Колдунья-беглянка - Бушков Александр Александрович. Страница 45
– Идем?
Анатоль медлил.
– Вовремя я тебя увел из этого притона, – сказал он задумчиво. – Трифон сегодня рано утречком как раз в тех местах побывал по делам… Там, в «ночной ресторации» у Фомы, эти мерзавцы окончательно перепились… а может, даже скорее всего, кто-то нагрянул свести счеты с Кудеяром за какие-то прегрешения – у подобных скотов это в большом обычае. Они так увлеклись, что буквально в куски друг друга порезали. Там с утра толпятся зеваки, нагрянула полиция, доктора крутят головами… Квартальный Трифону по приятельству шепнул, что голову самого Фомы нашли отдельно от туловища, валявшуюся под столом… Да и остальные не лучше… Ты побледнела? Прости, мне не следовало углубляться в такие детали. Может, нюхательных солей?
– Нет, не нужно, – сказала Ольга. – В куски, говоришь? Бог ты мой, туда ведь наверняка нагрянула погоня, они опомнились, пустились следом за мной, дом их был не особенно и далеко… Они меня искали.
– Думается мне, ты угодила пальцем в небо, – покачал головой Анатоль, подумавши. – Нет, я согласен, что за тобой могла быть погоня… но каким таким образом они догадались, что ты была в том подвале? Не собак же ищеек по следу пускали – откуда ищейки в петербургском городском доме? И потом, такое зверство… Я согласен, что у камергера в прислужниках обретается изрядная сволочь… но это и для них чересчур. Расспрашивали бы, грозили, быть может, даже оружием… но вот так? Зачем, с какой стати? Нет, поверь моему опыту: это как раз похоже на ссору меж людишками пошиба Кудеяра. Вот эти мизерабли как раз и способны увечить врага самым невероятным образом. Я знаю парочку случаев, мог бы порассказать, но не хочу тебя нервировать…
«Это потому, что ты не знаешь, кого камергер способен послать в погоню ночной порой, – подумала Ольга. – А если я тебе расскажу, все равно не поверишь, решишь, что я от переживания и тягостных перипетий рассудком тронулась… Вот положение! Знать столько – и молчать, иначе рискуешь оказаться в желтом доме…»
– Ты прав, наверное. Оставим это, – сказала она решительно. – Едем к твоему антикварию?
– Да, я велел Трифону закладывать…
Они спускались по парадной лестнице, когда вдруг к Анатолю бросилась стоявшая дотоле у стены некая дергающаяся фигура. Ольга отступила на шаг, но Анатоль, нимало не смешавшись, обеими руками поднял трость и прижал ею горло незнакомца, вынудив того отшатнуться к стене.
– Тьфу ты, я подумал было… – досадливо поморщился он. – Грек, если будешь откалывать подобные фокусы, дело может кончиться плохо. А если бы я тебя, болвана, клинком почествовал под ребра?
Он опустил трость и отступил. Теперь и Ольга узнала субъекта по прозвищу Грек, доставившего ее в подвальный притон. Правда, сейчас он выглядел вовсе уж жалко: бледный, как смерть, волосы спутаны и перепачканы грязью, платье в беспорядке, грязное, словно он валялся на мусорной куче…
Грек дико глянул на нее и тут же отвернулся, словно и не узнав.
– Фельдмаршал… – прохрипел он. – На тебя вся надежда… Дай денег, рублей десять, у меня ни копеечки, а нужно бежать из Петербурга…
– Голубчик, – хладнокровнейше произнес Анатоль. – Если я тебе сколько-нибудь и дам, то не больше четвертака на опохмелку – и то исключительно за прошлые услуги. Для тебя и рубль сейчас будет чересчур, вот-вот начнешь чертиков с себя смахивать и от монстров по сточным канавам прятаться, я же вижу…
– Ничего ты не понимаешь, – сказал Грек, от которого водкой вроде бы и не пахло. – Фельдмаршал, милый, дорогой, я должен из города бежать, а то они до меня доберутся… Ты б знал, что ночью случилось у Фомы… царствие ему небесное, хоть и был он законченным негодяем… Мохнатые… клыки в три вершка… Кровью стены захлестаны… Чудом выбрался, если б не матушкин крест, мне б тоже карачун…
Достав двумя пальцами из жилетного кармана серебряную монету, Фельдмаршал сунул ее в ладонь Греку и убедительно сказал:
– Ступай похмелись. Только не увлекайся, а лучше всего, выпив пару стакашков, ложись в постель, авось заспишь, и на сей раз обойдется…
– Говорю тебе…
– Хватит, – решительно поднял ладонь Анатоль. – Кому другому ты и мог бы голову заморочить, но я-то, старина, прекрасно помню, как ты пару месяцев назад в бочке прятался от двух зловещих упырей, а я как раз и был среди тех, кто тебя полотенцами вязал. Да вдобавок участвовал в складчине для доктора Брюгена, каковой из тебя не в первый раз спиртуозного демона изгонял… Пойдемте, друг мой, – обернулся он к Ольге. – Молодой человек обойдется и полтиною…
Ольга, задержавшись все же, достала из кошелька золотой и, проходя мимо, сунула в руку Греку. Теперь она окончательно уверилась, что в подвал за ней нагрянула погоня… Грек, похоже, так и не узнавший ее, сграбастал монету, хрипло пробормотал:
– Храни вас бог, юноша, не дали пропасть душе христианской… Сейчас так пятки смажу, что остановлюсь где-нибудь под Новгородом, не найдут они меня…
Анатоль не заметил ее филантропического поступка. На улице он предупредительно распахнул перед Ольгой дверцу кареты с бесстрастным Трифоном на козлах.
