Игры рядом - Остапенко Юлия Владимировна. Страница 23

– Конечно, – ответил я. – Дел скопилось невпроворот. Думаю, мы приступим к действиям, как только я наберу достаточно людей для простейшей операции.

– Это сколько? – спросил кто-то. Ларс слабо улыбнулся – мол, что я тебе говорил. Я не спорил. Направление разговора мне определенно нравилось.

– Полтора десятка, думаю, хватит, – небрежно сказал я. Никто не ответил. Человек с пальцами лучника хмыкнул, кивнул, поднялся. Солдаты понемногу стали расходиться. В конце концов мы с Ларсом остались у костра вдвоем.

– Ну вот, – наконец сказал он. Искра, отскочившая от костра, на миг высветила его резкие черты, – Завтра утром тут выстроится очередь. Только успевай записывать.

– Думаешь, они придут?

– Придут. А если не они, так те, кому они сегодня передадут твои слова. Саймеку наверняка донесут, ну да ладно. Уже будет поздно.

– Тогда зачем весь этот спектакль? Если уже завтра утром он узнает, как всё обстоит на самом деле?

– Эван, если бы он понял, что ты собираешься снова возглавить отряд, то выпер бы нас отсюда через минуту после окончания переговоров. Чего доброго, с кляпами во ртах, чтобы не успели ничего болтнуть по дороге. Одна ночь – конечно, маловато, чтобы устроить полноценную пропаганду, но и этого в принципе должно хватить. Нам была нужна эта ночь. Только и всего.

– А может, так и надо, Ларс? – вдруг спросил я, запрокинув голову и рассматривая ночное небо. Густое, синее, с пронзительно-яркими огромными звездами. Давно я не видел такого неба.

– Как? – не понял Ларс.

– Как ты сказал Саймеку. Ты – генерал партизанской армии, Грей – командир атакующего подразделения, мое дело – оборона. Разве это не правильно? Разве так не будет лучше для всех?

– Было уж лучше! Без тебя! Эти полтора года. А что? Блеск! Полноценная армия. А не какая-то там… шайка лесных белок, так ты вроде сказал, да?

– Ты чего? – поднял голову я, удивленный злостью, звучавшей в его голосе.

– Я – ничего. В том-то все и дело. Я – ничто. И Роланд ничто, и Саймек. Ты видел, как блестели глаза этих ребят? За тобой они пойдут. За тобой все идут, Жнец тебя побери. Саймек дурак. Он никогда не сможет скопить достаточно большую армию, чтобы нанести удар по Шервалю. Как только он хоть немного приблизится к нужному количеству, их лагерь станет невозможно скрывать. И это относится к любой сопротивленческой армии. На то мы и партизаны, чтобы прятаться по кустам. Но только ты умеешь делать так, что, прячась по кустам, мы умудряемся еще и бить. Я теряю очень многих. Больше, чем могу себе позволить, учитывая то, как пополняются мои войска. А ты не теряешь почти никого. Вспомни, за четыре года, что мы дрались вместе, погибло не больше десятка. И то лишь потому, что по собственной глупости попались Зеленым. С твоими методами, с тобой – мы неуязвимы. Или, по крайней мере, кажемся такими…

Я слушал, не глядя на него, и пытался понять, зачем вынудил его это сказать. Ведь я же знаю всё, знаю. Но хочу услышать опять, снова и снова. Может, потому, что лишь услышав такие слова от другого человека, я верю в их истинность?

Ларсу я верил.

Я вдруг заметил, что чья-то мутная фигура уже почти вплотную приблизилась к костру, и вздрогнул. Ларс тоже повернул голову, нахмурился, машинально потянулся к отсутствующему ножу. Человек подошел вплотную, низкое пламя высветило плотно обтянутые кожаными штанами ноги, квадратные носки замшевых сапог. Человек присел, красный отблеск полоснул по напряженному белому лицу, по смоляным волосам. У меня вдруг сжалось горло.

Ларс убрал руку с пояса, пружинисто поднялся, рассеянно бросил: «Привет», потом повернулся ко мне.

– Ладно, пойду-ка я спать. Завтра, небось, поднимут чуть свет, в шею погонят, – он криво усмехнулся и, развернувшись, пошел к отведенной нам пещере, где уже вовсю храпел Грей.

Я дождался, пока его шаги стихли, потом повернулся к огню, стараясь сдержать внезапно охватившую меня дрожь.

– Ну? – проговорил я, – Как бы здравствуй? Не хочешь ничего сказать? Вроде: «ах, это ты», «где ты был», «а мы решили»? Или что-нибудь новенькое придумаешь?

