Мясной Бор - Гагарин Станислав Семенович. Страница 152
Кузнецов достал из кармана давным-давно пустую трубку и сунул ее в рот. Это помогло ему овладеть собой, ибо слова Лазаря задели ответственного секретаря: подобные мысли давно не давали ему покоя.
— Верю в разумность человека, — сказал он. — Разрушить природу, думаю, человеку не под силу, ведь он только часть ее. Но вот изменить среду обитания человек может. Сделать ее такой, что ему в этой среде не останется места.
Перльмуттер усмехнулся:
— Оптимистом тебя не назовешь, но такой подход единственно честный…
От дороги подошел регулировщик. Мокрые ватные брюки на нем болтались вокруг ног жалкими мешками. На голове шапка с жестяной зеленой звездой, телогрейка, похожая на старушечью, последнего срока носки, кацавейку. Подпоясан брезентовым ремешком, кожаные давно уже съели.
— Товарищи комиссары, — обратился он, заметив звезды на рукавах кузнецовской гимнастерки, — лежневку опять разбомбили… Капитан Ряховский просит помочь. Не справляемся мы…
Кузнецов вызвал редактора, и Румянцев отдал приказ, ставший уже привычным: тот, кто не занят на выпуске газеты, отправляется на ремонт дороги.
Смерть немецким оккупантам!
ДОБЛЕСТНЫЕ ВОИНЫ 2-Й УДАРНОЙ АРМИИ!
В огне и грохоте орудий, лязге танков, реве самолетов, жестоких схватках с гитлеровскими мерзавцами завоевали вы славу доблестных воинов Волховских рубежей.
Мужественно и бесстрашно, в течение суровой зимы и весны, вели вы борьбу с фашистскими захватчиками.
Боевая слава воинов 2-й ударной армии золотыми буквами запечатлена в истории Великой Отечественной войны.
Сейчас, когда потребовала обстановка, по приказу командования фронта армия занимает новые, более выгодные рубежи для обороны и наступления, чтобы еще крепче, еще сильнее бить врага, уничтожать его живую силу и технику, срывать его планы. Организованно занимая новые рубежи, 2-я ударная армия одновременно наносит сокрушительные удары по врагу. Тысячи немцев кормят могильных червей под Красной Горкой, Червино, под Дубовиком и Еглино. Наши силы велики, и они могут быть умножены — это уже почувствовали на своей шкуре немецко-гитлеровские мерзавцы.
Мы теперь несравненно лучше, чем в прошлом году, вооружены для борьбы с вражескими танками и самолетами, для борьбы за победу и в воздухе, и на земле.
От каждого воина 2-й ударной требуется величайшая дисциплинированность и организованность. Каждый боец должен сражаться отважно, держаться непоколебимо, быть готовым скорее погибнуть смертью храбрых, чем не выполнить воинский долг.
Товарищи бойцы, командиры и политработники 2-й ударной армии!
Ни минуты успокоенности и благодушия. Помните, что врагу нанесены сильные удары, но враг еще не разбит, он коварен и лют, готов на всякие подлости, провокации, гнусности. Будьте бдительны, дисциплинированы, подтянуты. Решительно ведите борьбу с трусами, паникерами, распространителями провокационных слухов. В обороне и наступлении будьте непоколебимыми, упорными и настойчивыми — в этом ваш долг, долг воина Красной Армии перед матерью-Родиной. Беспощадно истребляйте коричневую чуму. Каждый убитый фашист, каждое уничтоженное орудие противника, каждый взорванный, сожженный танк, каждый сбитый фашистский самолет — все это приближает день гибели гитлеровской грабъармии.
Партия, советское правительство и вождь народов Народный Комиссар Обороны товарищ Сталин поставили перед воинами Красной Армии задачу — в 1942 году полностью разгромить фашистскую грабъармию.
Выше боевые знамена, овеянные славой в боях с немецкими оккупантами! Свято храните и множьте героические традиции 2-й ударной армии!
Воинским умением и стойкостью обеспечим разгром врага в 1942 году.
Нас ведет к победе Сталин! Смерть немецким оккупантам! Да здравствуют воины 2-й ударной армии! Да здравствует наша победа!
