Возвращение в Тооредаан (новый вариант) (СИ) - Чекрыгин Егор. Страница 25

Мыш и правда, стоило мне только заговорить о деньгах, состроил такую рожу, словно я у него печень, в футбол ей поиграть, попросил. Но я начал напирать на то что, мне, дескать, нужна экипировка, те же фляжка или кружка с ложкой, да и пороха со свинцом подкупить не мешает, иначе какой от меня толк, как от вояки? Вздыхая словно идущий на казнь, Мыш полез было в свой кошелек, но потом вдруг отдернул руку, и строго так поинтересовался, почему я не хочу продавать проволоку со своего мушкета. Нет, он понимает, что это бесценное украшение, и наверняка ужасно дорого мне как память о каких‑то великих победах, одержанных мной в прошлом. Но уж коли приспичило, так почему бы и нет?..

А я‑то, признаться, про эту проволоку и позабыл. Она ж серебряная! Наверняка кой–какую копеечку стоит. Мышь подтвердил, что да — стоит. Правда не так много, как мне хотелось бы, но на новые шмотки и вполне приличный скарб, наверняка хватит. Заодно дал пару полезных советов, где именно лучше продать свой товар, а чужой, купить. И что именно мне просто жизненно необходимо купить, и примерно сориентировал по ценам. Список моих будущих покупок существенно расширился. Например, — на седло и сбрую, которые, по уверения Мыша, у меня должны быть собственными. Запасы гове, специи, и сладости, которое якобы у каждого уважаемого охранника тоже должно быть своими, ибо в общий рацион питания не входят, и еще кучу разных мелочей, о которых я не задумывался, привыкнув в армии к централизованному снабжению. В общем — скрягой мой новый начальник и впрямь оказался изрядным, но мужик вроде толковый.

И вот, только на третий день, отоспавшись после проведенной в карауле второй половины ночи, я наконец смог выбраться в город по своим делам. Где тут базар, нашел довольно быстро. Городишко маленький, и главный центр его жизни, можно было вычислить по доносящемуся негромкому гулу людских голосов, криков животных, и топота ног.

Пошляться по базарам, рынкам, барахолкам, всегда было одним из любимых моих развлечений. Тут тебе и вызывающие слюноотделение запахи свежего хлеба, и острый аромат солений и маринадов, рыбы, копченого мяса, сыров, и вдруг — тебя накрывает запах пряностей, свежей клубники или яблок. Нос так и дергается вслед каждому дуновению ветерка, а глаза разбегаются при виде ярких цветов и чудных натюрмортов составленных из фруктов и овощей, тщательно отобранных и выставленных напоказ с самой лучшей своей стороны. Забавные безделушки, антикварное старье, полезные, а иногда и странные предметы, о существовании которых ты не подозревал до тех пор пока не увидел. Или тряпочный ряд, где на дистанции десятка шагов, можно оглохнуть от самый удивительных и непредсказуемых писков моды, доносящихся из далеких китайских, вьетнамских и турецких мастерских. Но главное — это целая портретная галерея характерных лиц и фигур, иногда величественных, иногда карикатурных, уродливых и прекрасных… Хочешь понять город, страну, мир, время — иди на базар. Именно тут сконцентрированы почти все образы и персонажи, характерные для изучаемого тобой объекта.

Еще там, у нас, мальчишкой, я любил шляться по рынку расположенному в конце моей улицы, и рассматривая людей, придумывать им судьбы и биографии. Как потом мне сказал психолог в отряде — очень полезное занятие, помогает обострить наблюдательность и научиться лучше понимать людей.

Вот и тут, к примеру. — Вон тот вот мужик, яростно торгующийся из‑за пучка каких‑то овощей. — Явно работяга, чуть сутулая спина, и характерные ладони рук, изуродованные… — хотя, что это за штамп такой дурацкий — «изуродованные»? — у работяг очень красивые, я бы даже сказал — харизматичные руки, умелые и подвижные. У меня они вызывают ассоциацию с танками и другой боевой техникой. Каждый изгиб, выступ, каждая неровность на них, не плод дизайнерских изысков изнеженных офисных «творцов», а суровая необходимость, обусловленная спецификой применения в бою или работе. Ну а мозоли — как блоки динамической защиты поверх танковой брони — добавляют ладоням солидности и загадочности... Так что ладони не «изуродованные», а «украшенные» постоянным трудом… Одежда не богатая, без особы изысков, но опрятная, достаточно чистая, а единственная заплатка, поставлена так умело, что ее почти и не видно. — Значит — мужик семейный. В семье царит лад и понимание, наверное много детей. — Хотя, конечно, возможно, что он с утра до ночи лупит свою жену, чтобы она его этак обихаживала. Но нет, — лицо у мужика хоть и суровое, но доброе, даже когда он яростно трясет пучком то ли редиски, то ли репы перед физиономией продавца, так что я голосую за лад в семье и кучу довольных детишек.