Ехали недолго, не более четверти часа. Карета остановилась у ворот двухэтажного каменного дома неподалеку от Невского – судя по виду, принадлежавшего, конечно, не вельможе, но уж безусловно и не стесненному в средствах мещанину или средней руки чиновнику. От дома веяло барством, пусть и не титулованным.
За воротами ожесточенно забрехали псы. Анатоль постучал тростью, приоткрылась калитка, высунулась озабоченная физиономия, заверила, что «сей минут» все будет в порядке, – и исчезла. Судя по крикам и звяканью цепей, личность сия моментально занялась сторожевыми псами. Вскоре калитка распахнулась во всю ширь, и личность, оказавшаяся пожилым лакеем достаточно опрятного и трезвого облика, вежливо пригласила заходить, сообщив, что «барин дожидаются».
Пройдя анфиладой комнат, лишь подтвердивших первоначальное мнение о доме как принадлежащем человеку небедному, они оказались в кабинете, где за массивным, причудливо-старомодным резным столом восседал старичок в черном фраке фасона павловских времен, с Владимиром на шее. Лицо у него было подвижное, добродушное, лысую голову с младенчески розовой кожей обрамлял скудный венчик белоснежных волос.
– Рад вас видеть, господин Гауф! – воскликнул хозяин с неподдельным энтузиазмом, выскакивая из-за стола и энергично встряхивая обеими руками руку Фельдмаршала. – Судя по вашему визиту, вы согласны исполнить… работенку, хе-хе? А это, простите великодушно…
Фельдмаршал сказал небрежно:
– А это, господин Столбунов, мой юный помощник… и ученик некоторым образом. Полагаться на него можете, как на меня.
– Приятно слышать, приятно слышать… – старичок вернулся за стол, шумно выдвинул ящик и принялся что-то в нем перебирать. – Присаживайтесь, господа, без церемоний!
Фельдмаршал уселся, а Ольга помедлила, глядя вбок. Было на что залюбоваться: всю стену кабинета занимали стеклянные витрины, открытые и закрытые, и наподобие книжных полок, и застекленные ящики на ножках. Там стояли и лежали разнообразнейшие диковины: странные статуэтки, то ли черные изначально, то ли потемневшие от безжалостного к ним времени, коего с момента изготовления сих предметов пролетело, сразу видно, ох как немало; загадочные предметы, о назначении которых было решительно невозможно догадаться при беглом, поверхностном осмотре; проржавевшие чуть ли не насквозь кинжалы странного вида, явно происходившие из далеких заморских краев; фарфоровая посуда, расписанная диковинными узорами, ничуть не похожая на привычную кухонную утварь или чайные принадлежности; шары и яйца из разноцветного стекла, бесформенные куски металла, словно бы испытавшие действие невероятных температур, каменные сосудики и флаконы, еще что-то непонятное, нездешнее, неведомо для чего служившее…
Ее взор вдруг приковало зеркальце – обыкновенное вроде бы, круглое, размером с чайное блюдце, без ручки, в простой бронзовой оправе, в отличие от многих других предметов, самым тщательным образом очищенное от зеленой окиси и патины. Совсем простое зеркальце – но по краям ободка шел тот же самый узор, что на Ольгином медальоне, так и лежавшем сейчас в домике на Васильевском. Никаких сомнений, тот самый узор – сам по себе достаточно простой, но в то же время исполненный некоей необъяснимой словами оригинальности, так что спутать ни с чем нельзя…