Лесная невеста - Дворецкая Елизавета Алексеевна. Страница 3

Последнее княгиня произнесла с явной досадой. При князе Велеборе смолянские жрецы добились права собирать в пользу святилища пошлины не с каждого десятого торга, а с седьмого, и сейчас это казалось Избране сущим разорением.

Она уже хотела вернуть блюдце, но Достужа замахал руками:

– Нет, нет, княгиня, это не для ворожбы! Стал бы я, торговый человек, ворожбой заниматься! – Он даже подтянул повыше пояс с таким видом, как будто защищал свое достоинство от неправедного поношения. – Здесь совсем другое дело! Это чтобы смотреть и свое лицо видеть. Ты погляди, княгиня. Там твой лик ясный отразится. Это из греческой земли привезено.

– Я про такое слышал! – сказал Ранослав. Вытянув шею, он старался со своего места рассмотреть вещь в руках у княгини. – Когда в Киеве был с отцом, у хазар такие видел. Они тоже маленькие льют и как оберег на поясе носят. Дескать, если встретится злой дух какой, то как глянет, свою же рожу мерзопакостную увидит и со страху копыта отбросит.

– Это называется «зер-ка-ло», – горделиво вымолвил Достужа. Название, как самое важное, он приберегал напоследок. – Купи, княгиня. Сама понимаешь, чудо не дешевое, но разве где еще такое найдешь? Оно, может, на всем свете единственное. Вон, и воевода твой говорит, что в ихних землях такого нет! – И он осторожно кивнул на Хедина, надеясь найти у него поддержку.

Избрана с сомнением посмотрела на блюдце у себя на коленях. Узоры на задней стороне зеркала были красивые и тонкие, выдавая высокое искусство мастера, вдоль ручки тянулись какие-то значки. Приглядевшись, Избрана узнала греческие буквы и нахмурилась, пытаясь извлечь из закоулков памяти, где сложен всякий ненужный хлам, основы греческой грамоты, которую когда-то в детстве изучала вместе с братом Зимобором, – главным образом для того, чтобы посрамить его своими успехами. Правда, надоело ей гораздо раньше, чем Зимобору: он научился и читать, и кое-как говорить по-гречески, а ее терпения хватило только на буквы. И теперь она кое-как разобрала: «А-на-то-лия же-на Фе-до-на». Подумав, княгиня догадалась, что это имя первой владелицы зеркала, для которой оно было заказано. Каким образом Анатолия, Федонова жена, рассталась с этой столь любезной женскому сердцу игрушкой? Да и жила она давненько: судя по виду, зеркало было очень, очень старым и много раз переходило из рук в руки.

Но гладкое отполированное дно притягивало взгляд. Избрана склонилась над ним, и на золотистой поверхности снова появилось пятно. Ее первым порывом было немедленно отшатнуться, точно из каких-то иных миров на нее глядел кто-то чужой и страшный. Но Избрана сдержала страх и вгляделась. Да, это она! Но только чистейшим и тишайшим летним днем, когда по яркому небу разлит солнечный свет, на поверхности спокойного озерка можно увидеть такое ясное, чистое, четкое отражение. Пожалуй, приятно будет всегда иметь у себя в ларе кусочек летнего озера, и зимой, и ночью способный хранить отблеск теплого светлого дня.

Избрана медлила с ответом, поглаживая кончиками пальцев завитки литых узоров. Желание иметь эту вещь боролось в душе с осторожностью. Что бы там ни болтал торговец, без колдовства здесь не обошлось. Но… Она еще раз глянула в зеркало и заново восхитилась красотой своего лица.

Еще не приняв решения, Избрана покосилась на Хедина. Она не намерена была покупать задорого, но и торговаться при дружине не хотелось. Сразу пойдут разговоры, что княгиня тратит серебро на безделушки, когда не на что снаряжать дружину. Но Хедину это можно поручить. Как он сторгуется – это его дело, но Избрана знала, что варяг не обманет ее ожиданий.

И действительно, довольно скоро Хедин постучался в избу, где княгиня отдыхала после неприятного утра, и принес ей завернутое в холстину зеркало. Отпустив варяга, Избрана поставила покупку на стол, прислонив к бронзовому позолоченному светильнику. Светильник был восточной работы и стоил как… Лучше не думать, сколько он стоил. Избране нравилось окружать себя красивыми вещами. Должна же княгиня хоть как-то вознаградить себя за те заботы, о которых простые бабы и понятия не имеют.

