Связующие нити (СИ) - Татьмянина Ксения. Страница 53

Я нашла Сильвестра уже без Моники не за столом, а у бара, и сразу обратилась с извинениями:

— Так вышло, простите, что мне нужно уйти. Мне очень приятно было познакомиться с вами со всеми, но если я сегодня не успею закончить заказ, завтра меня повесят, — я похихикала также противно для себя, как и тогда по телефону.

— Как жаль, как жаль… даже получаса не прошло. У нас впереди замечательная программа.

— Без меня.

Лишнего расшаркиваться перед ним было незачем. Осталось только сказать последнее "до свиданья" и быстренько ретироваться.

— Гретт забыла уточнить, что мы уходим вместе, — обе ладони Триса обхватили меня за плечи.

— Как же так?

— Без неё мне здесь оставаться теперь как‑то не к лицу. Приятного вечера.

— Тебе не стоило этого делать, — шепнула я Трису, когда мы стали уходить, — тебе нужно…

— Слушай, что нужно, я и сам решу. Уходим.

Вот весь этот званный вечер и вышел. Столько о нем думалось, столько к нему всего готовилось, а в результате оба покидаем его, едва придя.

— Домой? — спросила я, видя, как Трис замешкался на ступенях.

— В магазин. Я денег взял не много, но на проезд и на что‑нибудь перекусить хватит.

— Так если не домой, то куда?

— Увидишь.

Он купил хлеба, плавленых сырков и баночку маслин. Потом на остановке мы сели и доехали до конечной, и там пересели на другой автобус, идущий до реки.

Когда я обнаружила себя, идущей за Тристаном по узкой тропинке к воде, я долго себя уговаривала поверить, что это правда. Очень странная и какая‑то бредовая, но правда. За всю дорогу мы ничего не обсуждали.

Шли наугад, куда тропинка выведет. И вывела она нас на травянистый пологий бережок, где лежали два брёвнышка со старым кострищем между ними, и одним упавшим деревом у самого края воды.

— Давай здесь посидим?

— Давай… везде же, наверное, так.

Здесь было посвежее, чем в городе, и, едва мы сели, я почувствовала, что зябну. Без спичек или зажигалки о костре и нечего было думать. Пожевывая всё в том же безмолвии хлеб с сыром, я уже считала, сколько времени займёт обратная дорога, чтобы не дай бог не засидеться здесь, и не застрять без возможности уехать. Хотелось бы прежде заглянуть домой и позавтракать по — человечески перед работой.

— А чего мы сюда приехали?

Робко спросила я, сидя с Трисом на одном бревне и смотря на реку.

— А помнишь, ты говорила, что не плохо было бы выбраться на пикник?

Я едва не поперхнулась.

— Это пикник?

— А что, плохо? Пусть немного спонтанный…

Ресторан со всеми его событиями и переживаниями отодвинулся для меня как за стенку, словно это или случилось очень давно, или не происходило вовсе.

Отказавшись от маслин, я встала, потопталась на месте, решила хоть немного пошевелиться для согрева, и пошла к дереву. Подошва по жёсткой ребристой коре скользила, и поэтому я забралась на ствол босиком, скинув обувь. Стала ходить взад и вперёд, смотря под ноги.

— Не упадёшь?

— Дерево широкое, — вяло откликнулась я, думая, что от такого массажа пяток, в другое время и в других условия получила бы даже удовольствие, ходить босиком по коре было приятно. — Трис, а ты чего вдруг именно сюда решил приехать? Какое‑то значимое место?

— Нет. Я помню, что сюда автобус едет.

— Понятно.

К зябкости прибавились ещё и комары.

— Давай домой, а?

— Тебе здесь не нравится?

— Нет. Тебе‑то хорошо. Ты в туфлях и брюках, а мне в босоножках все ноги крапива покусала. Ты одет теплее, и тебя, кажется, совсем не едят комары…

Кора под ногой отслоилась, и я вместе с этим куском плюхнулась в воду на четвереньки. Воды было сантиметров на десять. Но илистой и противной. Пальцы увязли в склизком. Платье было испорчено. Жизнь тоже. Поднявшись быстрее, чем подскочил Трис, я хотела было опереться на него, но тут же отдёрнулась. Вся ладонь была грязная и зелёная, он бы испачкался.

— И вообще, — продолжала я свою речь, — что за блажь? Неужели ты не понимаешь, где сейчас должен быть?

