Работа над ошибками (Puzzle) - Буторин Андрей Русланович. Страница 30

— Прости, любимый, — прошептала она пронзительно-нежно. — Это мой народ. Ты и так сделал для него неизмеримо много.

С этими словами она поцеловала Алексея в каменные губы и водрузила обруч с черным алмазом на свою золотистую голову.

“Нее-е-е-т!” — взорвалось в голове у Алексея, но кроме него самого никто более не слышал этого взрыва ужаса, отчаянья и боли.

ЧАСТЬ 3. МЕЖДУ АДОМ И РАЕМ

Глава 21

Три человека молча стояли в просторной пещере, освещенной яркими солнечными лучами у самого ее входа, но погруженной в мрачную черноту буквально через несколько метров от него. Правда, человеком из троих в буквальном смысле этого слова назвать можно было лишь одного — парня лет тридцати в полинявшей бледно-зеленой ветровке и донельзя замызганных, некогда голубых джинсах. Нижнюю часть лица его покрывала трехдневная щетина, а в верхней — выделялись глаза, большие, красивые серые глаза, источающие, казалось, просто материальную боль и осязаемую тоску.

Второй из троицы, во всяком случае — внешне, тоже казался человеком. Это был молодой, высокий, очень мускулистый мужчина с прекрасной, золотистого цвета гривой волнистых волос, ниспадающих ниже пояса. Из одежды на нем было только подобие набедренной повязки да серебристые сандалеты.

Зато третий — уже явно не принадлежал к виду homo sapiens, хотя, с первого, беглого, взгляда его вполне можно было принять за человека. Приглядевшись, однако, становилось ясно, что это — не совсем человек, или, скорее, — совсем не человек: голова его была непропорционально большой, руки — длинными, ноги — короткими, глаза — слегка раскосыми и неестественно большими и выпуклыми. Пальцы его рук казались очень уж гибкими и длинными — из-за одной “лишней” фаланги на каждом. Зато одет он был куда более по-земному, чем златокудрый юноша — в брюки и рубашку серого цвета и черные ботинки, несколько отличные, правда, по фасону от современной земной одежды.

— Береги ее, Арну, — сказал, положив руку на плечо золотоволосому, землянин, — и ни в коем случае не давай никому хоронить! Ты же видел — она не мертвая! Не живая — да, но и не мертвая! Я обязательно вернусь, может быть — даже очень скоро, и я...

Мужчина не смог найти больше слов и только беспомощно махнул рукой, требовательно посмотрев при этом на “серого” гуманоида. Тот был как-то необычно сосредоточен, словно выполняя определенную мыслительную работу, что, впрочем, соответствовало действительности, поскольку он выполнял функцию переводчика между землянином и мускулистым парнем, только делал это на телепатическом уровне.

Золотоволосый атлет, получив непосредственно в сознание перевод слов землянина, заговорил в ответ на певучем, мелодичном языке, состоящим из большого количества гласных. Смысл же сказанного сводился к следующему:

— Алексей! Ты можешь мне верить так же, как я верю тебе! Иилмаа... ее тело... будет дожидаться тебя в неприкосновенности! Я убедил отца и братьев, вместе с ними мы постараемся убедить мать, что хоронить Иилмуу нельзя. Только ты ее тоже пойми: для нашего народа не хоронить покойника, тем более — близкого родственника — это... ужасно!

— Но Илма — не покойник!!!

— Я понимаю...

На самом деле, ни Аарнуу, ни Алексей, совершенно не понимали, что сейчас с Илмой: жива ли она, мертва, находится ли в каком-то вневременье-внепрстранствии... Они могли только лишь надеяться и верить, что не мертва... Не более.

В первые минуты боя с невидимками, когда парализованный Алексей с ужасом наблюдал за надевшей серебряный обруч Илмой, ему с отчаянной надеждой показалось, что маг Туунг ошибся. Илма не выглядела ни больной, ни усталой. Напротив, она руководила сражением столь активно, словно получила дополнительный заряд энергии! Она беспрестанно выкрикивала на своем музыкальном языке команды, сообщая направление и расстояние до целей, помогая себе при этом жестами. Но и этого ей было мало — Илма и сама выпускала из арбалета стрелу за стрелой, и почти каждая из них словно замирала на миг в воздухе, натыкаясь на невидимую преграду, а затем падала вниз, но так и не касаясь земли. Остальные воины также поливали вначале градом стрел ряды невидимого противника, а когда стрелы кончились — бросились, опять же по наводке Илмы, с копьями и мечами на недобитых врагов.