Но сейчас собственное лицо ей не слишком понравилось. Стараясь расслабиться, прогнать выражение озабоченности, Избрана подвигала бровями, попыталась улыбнуться, но улыбка вышла насильственная и обманная. Вздохнув, она снова взглянула сама себе в глаза. И серьезное, немного печальное лицо вдруг вызвало в ее памяти брата Зимобора, хотя они совсем не были похожи.

Где он сейчас, ее брат, у которого она так быстро и успешно отвоевала смолянский княжий стол? Если бы только знала, как мало радости ей это принесет… Может быть, потому он и уступил ей так легко, что знал все заранее?

Но что бы сейчас стал делать Зимобор, которого все эти так хотят видеть на престоле?

Да, он что-то сделал бы! Избране мгновенно представился Зимобор, окруженный дружиной; вон он вглядывается куда-то, показывает в даль, кому-то что-то объясняет, рисуя в воздухе для наглядности, потом яростно лохматит пятерней непокорные кудри, темно-русые с рыжиной, чтобы унять досаду от чужой бестолковости, и по движениям его губ легко прочитать это вечное «вяз червленый тебе в ухо»… И никто не обижается, не спорит. Даже Красовит молчит, и на его хмуром лице только напряженное внимание, без этой нагловатой заносчивости, с которой он обычно воспринимает ее, Избраны, распоряжения, всем видом показывая, что ничего толкового не ожидает. И почему он всегда так уверен, что она не права? Только потому, что она женщина? Привык, что собственные жены при нем пикнуть не смеют, вот и злится, что хотя бы одну женщину поневоле приходится слушать.

В сенях прозвучали быстрые шаги, взвизгнула дверь, охнула девка, на которую кто-то второпях налетел. Заслышав тяжелую торопливую поступь, Избрана нахмурилась: кто это рвется к ней незван, непрошен?

Дверь резко ушла наружу, в проем просунулась темноволосая голова Красовита. Избрана вскочила и шагнула вперед, и сердясь на это вторжение, и невольно пытаясь заслонить собой зеркало на столе.

Но Красовит успел его заметить. Не извиняясь, даже не удосужившись шагнуть через порог, он бросил ей с каким-то злобным торжеством:

– Любуешься, краса ненаглядная? Ну, любуйся! А там кметь прискакал: Столпомер полотеский наши порубежные веси грабит!

На другой день после получения тревожного известия Смолянск был оживлен больше обычного. Уже побежали слухи о войне, торговые гости спешно собирались в дорогу, даже не закончив своих дел и лишь стремясь увезти товары подальше от опасности. Местные старейшины, надеясь узнать новости из первых рук, тянулись к святилищу. Там поднимался высокий и густой столб дыма, означавший, что сегодня будет происходить нечто важное.

Святилище располагалось на мысу неподалеку от самого города: от берега его отделяли два невысоких вала, между которыми и стояли обчины, а на конце мыса, над водой, расположились полукругом несколько деревянных идолов. Как и во многих подобных местах, в прежние века здесь возносили молитвы вожди и старейшины голядских племен, потом их сменили кривичские князья. И вот сегодня сюда пришла княгиня Избрана. По столь торжественному случаю ее сопровождала вся ближняя дружина, снаряженная и вооруженная, как в бой, что подтверждало общие тревожные ожидания. Впереди шел Секач, держа позолоченный боевой топор воеводы, и кабаньи клыки у него на груди позвякивали на каждом шагу, ударяясь друг об друга. Собираясь говорить с богами, Избрана распустила волосы, и они одевали ее блестящим серебристым плащом, спускаясь ниже колен, – при виде этого зрелища в толпе прошел восторженный шепот. Сейчас княгиня выглядела истинным воплощением той, прежней Избраны, дочери Крива, от которой вели свой род все днепровские кривичи-смоляне. Избрана держалась с невозмутимой гордостью, не подавая вида, что ей очень нравится это всеобщее восхищение. Сотни почтительных взглядов согревали ее, наполняли силой и воодушевлением. Как никогда ясно она чувствовала, что является в глазах народа не просто правительницей, но прямой наследницей их общей праматери, воплощением богини Макоши. И наверное, даже сам Крив не отказался бы от такой красивой дочери!