Бастарды - Аскеров Эльхан. Страница 1

Эльхан Аскеров

Бастарды

…Закатное солнце окрасило осеннюю степь в розовый цвет, придав всему находящемуся на нем оттенок крови. Они стояли на холме, глядя на учиненное ими побоище сквозь пелену, застилавшую глаза. Он и меч. Он, полукровка, не признанный ни благородными, ни плебеями, и меч, созданный под стать ему сумасшедшим кузнецом, длиной больше одноручного, но меньше двуручного. Оба, не принятые и непризнанные, они смотрели на поле боя, понимая, что это далеко не последняя их битва…

Дворец сатрапа располагался на южном побережье внутреннего моря. Омываемый с одной стороны морскими волнами, разбивающимися об огромные гранитные валуны и окруженный глубоким рвом, он казался неприступным. Мощные стены возвышались надо рвом, соединенным с морем. Попасть на территорию дворца можно было только по подъемному мосту, опускавшемуся каждое утро.

Кортес, город-государство, каких было множество в те незапамятные времена, официально входил в состав золотой империи и управлялся сатрапом, назначаемым императором. Но на самом деле империя давно уже только называлась золотой.

Сатрапы превратились в династию, управлявшую городом на протяжении многих десятилетий. От зависимости осталась одна видимость, выражавшаяся только в нерегулярных выплатах налогов, которые направлялись в столицу только после многократного напоминания. Но у императоров, сменявшихся на троне с непредсказуемой частотой, и регулярностью не доходили до сатрапии руки. Слишком много сил и времени отнимали дворцовые интриги. Только звание да еще герб над старыми, потрескавшимися воротами подтверждали, что это территория империи.

Сам сатрап, мужчина сорока пяти лет, располневший до неприличия от спокойной жизни и забывший, с какой стороны берутся за меч, страдал хорошо известным всем богачам недугом, от которого свет становится немил. Пресыщенностью.

Его не интересовали дела сатрапии, не развлекала охота и гон, не радовали юные наложницы. Ему было скучно. Вот уже месяц все придворные ходили по коридорам дворца на цыпочках, говорили шепотом и боялись попасть сатрапу на глаза. Не раз случалось, что попавшийся не вовремя на глаза придворный заканчивал свои дни на арене гладиаторов, обвиненный в государственной измене.

Воля и желание сатрапа – закон, и не сумевший выполнить повеление владыки, сразу становился предателем. Исключением были только гвардейцы личной охраны. Сатрап, хоть и пресыщенный, дураком не был и хорошо понимал, что значит лишиться верности этих суровых, сильных воинов.

Можно было сколько угодно издеваться над придворными лизоблюдами, но не стоило трогать родню гвардейцев. Только это и мирило их с самодурством и неуравновешенностью правителя. Одним дармоедом больше, одним меньше, это их мало беспокоило. Сатрап щедро платил за верность и не трогал их родственников, этого было достаточно.

Личную гвардию набирали из лучших мечников армии, отличившихся в бою. На происхождение внимания не обращали, главное, чтобы претендент был опытным бойцом и верным воином, в любом случае при нападении на правителя плебеи умирали точно так же, как и благородные. Именно это безразличие и привлекало бойцов на службу.

Между собой гвардейцы называли хана Башибоза, ханом Тамбялбозом, что в переводе с одного восточного языка означало «ленивая голова». Так метко назвал его один посол, прибывший в город для заключения торгового договора. Но на свою неудачу, он попал в период скуки сатрапа. Промаявшись и впустую прождав в приемном диване почти полгода, он так и уехал ни с чем, напоследок наградив сатрапа метким прозвищем.

Гвардейцы тут же подхватили его, и оно прочно закрепилось в разговорной речи воинов. Охрана дворца была поставлена по высшему разряду только благодаря стараниям капитана гвардии, старого вояки, добившегося этого звания своим потом, кровью и талантом. Капитан Расул охранял еще деда Тамбялбоза, продолжая служить его отцу и, наконец, ему самому.

Дед сатрапа был воином и погиб, как настоящий воин, в бою, с мечом в руке. Отец закончил свои дни в объятиях наложницы, перебрав крепкого вина. И теперь сам сатрап уверенно двигался по тому же пути.

Седой ветеран многое повидал на своем веку, не раз спасая сатрапов от кинжалов, стрел и яда, подосланных асассинов, наемных убийц, способных уничтожить все живое. Им было все равно, кого убивать, лишь бы платили.

Много рассказов ходило об этих парнях, но правды не знал никто. Знали только, что они готовы убивать в любое время дня и ночи, и объект убийства может быть какой угодно. Женщина, мужчина, ребенок, животное – им было все равно. Пощады они не знали. Говорили, что они убивают во имя своего бога. Какого именно, никто толком не мог сказать, болтали только, что у этого бога шесть рук и в каждой он сжимает какое-то орудие убийства. Да и какая разница, как зовут это чудище, главное, что о них знали и боялись. А страх они умели внушать.

За много лет службы, изучив коридоры дворца наизусть, капитан Расул смог поставить службу так, что воины, стоявшие на часах, контролировали друг друга, не оставляя злоумышленнику ни одного шанса пробраться незамеченным.

Сатрапа охраняли круглосуточно, но караул у него за спиной был не главное. Воины незаметно прятались в самых неожиданных местах и наблюдали за сатрапом, не попадаясь ему на глаза.

Дни сменялись неделями и месяцами, а меланхолия сатрапа продолжалась. Во дворце царило уныние, и придворные не решались попадаться ему на глаза. Только Расул мог смело войти в покои властелина, имея на это все привилегии. Его голова была неприкосновенной.

Старый Расул был любим гвардейцами и, тронув его, сатрап мог и сам лишиться головы. Понимая, что более преданного пса ему не найти, сатрап молча мирился с таким положением дел, в глубине души мечтая о том времени, когда сможет назначить ему замену по своему усмотрению. Сатрапа бесило, что, будучи в его подчинении, капитан тем не менее был независим от его приказов. Он приходил на службу, когда считал нужным, и исчезал, не ставя сатрапа в известность. Только специальный посыльный всегда точно знал, где можно найти командира личной охраны. Именно эта независимость капитана и делала его столь явным объектом ненависти властелина.

Ему, сатрапу Кортеса, смел не докладывать простой капитан. Приходить, когда вздумается, и уходить, не спросив разрешения. Это было слишком. Но так было заведено еще при пращуре Тамбялбоза, когда на сатрапа совершались покушения почти ежедневно, и продолжалось до сих пор. Властолюбивому сатрапу такое положение вещей было как кинжал в филейную часть, но поделать с этим он ничего не мог.

Но гвардейцы были особой кастой, со своими законами и устоями, и сменить капитана охраны было не так просто. Новый капитан, не сумевший заслужить уважение всех гвардейцев, мог запросто погибнуть в первом же бою, оставив своего повелителя беззащитным. А мог и не дожить до своего первого боя. Ведь гвардейцы владели любым оружием, и инсценировать неудачное нападение им ничего не стоило.

Такие соображения не улучшали настроения сатрапа, но и не позволяли ему отправить кого-то из воинов в гладиаторские казармы, хотя это было очень заманчиво, ведь гвардейцы были лучшими бойцами сатрапии.

Это случилось в середине лета, когда солнце, казалось, прокалило весь город насквозь. Камни нагревались за день до такой степени, что к ним невозможно было прикоснуться. Разморенные жарой и духотой, люди прятались в домах или под навесами, пытаясь найти хоть какую-то прохладу в тени.