Хроники императора. Начало пути (СИ) - Мерлянов Юрий Николаевич. Страница 14

Глава 6

Сутки сменялись одни за другими, принося каждый раз новые кошмары и новую боль, ни разу не повторившись и всегда привнося какие-то новые элементы. В общем, скучать не приходилось, рот был занят криком, а тело нередко били судороги, и корчиться в конвульсиях после завершения урока мне было уже не в новинку. Как и сказал координатор, становилось только сложнее и сложнее, и хотя атрасс так же занимался моим восстановлением, чувство надвигающейся катастрофы не покидало меня. Я прекрасно помнил выделенное мне время, почти месяц или меньше, в зависимости как пойдет.

И стал менять свой график. Координатор разрешил и даже одобрил более раннюю побудку. Два часа медитации перед завтраком. Сам завтрак. Омовение. Урок. Омовение. Потом обед. Послеобеденную медитацию я так же увеличил на два часа. Потом шли физически доступные мне упражнения. Отжимания, приседания, на гибкость, на выносливость, на растяжку. До полного изнеможения и обильного пота, выкладывался на все сто. Опять омовение. Ужин. И сон. В итоге спал я от силы четыре-шесть часов, и это при жутких нагрузках на уроках и после них. Спасался только медитациями, хоть как-то восполняя силы и сбрасывая усталость.

По заверениям координатора комнаты были полностью стерильны, так что ничего не опасаясь, я жил абсолютно голым, одеваясь только перед уроками. Не знаю состав съедаемой мною баланды, но утоляла голод она прекрасно, совсем не нагружая желудок. Кстати, заметил, что порции стали несколько больше, что это, поощрение? Или просто организму теперь требуется больше? Что еще вносило дискомфорт, так это то, что я зарос, как не знаю кто. Что на голове, что на лице, что... Но вариантов не было, так что просто махнул рукой и не акцентировал на этом внимание, при моих то загрузках.

Две недели прошли, вернее, проползли, оставив ощутимый шрам в душе. Не знаю, по каким критериям я сдавал урок, но круг все рос и рос, а я все также умирал и умирал, теперь еще чаще. Правда, вчера я бы уже не назвал себя безнадежным, так как почти добил противостоящую мне тварь, но не судьба. Выеденное нутро и обильная кровопотеря поставили жирную точку в намерении перегрызть ей горло, просто не хватило времени, челюсть отказывалась сжиматься, хотя выгрыз я достаточно. Я так и умер, с выпотрошенным животом, тварью, свивающей очередное кольцо вокруг меня и наполовину обескровленный. Если бы это была реальность, не думаю, что она пережила бы меня больше, чем на пару часов.

Были и другие монстры, некоторые настолько кошмарные, что одного взгляда было достаточно, что бы понять - я не жилец, спасался только бегством, и то недолго, другие просто обездвиживали и спокойно лакомились, не испытывая никакого дискомфорта с охотой, много кого было, но почти всех их объединяло одно - они все были сильнее меня. За все эти дни меня сжигали, вымораживали, переваривали в желудке, разрывали, разгрызали, высасывали. И все это было отнюдь не мгновенно, но я стал уже привыкать, а иного было и не дано. Или привыкнешь, или сойдешь с ума. Я прекрасно помню как горела, отваливаясь струпьями прямо на глазах правая рука, озаряя мрак и выхватывая морду жуткого насекомого, вторым плевком закончившим мое существование. Помню растение, проткнувшее меня одной из своих тычинок и я, опускаясь по ней и чувствуя, как она проходит рядом с позвоночником, не выдержал и отключился, а очнулся уже около самого основания, нанизанный по максимуму, и принялся раздирать и рвать все, до чего только мог дотянуться. Много чего было.

Я уже не говорю о боли. Кричал всегда, не мог не кричать. Но в какой-то момент понял, что вон там, дальше, лежит моя нога, а тело перемалывают жвалы очередной твари, а я молчу. Не потому что не больно. А просто, зачем? В течение всех этих уроков боль перестала быть новой, она стала старой, привычной. И еще, я наконец-то понял, для чего все это, к чему все эти кошмары и мучения. Все именно так, как и сказал когда-то координатор, с той лишь разницей, что сказано это было одними словами, а понял я это другими, через крики, вопли и стоны, заставившими смотреть меня на все это несколько по-другому, с другого угла.

