Пламенеющий Меч - Фьюри Мэгги. Страница 62

— Наверно, это от дыма, — пробормотала девушка и захлопнула за собой дверь.

На кухне ее уже ждали Бензиорн и Тарнал. Едва взглянув на их мрачные лица, она сразу же забыла о Янисе. Тарнал встал, осторожно взял ее за руку и усадил на стул. Занна разозлилась, вырвала руку и вскочила.

— Что с папой? — закричала она. — Что случилось? Тарнал хотел было что-то сказать, но так и не смог. Занна впервые увидела на его глазах слезы. Он вопросительно посмотрел на лекаря. Бензиорн, сидевший у очага, наклонился к девушке и взял ее за руку.

— Твой папа рассказывал, как ты помогла ему бежать из Академии… — начал он.

Занна изумленно уставилась на него. С отцом что-то случилось, а этот сумасшедший, похоже, собирается тратить время на пустую болтовню! Однако надо отдать лекарю должное: теперь, протрезвев, он вовсе не казался дураком, а, наоборот, производил впечатление человека умного и доброжелательного.

— Что с папой? — тревожно спросила Занна.

— Честно говоря, я был изумлен, — продолжал Бензиорн, словно он не слышал ее вопроса, — что у тебя достало мужества столько сделать для отца. Но не все еще позади, Занна. Отцу вновь нужны твое мужество и твоя помощь. — Он крепко сжал руку девушки. — Кисть его слишком тяжело повреждена, чтобы я мог спасти ее.

— Нет! — вскричала Занна. Ее сильный, мужественный папа должен стать калекой?! Одна мысль об этом была ужасна. На глазах у девушки выступили слезы, но голос ее не дрогнул. — Ты уверен в своих словах? Неужели нет никакой надежды?

— К сожалению, — сказал Бензиорн. — Я ведь знаю, о чем ты сейчас думаешь: этот лекарь — горький пьяница, что он может понимать? Будь здесь человек знающий, отец не остался бы калекой. Увы, ты не права. Я очень неплохой лекарь и уже спас руку этому вашему молодому контрабандисту — Тарнал может подтвердить. Я был лучшим из смертных целителей в Нексисе, пока не явились призраки Смерти и не погубили мою семью. И тогда я начал пить… Но ведь ты не из тех, кого можно успокоить несколькими утешительными словами. Ты хочешь знать правду, и ее тебе ее сказал. Кисть в ужасном состоянии, кости раздроблены, мускулы и сухожилия нельзя восстановить, а после вашего путешествия через канализацию началось заражение, и развивается оно быстро. Когда перед Ваннором встал выбор: рука или жизнь, — он проявил здравый смысл, и мы ждем только тебя, чтобы начать. Ваннор хочет, чтобы ты была рядом, дитя мое, он просил нас об этом. Но если ты не выдержишь, если тебе станет плохо или ты упадешь в обморок, если начнешь кричать — тогда тебе лучше отказаться. — Бензиорн пристально посмотрел на девушку. — Ну так как же?

— Конечно, я пойду, — не колеблясь, ответила Занна. — Скажите, что мне следует делать.

На болотах ночью было холодно и жутко. На открытой — если не считать многочисленных бугров — местности ничто не могло защитить путника от пронизывающего ветра. Берн зябко поежился и надвинул капюшон пониже. Не место городскому человеку в этой проклятой глухомани! В отличие от старшего брата пекарь так и не удосужился выучиться верховой езде и теперь горько жалел об этом. Первое время Берн ехал по широкому тракту, но потом свернул и с тех пор обычно устраивал привалы по ночам, но в этот раз, незадолго до заката, он обнаружил вдали черное пятнышко.

«Не иначе какой-то лесок», — подумал Берн и решил, что это, возможно, и есть те самые деревья, о которых говорила волшебница. Сдуру он вообразил, что успеет достичь их до темноты, но жестоко ошибся.

