Золотая планета. Тетралогия (СИ) - Кусков Сергей. Страница 59

– Тогда вы проведёте в бункере не один год. На тех же условиях. – Затем подумала и добавила: – Но мне кажется, её величество не будет против небольшого охраняемого отпуска персонала. Это стандартная отработанная процедура. Вы её знаете?

Войцех не знал, но кивнул. Догадался. Отпуск, в котором за каждым твоим шагом будут следить специальные агенты, а прослушка не выключится ни на секунду.

– Да, никакой свободы, но это лучше, чем совсем не видеться с родными.

Теперь он понял, почему выбрали именно его. Да, он неплохой специалист. Но именно неплохой, не более. Зато он свободен, холост и ничем не обременён, в отличие от более опытных и ценных кадров. И беден – с удовольствием погонится за лишним центаво. А если речь идёт о СТОЛЬКИХ центаво…

Словно читая его мысли, сеньора вынула из нагрудного кармана и протянула стандартную пластиковую карточку без опознавательных знаков. Из «серых», разовых, что не контролируются системой слежения за платежами. Они не требуют идентификации личности или авторизации, но при потере их также невозможно восстановить: потеря так потеря. Зато удобно скинуть на неё деньги, чтобы идти в ресторан или за покупками. Хорошая вещь!

– Здесь аванс. Оплата за первые полгода.

Войцех привычно вставил её в специальный разъём браслета. От суммы, высвеченной на табло, сделалось дурно.

– Но это же…

– Половина. Как я и сказала.

Сеньора принялась невозмутимо раскачивать кресло влево и право, наслаждаясь его реакцией.

– Как только вы дадите принципиальное согласие, эта карточка станет вашей собственностью. Условия вы знаете, сумму аванса видели. Возьмите. – Безопасница протянула другой кусочек пластика, одновременно забирая карточку назад. – Это моя визитка. Как только решитесь, свяжитесь со мной. А пока распишитесь.

И дала лист бумаги с распечатанным текстом. На сей раз бумага была обычной, синтетической.

– «…Обязуюсь сохранять в тайне…» – Войцех быстро пробежал текст глазами.

Сеньора кивнула:

– Стандартная подписка о неразглашении. Вы понимаете, что будет, если нарушите её?

– Понимаю.

– Детские игры в национализм закончены, сеньор Красуцкий. Добро пожаловать во взрослую жизнь.

* * *

– Ваши документы, сеньор?

Здоровенный гвардеец-латинос с «мотыльком» за плечом и поднятым забралом шлема устало перегородил дорогу.

Снова латинос. Да, сильно изменилась Варшава – двадцать лет назад их тут было днем с огнём не сыскать. Теперь чуть ли не на каждом перекрёстке стоит наряд, а в нём один-два стража с южными корнями. И помимо гвардии их тут достаточно – каждый десятый в толпе смуглокожий.

Переселенцы? Местные полукровки? Стражи – скорее первые, смуглая же молодёжь – вторые. Времени их наплодить было достаточно. Но если переселенцы до конца жизни осознают, что они здесь чужие, живут на чужой земле, то их дети резонно будут считать её своей, со всеми вытекающими последствиями. Политика, о которой говорила сеньора, в действии.

Да, они вытесняют местную культуру и местное население, но делают это медленно. То обстоятельство, что он провёл почти два десятка лет вдали, даёт возможность трезво оценить происходящее и подивиться масштабам. А ведь парни и девушки, идущие по улицам, смеющиеся, занятые важными делами юности, даже не представляют, что когда-то было иначе!

Они, все они, оторваны от родины, от Большой Земли. Пусть та несколько столетий фактически оккупирована, там не трогают их культуру, позволяют жить по своим законам. Дети же или внуки этих мальчиков и девочек своей будут считать культуру Латинской Америки, а историей – историю Империи и не будут испытывать от этого никакого дискомфорта.