Стойкость разума и тела, сосредоточенность и концентрация, четкость мысли и понимание картины в целом, а не отдельных ее частей. Вот и все, вся цель подготовительного курса. Просто, как дважды два. Но понимание этого отнюдь не уменьшало силу боли и не добавило мне каких-то новых качеств. Да, болевой порог повысился, однозначно, все-таки атрасс и постоянная практика творят чудеса, думаю, еще и в еде намешано что-то особое, потому как так и не разобрался из чего оно. И я теперь уже целенаправленно выискивал и старался поражать наименее защищенные места противника. Стал более выносливым, чуть сильнее, и только. Этого было мало, и уроки продолжались один за другим, выковывая из меня что-то, известное только координатору, если я не сломаюсь раньше.

Переломный момент наступил в один из уроков, когда пришлось спасаться бегством, лавируя от тысяч и тысяч сестер огненных ос. Только теперь они были ледяные, и к концу урока я потерял отмороженной левую руку и пол ладони правой, не говоря уже про многочисленные поверхностные обморожения, из-за чего, кстати, и лишился рук, сбивая с себя этих тварей. Но в какой-то момент они зависли надо мной, и исчезли, а я стоял, живой, искалеченный, тело трясло как в лихорадке, но стоял, и где-то глубоко в душе я был рад, хотя тело и не разделяло этого чувства. Очнувшись тогда около атрасса, я почти не верил, что смог, выдержал, не сдох. А потом рассмеялся, раскатисто и во все горло, злые слезы застыли на глазах, а я все смеялся и смеялся. Почему-то тогда подумал, что ни разу не заканчивал урок, стоя на ногах, а не валяясь на полу.

Не знаю, насколько быстрее пошел прогресс, координатор лишь сказал, что пересмотрел прогноз почти до сотни кругов, с учетом такого же темпа. Я лишь осклабился. Теперь мне удавалось больше, чем раньше, и я это оценивал как дань моему упорству. Позади осталось тридцать два круга.

Ожесточил тренировки, так как тело уже привыкло к существующим нагрузкам. По подсказкам координатора усложнил медитацию, теперь она уже не давалась так легко, стала более глубокой и требовала большей концентрации. Стал получать еще большую порцию баланды. Сон сократил до пяти часов, на меньше не получил согласия. Уставать стал больше, уроки стали сложнее, появились трудности с медитацией, но я тянул, я реально тянул и чувствовал, могу потянуть еще чуть больше, но не долго. И это радовало, я реально работал на пределе, выкладываясь по-полной.

Прошло пять месяцев, я окреп, нарастил мышечную массу и зарос дальше некуда. Если бы меня сейчас увидели родственники или друзья, просто не узнали бы. Не имея зеркала, я, тем не менее, понимал, если сбрить бороду и усы, открыв лицо, меня все равно примут за чужого человека. Пройдут мимо, приняв за обычного прохожего.

Невольно вспоминая себя прошлого, лишь улыбался, вызывая перед глазами то бледное и слабовольное существо, принятое называть там, дома, мужчиной. Пиво, дискотеки, глупая накачка мышечной массы в тренажерке, пустая работа, футбол и прочая такая нужная и необходимая туфта, занявшая все отведенное человеку время. Что-то меня не туда занесло, откуда такие мысли? Ностальгия? Или просто скучаю по близким? Ну, видеть бы я их точно не хотел, по крайней мере, здесь. Мысленно улыбнулся хорошей шутке. Так, пора завтракать, и на урок. Привычно мазнул взглядом по символу, поднял миску, приставил к губам и затяжными глотками опорожнил в себя. Давно заученные действия совершались, словно сами собой, без моего участия. Я все еще был в состоянии отрешенности, теперь это мое домашнее задание, буду стараться поддерживать ее на уроке, если позволит его новый кошмарный вариант, буду в нем и после, прямо до самого сна. А утром все повториться опять. Я так уже, считай, почти неделю, с перерывами на сон и четырьмя смертями. Мой рекорд сейчас пять дней из семи, пытаюсь поднять планку, но пока никак. Уроки ужесточаются слишком быстро, слишком кошмарные иллюзии и не менее кошмарные концовки. Неспроста все это, если раньше я думал, что хуже уже быть не может, а спустя время просто привыкал, то теперь я снова начинаю так думать. И куратор молчит.