В который раз уже пекарь пожалел, что так самонадеянно согласился выполнить поручение этой колдуньи. Однако стоило ему только вспомнить мешки с отборным зерном у себя в погребе, раскаяние уступало место жадности. Вот и сейчас это воспоминание заставило Берна улыбнуться. То обстоятельство, что при этом он обрекал на смерть каких-то людей, мужчин и женщин, не беспокоило пекаря вовсе. Когда все трудности останутся позади, он, Берн, будет, по существу, единственным пекарем в Нексисе! Он сможет назначать любую цену на хлеб, и никто ему и слова не скажет. Мечты о будущем богатстве укрепили его решимость. К тому же до цели уже рукой подать. Благодаря лошади, которой, вместе с подробными указаниями, снабдила Берна волшебница, путь до сих пор был не таким уж трудным. Если теперь повернуть назад, получится, что он только зря проездил. А главное (хотя в этом Берн ни за что бы не признался даже самому себе), он до умопомрачения боялся колдуньи с холодными глазами.

Но что это? Вдали послышался какой-то зловещий вой, и пекарь похолодел. Ему поневоле вспомнились сказки о страшных болотных призраках и злых духах, которыми пичкали Берна в детстве. Ужасный звук раздался ближе, и все эти россказни моментально вылетели у пекаря из головы. Это был волчий вой! Лошадь, похоже, тоже его узнала. Испуганно заржав, она едва не сбросила всадника и бросилась наутек.

Теперь Берн думал только об одном: как бы удержаться в седле. Он судорожно вцепился в гриву лошади, а та во весь опор несла его неведомо куда. Наконец Берн нашел в себе силы отпустить гриву и натянул поводья, но это не произвело ни малейшего впечатления на перепуганное животное. Ноги незадачливого пекаря выскочили из стремян, и он потихоньку начал сползать с лошади. Внезапно кобыла налетела на какое-то невидимое в темноте препятствие и упала. Берн перелетел через ее голову и тяжело ударился о землю. Больше он ничего не помнил.

…Когда Берн очнулся, уже наступил день. Было очень холодно, все тело болело, в голове шумело. Другой на его месте постарался бы припомнить, что пил накануне, но пекарь был слишком скуп, чтобы, подобно отцу, тратить деньги на выпивку, и, поглощенный заботами о барыше, не имел времени заводить дружков и собутыльников. Более того, он вообще считал дружбу непозволительной роскошью.

Со стоном Берн перевернулся на другой бок, и первое, что он увидел, был труп его лошади со сломанной шеей. Тут наконец пекарь вспомнил вчерашних волков и безумную скачку по болотам. В ужасе Берн попытался подняться на ноги и с опозданием сообразил, что если волки не нашли его ночью, когда он лежал без сознания, то теперь опасность наверняка миновала.

Но даже первая его попытка встать далась ему тяжело. Некоторое время пекарь сидел, закрыв глаза, пока не прошло головокружение. Когда же он вновь открыл их, то, к своему удивлению, обнаружил, что действительно находится почти на опушке леса. Берн понятия не имел, видят ли лошади в темноте, но, может быть, кобыла почуяла — или как там это называется у животных? — деревья и надеялась найти под ними сомнительную защиту от волков?

Ну, по крайней мере глупое животное довезло его почти до нужного места. Берн, кряхтя, встал на ноги, подошел к трупу лошади и снял с него узел с вещами. Достав одеяло, пекарь набросил его на плечи поверх плаща. Затем Берн вытащил из узла сыр и горбушку черствого хлеба. Свой скудный завтрак пекарь запил водой из плоской фляги и с тоской подумал, что неплохо бы сейчас поесть овсянки с грудинкой (хотя эта пища богов давно уже стала в Нексисе большой редкостью). Но ведь должны же эти проклятые мятежники чем-то питаться. Значит; чем скорее он их найдет, тем скорее сможет поесть. Берн взвалил узел на плечо и, злобно пнув напоследок мертвую лошадь, отправился в путь.

Прошло три часа, а он все еще бродил вдоль опушки. Весь в синяках и ссадинах, обессиленный, пекарь упал на землю и долго и с наслаждением ругался. Что за чертовщина? Сначала он пытался, раздвигая ветки, пробраться сквозь заросли, но тут ему дорогу преградили сросшиеся ветви деревьев, покрытые острыми колючками, похожими на когти. Тогда Берн обнажил меч, но колючки немедленно впились ему в лицо, норовя угодить в глаза, а одна большая тяжелая ветка плюхнулась на него сверху, чудом не размозжив голову. В отчаянии пекарь решил поджечь лес, но едва он достал кремень и огниво, как неведомо откуда налетел ветер и погасил огонь, осыпав Берна искрами. Пекарь был близок к сумасшествию. Что же это такое?! Можно подумать, что этот треклятый лес — живой!