там! Возгласы, команды и панические окрики били в самое сердце и отзывались в нём желанием кинуться на помощь людям, чьи лица услужливая память воскрешала передо мной. Но хуже всего пришлось, когда я услышал голоса своих погибших детей.

– Папа! Папочка! Нам холодно! Мы замерзаем! Здесь страшно и темно! Где ты?!

Слышать эти жалобные детские голоса, которые я никогда не забывал, было мукой, какую даже самому заклятому врагу не пожелаю. Поэтому я был на волоске от безумного поступка. Но я выдержал, не поддался мороку. Кстати, живойт помогал. Лишь только я отклонялся от намеченного маршрута, как он издавал резкий посвист, и это немного приводило меня в чувство. Так вот я и шёл. Змей свистел, душа разрывалась на части, а ноги упрямо, метр за метром, преодолевали расстояние, и наконец справа от меня оказался следующий путевой знак, такой же камень, как и в избушке Всеслава, но узоры другие. Голоса смолкли, а я без колебаний приложил руку к валуну и через боль, которая вновь затмила разум, вышел в мир Яви.

В этот раз переход произошёл чуточку легче, и я восстановился быстрее. А когда смог оглядеться, то обнаружил, что с тыла валун, а я нахожусь в сухом подвале, в коем не так давно были люди, ибо на стоящих вдоль стен бочонках находилась ещё теплая свеча, а в воздухе витала смесь запахов пота, воска и пыли. В общем, помещение рабочее. Но вот вопрос: а где оно находится? Пока не добудешь языка и не присмотришься к обстановке, не разберёшься. Поэтому, поднявшись по узкой лесенке, я толкнулся в широкий лаз под потолком.

Дух-х! – крышка дёрнулась, но не поднялась, ибо наверху был прочный запор.

Ладно. Я спустился обратно и приступил к осмотру. Бочки, как правило, стандартные, примерно по пятьдесят литров каждая, в них залито какое-то душистое масло. Значит, это хозяйственное помещение. Однако ответа на мой вопрос, где же я нахожусь, как не было, так и нет. И тогда я решил в щель между крышкой лаза и полом выпустить живойта, дабы он осмотрелся. Только сделать это не успел.

Наверху заговорили люди. Я замер без движения и прислушался к их разговору.

– Ты точно слышал шум? – спросил мужик, судя по густому басу, тучный человек в возрасте, с одышкой.

– Да-да, – ответил ему молодой звонкий голосок. – Крышка лаза сильно дёрнулась. Наверное, это чёрт.

– Один раз крышка вздрогнула?

– Да.

– А точно в подвале больше никого не было, когда ты уходил?

– Отец Николай, вроде бы никого за спиной не оставил. Масло взял, как отец Никодим велел, запор накинул и выскочил. Но темно ведь было и страшно.

Молчание, а затем удар по люку, и тот, кого молодой называл отцом Николаем, воскликнул:

– Кто ты?! Именем Господа отвечай! Сатана?!

«Кажется, я где-то в монастыре, – подумал я. – Но это и неудивительно. Ведь я уже отмечал, что точки перехода, как и любые иные точки силы и намоленные места, привлекательны для постройки храмов. Ну а коли так, то надо или уходить, или хитрить и добывать информацию. Пока опасности нет, значит, следует разобраться, где я и что со мной. Опять же не факт, что портал сработает. Вдруг он по какому-то графику включается? Я ведь этого пока не знаю».

– Это я, Иван.

Мой голос был глух и неразборчив. Имя назвал самое распространённое, и, если храм, куда меня выкинуло, большой, наверняка в нём отыщется парочка Иванов.

– А что ты там делаешь? – Священнослужитель, эмоции которого я смог уловить, несколько расслабился.

– За маслом спустился, а потом меня случайно закрыли. Крикнул вслед, да меня не услышали, охрип, что ли.

Бац! – отец Николай дал молодому пареньку, который его привёл к подвалу, затрещину и сказал:

– Дурачина и раззява. Что же ты Ивана закрыл? Открывай болезного быстрее.

– Понял.

Мальчишка откинул в сторону запор, а отец Николай сошёл с люка, и я рванулся из ловушки. Крышка откинулась, и я выскочил наверх. Передо мной двое. Полный бородатый брюнет с упитанным лицом и в чёрном подряснике, а рядом худой паренёк, кожа да кости, в латаной длиннополой рубахе.

– Ты же не Иван?! – приподнимая масляную лампаду, произнёс священнослужитель.

– Это точно, – согласился я и впечатал кулаком ему в солнечное сплетение.

Монах, или кто он там в своей иерархии, согнулся и раззявил рот, словно выброшенная из воды рыба. А я перехватил лампаду и поставил подножку пареньку, который хотел убежать. Затем опустил светильник на пол, вырубил священнослужителя ударом по шее и занялся мальчишкой.

– Что это за место?

Округлившимися от страха глазами паренёк смотрел на живойта, который по-прежнему сидел на моём плече, и не мог вымолвить ни слова. Но когда я его встряхнул, он произнёс:

– Эт-т-то под-д-вал.

– Само собой. А под чем подвал находится?

– Под соб-б-бо-ром.

– Каким?

– Софийским.

– В Новгороде? – удивился я, так как первая ассоциация, которая пришла в голову, была связана именно с новгородским храмом.

– Не-е-ет. В Киеве.

«Вон оно как, – качнул я головой. – Значит, я в Киеве. Шёл по тропам всего-то ничего, сколько точно – не знаю, но не больше пары-тройки часов, а то и меньше, и перешёл из Полоцка в столицу Руси. Круто, однако».

– Значит, это Киев? – уточнил я.

– Он самый.

– А день какой?

– Червень. Двенадцатое число.

«Со временем порядок, – отметил я, сканируя собор, в коем было много людей, среди которых находилось немало воинов. – Но надо уходить. По Киеву мне бродить рано. Местные священнослужители уже всполошились, видать, имеются среди них одарённые, а значит, необходимо возвращаться. Вот только что со священником и парнем делать? Убить их? Нет, я же не зверь. Да и не даст это ничего. Наверняка киевские священнослужители о языческом камне знают, да и трупы всё равно к подвалу приведут. Так что таиться особо нечего. Коль понадобится, к порталу я всегда смогу прорваться, особенно если не один, а с дружинниками».

Пальцы сдавили шею паренька, как недавно они сдавливали шейку дзяучонки, и он потерял сознание. Пора уходить, и я вернулся в подвал. Здесь перед валуном на миг замер, пару раз глубоко вдохнул и выдохнул, затем погладил живойта по его «короне» и приложил ладонь к узорам.