Она молчала. Смотрела на меня и молчала, ни звука не обронив, ни вздоха. Странно, все сразу начинали кричать и оживленно двигаться при моем появлении, ну или как минимум сильно и искренне удивляться. Я обнаружил, что успел к этому привыкнуть.

– Так и будем молчать? – спросил я несколько минут спустя. – Ладно, рад был убедиться, что ты в порядке.

Я оперся руками о землю, привстал, готовясь подняться, и вдруг, увидев ее лицо с другого ракурса, понял, что оно мокрое. Полностью мокрое: не только глаза и щеки – губы, нос и даже лоб. Словно она только что умылась.

Я хотел что-то сказать, потом осекся, нерешительно потянулся к ней. Она рухнула, словно подкошенная, на миг дико меня перепугав, а потом вцепилась в мою куртку обеими руками, уткнувшись лицом мне в грудь. Я почувствовал, как она дрожит – и не просто дрожит, ее буквально колотило, словно в ознобе. Не в силах больше сдерживаться, я неловко схватил ее в охапку, прижал к себе. Она вцепилась в меня еще крепче, по-прежнему содрогаясь, и я услышал глухие, едва слышные рыдания.

– Не надо, – прошептал я, кладя руку ей на затылок. – Успокойся, хватит. Ну жив я, жив. Всё, успокойся.

Она не успокаивалась долго. Потом, наконец, отняла опухшее лицо от моей насквозь промокшей рубашки и, вскочив, молча потянула меня в темноту.

– Я тебя рисовал, – вдруг сорвалось с моих губ – не помню, когда и почему.

Над нашими головами назойливо звенели комары. Было темно, хоть глаз выколи. Не знаю, куда она меня затащила, но, похоже, на много ярдов вокруг не осталось ни души. А может, и на много миль. Мне так казалось. Одежду я к тому времени уже снял.

– Я тебя рисовал всё время, сначала лицо, потом тебя всю, голую. И это спасло мне жизнь. Понимаешь? Твое голое тело спасло мою жизнь.

Горячие влажные губы зажали мне рот.

К пещере мы пробирались воровато, словно подростки, забавлявшиеся на сеновале без родительского благословения. Лагерь погрузился в сон, костер возле нашей пещеры догорел – красноватые угли блекло тлели во мраке. Огни караульных костров казались светлячками в огромном котловане ночи.

У входа мы опять целовались, очень долго и жадно. Потом я легонько подтолкнул ее в темноту и тихо скользнул в пещеру.

Не успел я ступить внутрь, как стальная рука схватила меня за лодыжку. Я едва не заорал от неожиданности, но подавил крик, услышав невозмутимый голос Ларса:

– Проклятье, я уже начал волноваться. Чем вы там занимались?..

– Угадай с трех раз, – огрызнулся я.

– Гхм… понятно. Глупый вопрос, согласен, извиняюсь.

– Дай пройти… Чего ты вообще разлегся поперек входа?!

– На случай незваных гостей.

– Что?.. Каких гостей?

– Наивная душа. Саймек будет последним дураком, если не пришлет сегодня ночью кого-нибудь тебя прирезать. Ложись, я покараулю.

– Ларс!..

– Заткнись. Грея разбудишь. Если он не проспится как следует, будет завтра мучиться похмельем, заодно и нас замучит.

Я умолк, сраженный таким аргументом. Ларс, как всегда, просчитывает больше, чем я. Мне было бы трудно без него. Очень трудно.

Я уснул быстро. Мне снилась Флейм, не та, которую я только что обнимал, а ее двойник, явившийся мне в красной комнате в храме Безымянного Демона. Она танцевала, вскидывая руки над головой, и дразняще улыбалась, а я пытался схватить ее и не мог: пальцы проходили сквозь нее, как сквозь тени, несшие меня над своими головами. Джейкоб сидел в стороне и громко, нагло хохотал над моими безуспешными попытками. Я чувствовал отчаяние и злость, но не мог ни поймать ее, ни остановиться. А потом вдруг дверь слетела с петель, и вошла настоящая Флейм. Подошла к двойнику и ударила его по щеке. И ее пальцы не прошли сквозь иллюзорную плоть, а оставили на ней широкий алый след.

Ларс растолкал меня затемно. Грей, разбуженный минутой раньше, уже постанывал в стороне. Вид у Ларса был хмурый. Я подумал, что, вероятно, его опасения подтвердились, хотя я ничего не слышал, но не время было расспрашивать. Мы вышли наружу. Лагерь только просыпался, но у пещеры стояли наши кони. Рядом с ними – Флейм, державшая наше оружие.