Он шёл по родному, но чужому городу и прислушивался к себе, но не чувствовал злости. Да, обидно. Но это обида маленького ребёнка, участвовавшего двадцать лет назад в акциях протеста, в избиении этнических латинос, провокациях против военной полиции, губернатора и прочих. Этот ребёнок давно им не управлял, тюрьма, где все равны, независимо от национальности и веры, взяла своё.

Обидно, но это жизнь. И ещё он не был уверен, что для его народа конфронтация с хозяевами планеты, жёсткими и жестокими людьми, не стесняющимися стрелять в женщин и детей, депортировать миллионы в тесных трюмах военно-транспортных кораблей, лучше, чем ассимиляция.

Сам город был совсем не той Варшавой, из которой он когда-то уезжал. Он покидал нищую, забытую всеми высшими силами дыру, где процветали безработица и коррупция, а основная масса людей ютилась в больших типовых коробках довоенной постройки, в которых и развернуться толком нельзя. Сейчас его встретил сияющий современный город, ничем не уступающий Альфе. Довоенные коробки снесли, маленькие домики частных кварталов – тоже, улицы расширили и спрямили, уничтожив старую планировку, но внеся элемент порядка. Отовсюду смотрели современные здания, сияли рекламы и баннеры, витрины магазинов и салонов больше напоминали бутики прошлого. Исчезла нищета, люди одеты хорошо и добротно, пусть и по латинской моде. Город встал на ноги.

И ещё, он не видел больше печати забитости на лицах, ущербности, нигилистического радикализма: дескать, мы единственные и брошенные, вокруг одни враги и все нас обижают. Его соплеменники плавно превратились в обычных подданных Короны, как в десятках других провинций, и находили это для себя выгодным и приемлемым.

Вот тебе и Сказочница! Медленно, никуда не торопясь, никого не прессуя и не репрессируя, планомерно отстраивая и накачивая деньгами его родной город, добилась того, что лет двадцать назад казалось невозможным в принципе. Он невольно всё больше и больше уважал её. Ненавидел, но уважал.

– А? – Он поймал себя на мысли, что слишком глубоко погрузился в себя. Настолько, что не заметил двух гвардейцев в полном боевом снаряжении, что-то у него спрашивающих.

– Сеньор, ваши документы? – повторно козырнул один из них. Делал это согласно инструкции, без эмоций, хотя про себя наверняка поносил его за рассеянность. Ещё одно различие между ними – местный бы всячески выказал своё недовольство, и плевать на инструкции.

– Вот. – Войцех вытащил карточку с чипом из нагрудного кармана и протянул стражу. Тот молча вставил её в ручной терминал, просканировал его сетчатку и задумался.

– Только справка об освобождении?

– Да. Я ещё не успел получить документы.

– Желаю удачи. – Молодчик снова козырнул и вернул карточку. – Не затягивайте с документами.

– Спасибо.

Войцех кивнул и двинулся дальше. Естественно, он не любил гвардию. Но не до такой степени злости и ненависти, какая присуща большинству бывших заключённых. Тюрьма не сломила его, и он прекрасно помнил, что сам взял нож в руки – ему не за что их ненавидеть. Единственно, это были латинос, и недолюбливал он их только за это.

Перекрёсток. Он узнал его и остановился как вкопанный. Здание напротив педантичные имперцы не снесли, оставили, лишь отделали и разукрасили рекламой. И на первом этаже всё так же находился ресторанчик. Пусть вывеска его теперь иная и название продублировано на испанском, но это всё то же заведение, где они отмечали выпускной и где ещё раньше он впервые поцеловался с девушкой.

Ноги сами внесли внутрь. Да, часть уюта с годами поблёкла, теперь это не заведение для влюблённых, а недорогая пивная для работяг, но приступ ностальгии не прошёл. Он, словно в тумане, зашагал по знакомым плитам, потерявшим от времени лоск, но отчего-то не заменённым на новые, и присел к барной стойке. Плечистый усатый бармен славянской внешности невозмутимо протирал стаканы.

– Что пан изволит?

Сказано было на родном непривычном языке. «Пан».

Давно он не слышал такого обращения.

– Не знаю. – Он пожал плечами. – Я не был тут двадцать лет. Чего-нибудь из старого доброго.