Колыбельная для вампиров (СИ) - Борисова Светлана Александровна. Страница 69

— Ага, свежо предание… — не выдержав, я слабо улыбнулась. — Небось врешь. Стоит только расслабиться, как ты опять примешься кричать на меня как на неродную.

— Честное слово, я больше не буду орать!

И ежу понятно, что я не выдержала и присоединилась к плачу Ярославны. В общем, когда мы наревелись как две дуры, Беккер аккуратно промокнула глаза неизвестно откуда взявшимся платочком, и я пришла в восхищение. Ещё бы! Она и рыдать умудряется так, что макияж на лице остается в полной целости и сохранности. И вдруг, что называется, получи фашист гранату.

— Мари! Неужели так трудно усвоить, что «врешь» это грубое слово? Нужно говорить, «обманываешь».

«Спокойствие! — стиснув зубы, я мученически улыбнулась. — Значит, это я веду себя как ребёнок? Между прочим, я тоже терплю, когда кое-кто бесконечно меня воспитывает! Зачем же лишать человека удовольствия?»

— А есть разница? Хрен редьки не слаще. Ой, а сама-то хороша! Тогда уж нужно говорить не «орать», а «кричать», — победно сказала я, довольная, что и мне удалось к чему-то прицепиться.

— Ладно-ладно! Что-то я не форме…а-а! Я же не ела с утра! Зай, составишь компанию? — спросила Беккер и, не дожидаясь моего согласия, подхватила под руку.

— А-то! Я сама от бурных переживаний готова съесть хоть целого быка! — воскликнула я, страшно радуясь, что кризис в наших отношениях благополучно миновал.

После сытного обеда, сервированного на небольшом столике молчаливой, но улыбчивой служащей из нашего ресторана, я осторожно спросила:

— Так в чем дело, Сонь? Какого черта ты взбеленилась?

Аккуратно сложив салфетку, подруга подняла виноватые синие глазищи, и они снова подозрительно заблестели.

— Э, нет! Давай-ка без слёз! — поспешно воскликнула я. — На компанию не надейся, по второму заходу будешь рыдать в гордом одиночестве. В настоящий момент у меня жизнерадостный душевный настрой. Не смей его разрушать!

— Да, ну тебя! Никто и не собирался лить слёзы, — отмахнулась Соня. — Ладно. Идём, в мою комнату, там и поговорим.

— Хорошо, но с одним условием. Чур, не обзываться, и не орать, а то я могу с перепугу описаться. Нервы ни к чёрту.

— Только попробуй! Тут же получишь по носу, если испортишь мой любимый гарнитур. С ума сойти, сколько я за ним гонялась, ведь он от знаменитого Андрэ Буля! — сияя глазами, воскликнула моя любимая подруга и, выдала на гора почти детективную историю приобретения мебели знаменитого французского мастера эпохи барокко. Это было круто. Наслушавшись её баек, я прониклась осознанием жуткой ценности гарнитура и с опаской опустилась в драгоценное кресло.

«Подумаешь, ничего особенного. Море дурацких завитушек с позолотой, а сидеть довольно жестко, — скептически промелькнуло в моей голове. «Ё-мое! Каюк креслицу! — внезапно я припомнила, как с размаху плюхнулась на историческую реликвию и безжалостно елозила по нему ногами. — То-то Сонька смотрела на меня как на врага народа!»

Осторожно ощупав кресло руками, я облегченно перевела дух. Вроде бы ничего не отвалилось, теперь убедиться бы, что обшивка цела.

— Мари, прекрати дергаться, сядь по-человечески. Не бойся, ничего с креслом не случится, это же Андре Буль! Мебель сделана на совесть. Я на все сто убеждена, что это оригинал после того, как ты зверски прошлась по нему ногами.

Несмотря на сдержанный тон, в голосе подруги послышались нотки досады.

— Прости-прости! Я же не знала, что под моей задницей национальное достояние Франции!

— Вот только не нужно глупостей! Как будто кресло для меня дороже друзей.

«Вот он жертвенный порыв во имя дружбы!» — растроганно подумала я, глянув на подругу, и перевела стрелки на другую животрепещущую тему.

— Беккер, скажи уж, наконец, чего ты мечешься? Впрочем, дай я сама угадаю. Ты злишься, что слишком далеко зашла в своём увлечении Ником, и теперь боишься, что Иван тебя не простит?

