Муж амазонки - Калашников Сергей Александрович. Страница 34
Невольно перебрал в памяти то, что примечал в их большом доме. У многих воительниц мужчины имеются, иные сошлись с солдатиками из Большого Королевства, так ничего в этом развратного нет: живут и друг другу радуются. Торговец из Комина, что масло приносит, всегда ночует у одной и той же амазонки, а другие к ней и не заглядывают. Но есть и неприсмотренные девушки, как, впрочем, и мужчины одинокие. Вот, пожалуй, и всё, что припомнилось. Не шибко-то он во всё это вникал, а вот Зоенька — вникала. И ему рассказывала. Так он в это время мыслями в другом месте находился, а супруге поддакивал, да хмыкал с умным видом в нужных местах. Вот и дохмыкался, обалдуй, до того, что ни с того ни с сего получил любовницу с доставкой прямо к месту употребления.
Ещё из важных точек, где следовало побывать, посетили начало дороги в Амазонию. Но тут ничего примечательного не происходило. Хижина для путников благоустроена, но никого в ней нынче нет. А потом зашли в Болотку по тому руслу, через которое возили грузы от моря. Нашивы с разными «посылками», которыми заботливые родители балуют своих чад и поддерживают созданное для них государствишко, теперь разгружаются почти в устье, где глубина реки не представляет опасности для их вместительных туш. Мелкосидящие тримараны, приводимые в движение керосиновыми двигателями, забирают и вещи и людей, отправляемых в помощь любимым чадам. Так что транспортные операции с трудовыми подвигами гребцов более не связаны.
Вверх по реке до трясин, а потом, петляя между островами до Болоцка экипаж из двух человек без особой удали или спешки привозит столько же груза, сколько вмещается в обычную шестивёсельную шлюпку. Собственно, до места перегрузки содержимого нашивов на мелкие суда они и добрались. Хм, и тут на берегу имеется и склад, и домик для смотрителя порта и для лоцмана. Пирс добротный на сваях. Советник, которого папенька выделил сыну в помощь, ничего не упускает, обо всём успевает позаботиться.
На обратном пути Базиль много размышлял обо всём том, что так чудесно, словно по мановению волшебной палочки возникло вокруг него. Всё-таки его влияние на результаты, достигнутые их крошечным герцогством, минимально. Понятно, что людей сюда подобрали не первых попавшихся — мастеровитых, толковых и неконфликтных, что руководить ими поставили настоящего умницу, а уж агроном, сумевший в один присест обеспечить их продовольствием — просто чародей. И амазонки со своими незнакомыми обычаями, и их деловитые мужчины. Возникло впечатление, что он тут со всем высоким символизмом собственного верховенствующего положения — часть какой-то постановки. Жена, считай, что в подарочном исполнении, да такая, о какой он и мечтать не смел, работящие подданные, умные помощники (кстати, молодой стеклодув приехал, ушел в Болоцк предыдущим бортом), тихое место, через которое не бродят ни бандитские шайки, ни войска завоевателей. И даже любовница предоставлена, вроде как в силу некого неведомого регламента. Ну, а комфортабельное транспортное средство для путешествий с великой приятностью — тут и его заслуга имеется.
Глава 16. Волосы прекрасных женщин
Зоя даже и не подумала вести себя с ним каким-то особым образом. Встретила, обняла, приголубила. Советник доложил об очередном повышении верхней кромки крепостной стены, о хорошем состоянии всходов — не утомляет он своего монарха излишними бытовыми подробностями. Так что о переводе шахтной печи на жидкое топливо с поддувом от мехов Базиль узнал из разговоров в столовой — у них еще с первых дней сохранился обычай харчиться всем кагалом из одного котла. Семейные иногда начинают для себя что-то готовить наособицу, но это продолжается недолго — поварихи добротно стряпают, и у них всегда найдётся блюдо, подходящее аппетиту или даже капризу едока. Дольше всех в старании не садиться за общий стол с другими продержалось семейство стряпчего — недель шесть они блюли уединённость трапезы, однако — удобство общего стола взяло верх над верностью домашней традиции. А повара, если варит без вдохновения, от плиты отставляют быстро. Стряпня вообще работой не считается а, вроде как, баловство, или отдых.
