Клык Фенрира - Голубева Марина. Страница 29

— Значит, вы не хотите, чтобы вас узнали?

— Не хотела бы… — вздохнула Софи. — Но все равно узнают. Маска, скорее, знак того, что я не желаю быть узнанной, поэтому окружающие добросовестно делают вид, будто не понимают, кто перед ними. А я притворяюсь, что им верю. Такой вот двойной обман. И никому не нужный.

— Обман вообще редко кому действительно нужен, — заметил молодой человек. — Людям кажется, что, обманывая, они решают свои проблемы, а на самом деле они только еще больше их запутывают и сами запутываются. Я не люблю обманывать. Лучше промолчать.

— Вы высказываете весьма оригинальные мысли. И они мне определенно нравятся. А здесь все пропитано обманом. Люди хотят выглядеть не теми, кто они есть на самом деле, льстят, распускают вздорные слухи, даже не заботясь об их достоверности. И все это для того, чтобы выглядеть более значительными, прикоснуться к власти или погубить соперника.

— Вас кто-то обидел? — вырвалось у Алексея.

— Обида? — грустно усмехнулась собеседница. — Я настолько привыкла к ней, что уже и забыла, что это такое. Но довольно философии. Давайте лучше поговорим о вас. Кати сказала, вы приехали из дальней губернии, сбежав от отца?

Под внимательным и вопросительным взглядом Алексей смешался, затем решительно взглянул в глаза женщине и сказал:

— Я уже говорил, что не люблю обманывать, тем более мне не хотелось бы обманывать вас. Я действительно издалека, но это единственная правда из рассказа Кати. И не вините в этом ее, — торопливо заметил молодой человек, увидев, как нахмурилась Софи, — она лишь передала слова других. Простите, но я не могу рассказать вам правду и не хочу обманывать. Не заставляйте меня делать выбор… Пожалуйста.

Дама некоторое время колебалась, затем кивнула.

— Хорошо. Мне нравятся ваши прямодушие и честность. Сейчас это так редко встречается.

— Редко? Разве честь — не главное достоинство дворянина?

— Честь? — Женщина презрительно усмехнулась. — Честь нынче превратилась в половую тряпку, о которую все, кому не лень, вытирают ноги.

Софи задумалась и погрустнела, сразу утратив свое высокомерие, и превратилась просто в усталую женщину. Взяла Алексея под руку, и они медленно пошли в обход зала, стараясь держаться подальше от танцующих пар. Молодой человек некоторое время молчал, думая, как бы разрядить мрачную обстановку. Затем, только чтобы отвлечь спутницу от горьких дум, весело сказал:

— А вы знаете, Софи, я впервые на балу и очень боялся опозориться, ведь я даже танцевать не умею.

— Вот как? Вы никогда не танцевали, бедняжка? — Софи, наконец, весело улыбнулась. — Это ведь так прекрасно! Вы растворяетесь в музыке, в ритме, перестаете думать о своих горестях, и ваше тело становится легким, как пушинка, и плывет над землей. Вы, и правда, никогда не танцевали?

— Танцевал, конечно. Только это были совсем другие танцы.

— Да, я и забыла, что вы издалека.

— А вы ведь тоже чужая здесь. Я чувствую. И акцент довольно сильный, — как ни странно, неловкость прошла, и Алексей теперь ощущал себя на удивление свободно. Катя не обманула — Софи оказалась, действительно, умной и обаятельной женщиной.

— Вы правы, именно чужая, но я очень хочу перестать быть чужой. Я — немка, но давно живу в России и полюбила ее гораздо больше своей родины. А вот муж мой Россию не любит, — грустно заметила молодая женщина.

— Вы замужем?

— Конечно. — Софи с удивлением посмотрела на Алексея. — В моем возрасте женщина либо замужем, либо в монастыре.

Молодой человек подумал, что не такой уж у его собеседницы возраст, чтобы уходить в монастырь — лет двадцать пять или чуть больше. Ему стало интересно, кто же муж этой грустной женщины.

— Ваш муж русский? — спросил он.

— Пожалуй, нет. Хотя корни у него русские. Не хочу о нем говорить. Он мне неприятен.

— Старый, наверное, — понимающе кивнул Алексей.