— В общем-то, да! — поколебавшись, ответила Соня и с досадой добавила: — Господи, ну я и дура! Ни за что ни про что, взяла и напустилась на тебя, как будто ты виновата! Прости! Просто ты оказалась подходящим предлогом. Конечно, я совершенно уверена, что в автобусе ты дурачилась как всегда, но уж очень было обидно, что Ладожский поверил твоему розыгрышу.

— Да не было этого! Сонь, мы оба слегка подурачились, а ты уж расквасилась, придумав себе черт, знает что…

— Не лги, Мари! Прикрываешь Ладожского? Учти, я ведь тоже твоя подруга.

— Ну, и с чего ты взяла, что я защищаю Ивана? — с легким вызовом сказала я, внутренне поежившись под прицелом синих испытующих глаз.

— Вот-вот! А то я тебя не знаю! На твоем лице появляется именно такое выражение нашкодившего щенка, когда ты вре… говоришь неправду, — сердито сверкнула глазами Соня и тут же виновато поникла. — Впрочем, я заслужила такое отношение.

Я подскочила к ней и, стиснув в объятиях, чмокнула в щеку.

— Слава богу! Порядок! Наконец-то, ты в норме!

— Это я-то? Боюсь, что ты преувеличиваешь, — уныло ответствовала любимая подруга. — Как дура, из-за ревности я чуть не потеряла лучшую подругу и скорей всего потеряю своего парня.

— Не кисни, Беккер. Знай, от меня не так-то просто избавиться, — воскликнула я радостно. — Ты в норме. Если занялась привычным самоедством, значит, справедливость восторжествовала в твоей душе. Кстати, можешь стукнуть меня как следует, я не обижусь. Признаюсь как на духу, что в происшедшем есть доля моей вины. Не знаю, что на меня нашло, но я как последняя идиотка не придумала ничего лучшего, как разыграть Ивана. Своим нытьём на пару вы уже меня достали. Но в драке между Ником и Иваном виновата ты, не я.

— Да? А я слышала другое, — Соня высокомерно вздернула бровь. — Не придумывай, я-то здесь причем? Ведь меня даже не было в автобусе.

— Вот ещё! Была нужда придумывать, когда жизнь зачастую причудливее вымысла. Представляешь, твой заумный рыцарь хотел, чтобы я закадрила Ника и тот отвял от тебя, свалив под моё крыло.

Напрочь позабыв о бесценном антиквариате, по любимой привычке я забралась в кресло с ногами, и воззрилась на подругу. Что-то мне не нравилось выражение её личика.

— Конечно же, ты с радостью согласилась, — в сдержанном голосе Сони послышался холодок. — Да и как могло быть иначе? Ведь от такого парня никто в здравом уме не откажется…

— Беккер, скажи, какого черта с тобой творится? — возмущенно выпалила я. — Ничего не понимаю! Нафиг тебе этот гнусный тип, когда есть такой замечательный парень как Иван? Или ты решила погнаться за двумя зайцами? Смотри, как бы ни вышло по известной пословице…

У моей любимой подруги поползли брови на лоб, а затем она согнулась от смеха.

— Мари, ты в своем репертуаре! — вымолвила она, наконец, отсмеявшись. — Нет, ты серьезно насчет «гнусного типа»? Ну, ты даёшь! Господи, и чего я удивляюсь, ты же ненормальная!

— Спасибочки за комплемент, но я могу и обидеться!

— Ой, извини, пожалуйста! Зай, я не это имела в виду! Просто у тебя какой-то вывернутый взгляд на окружающих.

— Подумаешь, мне это не мешает, а остальные перебьются.

— Вот как! — задумчиво протянула Соня, снова по привычке пропуская мою реплику мимо ушей. — Значит, на выпускном балу мне не показалось, что вы с Ником шипели друг на друга, хотя на самом деле он тобой интересуется и очень сильно. Весь вечер он только и делал, что с пристрастием допрашивал о тебе и твоих привычках, — и медленно добавила: — А ещё весь вечер ты тусовалась только с Моррисоном…

Я озадаченно хлопнула глазами, поймав её потрясенный взгляд.

— Что случилось? На лбу что-то пророческое нарисовалось? Типа письмён на стене во время пира у царя Валтасара?

— Ой, я дура! Зай, я только сейчас доехала! Если бы я не злилась из-за…

— Лучше поздно, чем никогда, — пробормотала я, автоматически хватаясь за лилию. Соня тут же на неё уставилась.

— Подарок Тьена? Скучаешь?

— Ну да, — ответила я, бледно улыбнувшись, — надеюсь, теперь с меня полностью сняты обвинения в присвоении чужих парней?