Именно в этот момент Алексей понял, что его дикой надежде навряд ли суждено сбыться: Илма бледнела на глазах. Даже, как будто, не бледнела, а становилась прозрачной! Впрочем, именно так оно и было: с непередаваемым ужасом Алексей заметил вдруг, что видит прямо сквозь тело своей любимой! Помимо внешних изменений, Илмин голос становился все слабее и слабее, словно девушка отдалялась куда-то в неведомое. И вот, когда схватка уже подходила к концу, Илма зашаталась вдруг и — даже не упала, а словно осенний листок, — медленно опустилась на землю и застыла в неподвижности.

— Н-е-е-ет! — закричал Алексей снова, и на этот раз голос его, хоть еще и очень тихий, вырвался из окаменевшего горла. Не помня себя, он рванулся что было силы и почувствовал, как вздрогнуло, отозвавшись, тело. И тут же его закололо тысячами, миллионами булавок, но Алексей даже не обратил внимания на эту нестерпимую боль — он медленно-медленно, словно в замедленной съемке, поднял одну руку, затем другую, оперся ими о землю и стал подтягивать к животу колени, чтобы встать на них. Это простейшее “упражнение” отняло почти все силы Алексея. Зато сразу после этого стало вдруг значительно легче. Тело вновь было живым, хоть и болела, казалось, каждая его клеточка. Несмотря на это, Алексей поднялся, наконец, на ноги и, пошатываясь, побежал к тому, что осталось от его возлюбленной.

Илма была полностью прозрачной и абсолютно неподвижной. Алексей опустился на колени и, не веря своим глазам, осторожно коснулся тела девушки. Оно было тверже камня. Тогда Алексей осторожно подсунул руки под прозрачное тело и бережно, словно боясь разбить, стал его поднимать. Он приготовился к весу, который должен быть у девушки, и чуть было не выронил ее из рук — тело Илмы почти ничего не весило!

Алексей так и нес свою любимую на руках до самой Ауулаа. Он шел, а сознание его словно оцепенело. Только в дальнем-дальнем его уголке билась тоненькой пульсирующей жилкой мысль: “Как могло ЭТО случиться?!”

Сзади понуро шли братья Илмы, ее отец, все остальные воины, а самым последним еле переставлял ноги какой-то весь сжавшийся Лекер. Но Алексей не замечал ничего вокруг — он видел перед собой лишь прозрачные, как воды ручья, милые черты любимого лица и повторял про себя снова и снова: “Как могло ЭТО случиться?!”

Прозренье пришло к Алексею только тогда, когда, положив невесомую Илму на лежанку в ее родном доме и рассказывая, наконец, ее родным истинную причину случившегося, он, непроизвольно поглядел на “переводящего” его рассказ угрюмого Лекера. И тут же вспыхнул в мозгу единственно возможный ответ на ставший уже почти риторическим вопрос: Лекер! Только он мог “подслушать” мысли Алексея и рассказать обо всем Илме!

Алексей взревел и на глазах у недоуменных Илминых родителей и братьев бросился вдруг на посеревшего от страха Лекера и, схватив его за ворот рубахи, поволок во двор. Лекер противно заверещал своим “настоящим”, в звуковом диапазоне, голосом и, отчаянно цепляясь длинными руками за все подряд, тем не менее не смог воспротивиться грубой силе разъяренного землянина.

В голове Алексея истерично верещал уже “мысленный” голос Лекера: “Не надо! Не надо!!!”, а он все молотил, как кувалдой, почти не сопротивляющегося противника, пока силы неожиданно не покинули его. Рука Алексея, занесенная для очередного удара, повисла безжизненной плетью, а сам он медленно сполз на землю, сотрясаясь в беззвучных рыданиях.