ВОЕННЫЙ СОВЕТ ФРОНТА
ПОЛИТИЧЕСКОЕ УПРАВЛЕНИЕ ФРОНТА
Для Никонова и его товарищей наступила весна, потеплело, и тогда на них навалились вши. Мужики говорили, что чем голоднее становится, тем вшей больше прибывает, только научного объяснения факту дать никто не умел.
В конце марта прибыл представитель Ставки, фамилии его Никонов не узнал, сказали, мол, засекреченный товарищ. Собрал этот тайный представитель всех уцелевших от предыдущих боев командиров и сообщил, что коридор немцы перекрыли и, значит, дерутся они в окружении, не зная, что за спинами их находятся уже немцы. На других фронтах тоже сложилась трудная обстановка. Потому никаких подкреплений для них не будет, надо обходиться собственными силами, но стоять насмерть, умереть в бою, ни в коем случае не сдаваться на милость врагу.
Потом объявил: «Кто хочет умереть коммунистом, подавайте заявление». Иван Никонов вспомнил, как всегда последний патрон оставлял для себя, плен лейтенант считал изменой Родине, живым сдаться противнику и не помышлял. Отец его за первую германскую войну получил весь набор Георгиевских крестов — один золотой и три серебряных. Потом в Красной Гвардии был, в командиры РККА вышел. Ни за что бы Иван, сам комсомолец с тридцать первого года, отца не опозорил. Подал Никонов заявление в партию, и приняли его единогласно.
Наступать уже не пытались. Оборонялись от немцев и кормили вшей, сами же оставались без кормежки.
Далее велено было занять позиции гусевцев-кавалеристов, у которых лошадей съели, а самих вывели через Мясной Бор. Командный пункт их полка расположился у реки Хвороза, а старые позиции, которые держали до того кавалеристы, за рекой Тосно, вправо от железной дороги, у деревни Верховье. В полку осталось несколько десятков человек. Время от времени присылали с дюжину-другую из расформированных тыловых частей, из нестроевиков второй категории, как правило, пожилых бойцов. Толку от них было мало, но рапорты посылались исправно: полк укреплен живой силой.
Надо было показать оккупантам, что мы еще вояки хоть куда и даже наступать способны. Поэтому приказа перейти к обороне 382-я дивизия, равно как и другие части 2-й ударной, не получала. Минометов уже не было, патроны выдавались поштучно, орудия стояли без снарядов. Те, кто прибывал из тыловых подразделений, пока не обессилели, таскали снаряды и патроны в цинках на себе со станций Радофинниково и Дубцы. У артиллеристов, правда, остались три лошади, но их сразу употребили в пищу. Потом стали собирать выброшенные поначалу потроха, ноги, кожу, кости… Порою давали граммы сухарей, доставленных на самолете. В болотистом лесу прокормиться трудно, это не тайга, да и скудное волховское зверье война распугала, зелень пока не появилась.
Лопаток окапываться ни у кого не было, да и рыть землю бессмысленно, потому как сразу выступала вода. Нагребали вокруг себя прошлогодних листьев, зарывались в них, лежали не шелохнувшись, ибо немец засечет и отправит на тот свет. Только шаришь осторожно вокруг. Что рука твоя ухватит, то, значит, и жуй помаленьку, авось окажется питательным.
Появились случаи самоуничтожения. Сначала одиночные самоубийства, потом сразу трое покончили с собой, из них два командира.
Комиссар Ковзун оповестил: всем, кто может ходить, собраться на командном пункте.
— Недопустимые ЧП, товарищи командиры, — сказал Ковзун. — Позор нашему полку… Надо воевать, а бойцы стреляются. Проведите разъяснительную работу.
Командир первого батальона объяснил: те, кто на это пошел, так отощали, что не могли с земли подняться, повернуться даже.
И Никонов голос подал:
— А ежели совсем дошел, идти не могу, как быть? Не сдаваться же немцам!
Комиссар Ковзун лейтенанту не ответил, с тем и отпустил всех.
Пустели боевые точки. Людей становилось меньше, а пополнения больше не прибывало. Решили организовать сменные дежурства на переднем крае. Никонов с лейтенантом Федей Голынским попеременно туда ходили. Берут двух бойцов, ручной пулемет и кочуют от одной точки к другой. Доберутся, постреляют — и к следующему месту. Оттуда тоже устраивают пальбу, создают впечатление, будто по всей линии сидят красноармейцы, а их и на сотню метров не наберется даже по одному.