А вон старушка, пирожками торгует. Мир тут суровый, про пенсии еще не слыхали, так что вероятно торговать бабке, пока ноги ходят, а как перестанут ходить — помирать с голода. Хотя, вроде бы особо несчастной бабка не выглядит. Да и судя по количеству и разнообразию товара, пирожки, вероятно печет не сама, а есть у нее дочки, невестки и целый выводок внучек, корпящих день–деньской возле жаркой печи, среди россыпей муки, квашней с тестом, и мисок–тазиков с начинкой. Ну а бабке предоставлена самая почетная и непыльная работа. Сидеть целый день у лотка, продавая товар, да перетирая с соседкам и подругами городские сплетни. — Обеспеченная и сытая, а главное — осмысленная старость, наполненная чувством востребованности и собственной полезности. Такую, ни один пенсионный фонд гарантировать не сможет.

М‑да. — А вон той парочке, сразу видно, в жизни не повезло. Старик со старухой. Не то чтобы нищие, но где‑то очень рядом. Копаются в груде выброшенных подгнивших овощей, выбирая то, что еще можно употребить в пищу. Дети… — может бог не послал, а может забрал раньше времени. Вот и приходиться доживать век в печали и нищете.

Ну а вон того персонажа узнаешь в любом наряде. Будь то официальный мундир, демократичный костюм с галстуком, или как у этого — расшитый кружевами камзол. — Чиновник! Весь из себя важный, и переполненный чувством собственной значимости. Смотрит на окружающих с этакой усталой брезгливостью, как бы говоря — «как же вы все, убогие смертные людишки, надоели своими мелкими и ничтожными просьбишками и суетными заботами, мне — блюстителю государственных интересов и вершителю человеческих судеб». Да, перед такими персонажами бессильны времена и эпохи — они вечны!

А вон–вон… — за прилавком. Ну точно как у нас на рынке. — Типичный кавказец, торгует овощами–фруктами. Пусть этот и блондин с чуть раскосыми глазами, но до чего же узнаваемый типаж. Этот не просто стоит за прилавком и продает свой товар. Нет, он живет на базаре. Тут его стихия, естественная среда обитания. Тут он гоняет чаи с другими приятелями–торговцами, ведет с ними солидные беседы или играет в нарды. Источая радушие и счастье, здоровается с постоянными клиентами, подмигивает вдовушкам, картинно почтительно уважает стариков. Он ест в местных харчевнях, и перекусывает купленными у старушки пирожками. Ведет светские беседы и деловые переговоры, перебирает–раскладывает товар, медитирует–дремлет, усевшись в тени навеса своей лавки. Но что бы он не делал — он всегда бдителен и настороже, и стоит только потенциальному покупателю приблизиться к зоне его ответственности — пикирует на него стремительным коршуном, и начинается — «Брат, земляк… Ты у меня сегодня первый покупатель, даю скидку. Такого товары ты нигде больнее не увидишь. Мамой клянусь!».

А вот… Хм… — а вот кстати и вполне себе симпатичная девица. Рыженькая, как я люблю. Судя по простоватой мордашке — университетов не заканчивала, да и три класса едва ли осилила. Но надо отдать должное — мордаша приятная, да и все остальное при ней — фигурка аппетитная, хотя ножек и не видно под длинным цветастым платьем. Что же ты, ласточка моя, бродишь тут одна одинешенька? — Отбилась ли от стайки таких же милых смешливых подружек? Или тихонько слиняла от строгой мамаши, ибо было у тебя предчувствие, что сегодня к тебе подкатит бравый пришелец из иного мира, весь из себя таинственный и прекрасный?