Помещение столовой всё население не вмещает, однако в период завтрака или обеда столпотворения в нём не возникает — из разных мастерских люди приходят не одновременно, так что даже тесноты не случается. А вообще-то кормят здесь круглые сутки, потому что, то дозорные вернулись, то судно с грузом от моря прибыло, то разведчики пришли из поиска — попытки отыскать удобную дорогу через Западный хребет продолжаются. А уж людям, что заняты на установках, работающих круглосуточно, скажем на обслуживании цементной печи, им ведь тоже кушать хочется.
Кроме гранат для бросания с раскрученной верёвочки и выстреливания из крепостного арбалета, Базиль придумал ещё и запал, который даёт подрыв через некоторое время после приведения в действие. Своего рода фитиль, горящий ровно десять ударов сердца. А поджигается он от вделанной в его конец обычной спичечной головки, если, дёрнув за верёвочку, чиркнуть по ней той частью, что обмазана специальным составом, в который для шершавости подмешано толчёное стекло. Рецептуры эти у них прописные, так что тут проблем никаких не было. Интерес представляла конструкция, получившаяся длинной из-за фитиля и верёвочки, которые пришлось упрятать в рукоятку. Из нижнего конца, заткнутого пробкой, эта запальная верёвочка и торчала, к этой затычке и привязанная.
Вообще-то придумал эту конструкцию Базиль не сам, а подсмотрел в попаданских бумагах. Но, если бы он пред этим не повозился с гранатами и их взрывателями, то, пожалуй, и не сообразил бы, что за устройство было нарисовано. Относительно же материалов и способа воплощения — это он уже сам домыслил, из собственного опыта, которого за последнее время приобрёл немало.
Еще случалось, что при броске керамический сосуд с порохом основного заряда ручной гранаты раскалывался от удара о твёрдый предмет и тогда взрыва не происходило. Вот тут то и возникла мысль отливать корпуса из упрочнённого стекла. Были уже на примете не слишком хрупкие рецептуры. Да и стеклодув у них теперь искусный. Гранаты эти, когда довели их до ума, солдатам понравились, да и амазонки управлялись с ними уверенно. В дозоры с собой прихватывали даже охотней, чем верёвочные.
Вообще-то, Базиль реализацию своей главной затеи оттягивал, опасаясь неудачи. Он нарочно занимался вопросами не слишком сложными, теми, где рассчитывал добиться успеха, если просто проявит терпение и подумает хорошенько. А вообще-то из попаданских рисунков более всего глянулся ему миномёт. Но делать для него деревянный ствол, или даже трубу из упрочнённого стекла он не решался. Где-то в мозгу гнездилось предчувствие, что первый вариант станет выгорать, а второй разорвётся при выстреле. Ведь даже пушечные стволы, высверленные в прочнейшем камне, и то растрескиваются после относительно недолгой пальбы.
Так что пока он тратил время на то, в чём рассчитывал на успех. И, прежде всего, на гранаты. Дело в том, что порох взрывается тем сильнее, чем плотнее набит. Если исходить из этого, то получается, что надо его в гранату впрессовывать, но для этого он должен быть влажным, а то взорваться может. А потом в узком канале когда-то он просохнет? И как об этом узнать? запалить и оценить силу взрыва? Базиль хмыкнул. Надо придумать что-то иное.
Посоображал, и стал прессовать таблетки — они отлично просыхают, а степень сухости легко оценить по весу. И тогда во всех типах гранат диаметр канала для заряда стали делать одинаковым, да ещё и «проходить» его сверлом из самого твёрдого стекла после обжига — усадку после термообработки сделать одинаковой не получалось, вот и приходилось удалять лишнее. А то стекло, из которого делали гранаты с длинной ручкой, тоже поддавалось сверловке пёркой, выполненной опять же из стекла, но иначе выделанного, так что получилась у них стандартизация. Самый длинной пороховой колбаской комплектовался, естественно, снаряд для крепостного арбалета. Он и летел дальше всех, и стенки имел самые толстые и осколки давал самые хлёсткие. Ручная же граната получалась слабее остальных.