— Отнюдь, совсем не старый, но заносчивый и глупый. И интересуют его только оловянные солдатики. Он и меня заставлял в них играть, а когда я отказалась, утратил ко мне интерес и утешился любовницей.

— Вы так спокойно об этом говорите?! — возмутился Алексей.

— А что тут такого? Многие имеют любовников и любовниц, хоть открыто это и осуждается. Вам это кажется странным?

— Честно говоря, да. Тем более я не понимаю, как можно пренебрегать такой очаровательной женщиной.

— Мы мне льстите. Хотя нет, вы же против обмана. Ведь так? — Софи насмешливо подняла бровь.

— А у вас есть любовник? — неожиданно даже для самого себя спросил Алексей.

Софи некоторое время настороженно смотрела в глаза молодому человеку, затем вздохнула и ответила:

— Был. Но его вынудили уехать из страны. Вы очень похожи на него, Алексей, чисто внешне, конечно. Мой сердечный друг, к сожалению, человек нашего мира.

— А я? — оторопел Алексей.

— А вы — нет.

Молодой человек растерянно молчал, думая, как реагировать на такое заявление, и вообще, стоит ли на него реагировать.

Раздался голос распорядителя бала, объявившего новый танец, и Софи, поблагодарив Алексея за интересный разговор, попрощалась. Она обещала этот танец другому кавалеру.

— Но, думаю, что мы с вами еще встретимся, мой юный друг. — Собеседница кокетливо улыбнулась и скрылась в толпе.

А Алексей еще долго стоял, размышляя об этой удивительной и очень одинокой женщине.

К великой радости молодого человека, танец оказался последним. Перед ужином, который накрывали в этом же зале, гостям предложили прогуляться в оранжерее и в парке, освещенном по случаю бала дорогими масляными фонарями. Изрядно уставший от шумной толпы разряженных гостей, духоты замкнутого пространства и разговоров, Алексей поторопился выйти на свежий воздух.

Сад тонул в темноте. Мощенная булыжником аллея вела от широкого крыльца к незаметному за деревьями забору, а фонари лишь рисовали слабые желтоватые ореолы на ночном небе да высвечивали небольшой пятачок на дорожке.

Алексей, чтобы не стоять на крыльце, двинулся в глубь сада. Где-то там было несколько лавочек, да и вообще, стоя на проходе, молодой человек чувствовал себя не очень уютно. Местное сборище, полное регламентов и политесов, со строго нормированным поведением, сильно утомило. Скулы свело от улыбки, приклеенной в течение всего вечера, и хотелось раствориться в темноте. Убежать, скрыться туда, где как можно меньше людей. Последнее желание, к счастью, было вполне осуществимо. Сад рядом с домом был тих и безлюден. Редкие голоса слышались из-за дома от фонтана, а тут спокойно — ни единой живой души. Только ночь и тихое шуршание насекомых.

Вообще Алексей чувствовал себя гадко, потому как сам себе напоминал глупую девицу, у которой мозгов настолько мало, что она не в состоянии поддержать разговор и единственное, что может делать, — это улыбаться. А все потому, что разводить политесы Алексей не умел и обычаи и нравы восемнадцатого века просто не знал.

Промозглый воздух заставил поежиться. Лето закончилось, если днем еще можно было поймать последние солнечные лучи, поддаться иллюзии тепла, то ночью сомнений не оставалось — наступила осень. С дождями, сыростью и неповторимым запахом.

Алексей с наслаждением втянул носом свежий воздух, в котором не было примесей современного мегаполиса, и отметил, что здесь, в восемнадцатом веке, дышится намного легче, чем в веке двадцать первом, и запахи здесь разнообразнее. Или просто сам Алексей стал их различать лучше. Парень мог разобрать далекий запах поздних георгинов у кого-то в саду, приторный аромат благовоний, доносящийся откуда-то со стороны, видимо, в ночном саду гулял не он один, душок расположенной за домами помойки, острое и почему-то возбуждающее амбре из конского пота и навоза и влажный, притягивающий запах земли.

Особняк Воронцова сверкал яркими окнами, и даже отсюда слышалась музыка и гомон голосов. На небе медленно таяла полоска заката. До полной темноты еще около часа, но уже сейчас чувствуется приближение ночи. Впереди еще ужин, а Алексей уже вымотан до предела. Одна надежда, что Сен-Жермен не надумает развлекаться до утра.