— Давай руку, не стой в воде.

— Она в грязи. Я сама.

Я решила, раз уж всё равно по колено вымокла, зайти подальше и ополоснуть ладони, а потом обойти дерево, а не перелазить. Вода была ощутимо холоднее в двух метрах от берега. Ноги так и сводило.

— Тебе что, не нужна эта женщина? — бросила за спину я, рассуждая совершенно спокойно. — Ты её любишь или нет?

Из‑за его молчания я обернулась. Тристан был то ли разозлённый, то ли раздосадованный, то ли просто скуксился от другого неприятного чувства, но разговор, судя по лицу, ему был очень неприятен.

— Прости, мне не стоило… я впервые в жизни влезла в сферу твоих личных отношений с кем‑то. Я больше не буду спрашивать тебя ни о чём, Трис. Это грубо вышло всё.

Меня охватило раскаянье и понимание, что таким вопросами действительно непозволительно копаюсь в его чувствах, которые ему не хотелось обсуждать. Я готова была заплакать.

— Мне хотелось, чтобы ты… чтобы тебе… — я сглотнула комочек, — чтобы у тебя всё было хорошо…

Голос предательски задёргался, но слёзы крепко ещё сидели внутри. Руки отмывались плохо, и ноги тоже увязли в иле.

— Да, приехать сюда, это как‑то… — он перешагнул дерево, зашлёпал по воде, подходя ко мне.

— Зачем? И в обуви!

Он отмахнулся:

— Без разницы. Тебя если силой не вытащишь, сама не пойдёшь, а вода не тёплая. — На руках он вынес меня обратно. — Всё, домой, не хватало, чтобы ты ещё простудилась из‑за того, что я тебя сюда притащил.

— Не настолько холодно, — виновато возразила я, наблюдая, как он закидывает в пакет еду такими быстрыми движениями, как будто это побег, а не уход. Я обулась. А Трис заставил меня надеть его пиджак.

Расставание с Трисом мне пока не грозило. По крайней мере, сегодня, и, может быть, завтра. В автобусе мы ехали с таким видом, будто оба выглядели прилично, и никто на нас косо не смотрит. Когда мы добрались до дома, уже темнело, был одиннадцатый час, и на отдых практически не оставалось времени.

— Прими ванну, — скорее скомандовал, чем порекомендовал он, — в понедельник и обувь и одежду сдадим в чистку. Выходные костюмы нам ведь теперь не скоро понадобятся.

Я не спорила и набрала ванну. Вода позеленела. Комариные укусы, крапивные ожоги и мелкие царапины защипали так, что захотелось их расчесать с яростью. Стерпев, я отмокала в горячем блаженстве, и всё думала о Трисе.

Я должна была не заметить этой встречи с Моникой. А ещё раньше — и имени её не упоминать. Не лезть. Не обращать внимания, — так же, как и в предыдущие случаи. Нужно было ждать. Теперь осталось только извиняться.

Уже в прихожей, когда он открывал дверь, чтобы нам выходить, я дёрнула его за рукав и сказала:

— Ты меня простишь?

— За что? — Трис вел себя, как ни в чём не бывало.

— Ну, за весь этот… спектакль. Я ещё раз хочу извиниться, — глаза я уставила в пол, потому что говорить и так было тяжело, а смотреть в глаза при этом просто невозможно, — за то, что влезла…

— Не стоит, Гретт…

— Нет, дослушай. Я знаю, мы не вмешиваемся в личную жизнь друг друга, у нас договоренность. И я должна объяснить тебе, почему я всё‑таки это сделала, чтобы ты правильно меня понял. Я не хотела тебе навредить, и не хотела, чтобы тебе было неприятно от моих слов или поступков, но так вышло. Мне показалось, что на этот раз у тебя всё по — настоящему серьёзно, ты изменился и это увлечение не похоже на предыдущее. Я стала думать, что близок тот час, когда мы с тобой разведёмся и разъедемся, а это меня… озадачило, напугало, и немного извело тем, что всё так повисло в воздухе — ты и не здесь, и не там. А мне ждать разрыва со дня на день в этой неопределённости так не по душе, что я решила вмешаться. Если всё правда, то лучше сразу сказать. И я прошу меня простить.

Трис молчал дольше ожидаемого, поэтому я подняла повинную голову и взглянула ему в лицо.

— Я изменился, — произнёс он удивлённо, — неужели?