По слову Блистательного Дома - Гаглоев Эльберд Фарзунович. Страница 34

А потом мы все же, залитые народной любовью и обожанием, уехали.

ГЛАВА 15

Полдня мы неторопливо скакали по совершенно буколическим территориям, среди полей каких-то злаков, цветов, пастбищ (так и подмывало добавить «тучных»), на которых какой только живности не паслось.

– Слушай, Тивас, – встревожил меня вопрос экономического характера. – А как же им земли хватает? У них что, ограничение рождаемости?

– Зачем, – удивился тот, – рождаемость ограничивать? Чем Хушшар больше, тем Империи лучше. Тем дольше степным до ее земель идти. Слышал ведь, за десять миль от Разлома Хушшар землю своей считают. А когда степных оттуда выживут совсем, так чтобы им и в голову не приходило туда соваться, да зверье опасное выбьют, тогда бросят нанятые Маги еще один Разлом, прежнего не стирая. И уж туда-то и переселются младшие семьи Хушшар.

– И часто такое происходит?

– Да не очень.

Мне даже стало жаль немного, самую малость, степняков, оказавшихся в непривычной для себя роли жертв эдакой ползучей аннексии. Я даже не стал спрашивать об их реакции на захват исконных земель. Странная ведь какая штуковина, эта историческая справедливость. Столетиями узкоглазые воители третировали предков Хушшар. А теперь их потомки с неторопливой основательностью просто вырезают степняков. Наверное, чтобы огороды не потоптали.

А вот уже когда день покатился на закат, вдалеке показались белоснежные стены Тулгакау.

– Поторопимся – успеем к закрытию ворот, а не поторопимся – в калитку пропустят. Да, вот еще, ты Боньку своего там особо не показывай. Хушшар люди добрые, но вот только лихие уж больно. Кому-нибудь он может понравиться, а там и до свары недалеко. А они нам куда как лишние.

– Почему сразу свара?

– Так ведь ты же его не продашь.

– Нет, конечно.

– Не любят Хушшар, когда в их желаниях им кто поперек становится.

Бонька как учуял, что о нем идет речь, высунул нос из высокой травы.

– Сюда иди, – хлопнул я рукой по луке седла, – недоразумение ты мое.

Эпитет зверенку не понравился, и нос он засунул.

– Ну вот, дитё из-за тебя обидел, – посетовал я Тивасу.

А тот, не обращая на мои душевные терзания никакого внимания, привстал вдруг в стременах.

– Гони, – вдруг заорал он и пришпорил своего коня.

– Бонька, ко мне, – забился я в истерике, абсолютно не понимая, какая опасность может нам грозить здесь, практически в сердце владений воинственных Хушшар.

А из-под копыт коня уже заорал рассерженной циркуляркой маленький такой микрокомонь, раскрыв в свирепом, как ему казалось, рыке свою маленькую пасть. Смотрел он куда-то поверх меня.

Наскоро нахлобучив шлем, глянул вверх и замер пораженный. С неба на меня падала какая-то помесь стрекозы и акулы.

Конь оказался гораздо умнее меня и, едва разглядев нападающего, так ловко наддал, что я, в момент утеряв свои наезднические качества, обрушился с седла прямо на дорогу. Грохнулся весьма вовремя, потому что крылатая зверюга уже, как выяснилось, перла в атаку и, молнией промчавшись над изящно сидевшим мной, одним ударом мощных челюстей сорвала голову только утром подаренному коню. Тот, вначале не заметив пропажи, пронесся еще с пару десятков метров. После чего рухнул. А тварь, недовольно клекоча, взвилась в воздух и пошла на новый боевой разворот.

Инструкциями по борьбе с подобной напастью я не располагал и, подхватив орущего в боевом экстазе Боньку, гордо, как лев, на четвереньках вломился в заросли высокой кукурузы. Зверюга обиделась и, громко вереща, стала кружить над полем. Как оказалось, зря.

Совсем недалеко от меня в небо взлетели четыре горящие стрелы, поразившие прозрачные крылья твари, отчего те немедленно вспыхнули, и эта странная живность, неуклюже кувыркнувшись, с громким хлопком шлепнулась на землю. Бонька тут же вывернулся из руки и рванул вперед. Добивать, наверное. Я про себя очень громко выматерился и, добыв из-за спины меч, бросился за не в меру агрессивным оборотнем.

Кукуруза была совершенно мутантной, с толстыми в запястье стеблями. Когда я наконец проломился, то на дороге уже шел форменный бой. Мерзкая живность, оказалось, не сдохла от удара и в настоящий момент резво прыгала на четверых мальчишек лет от семи до десяти, абсолютно не обращая внимания на самозабвенно вцепившегося в его сегментный хвост Боньку. Детки, одетые в разных оттенков голубые джинсики, напуганными не выглядели и деловито тыкали мутанта длинными копьями. С моей точки зрения, великоватыми для их возраста. За спиной у деток болтались колчаны с луками.

Мне подумалось, что зверюге все равно, озвучу я вызов или нет, и тяжелый бастард с жизнерадостным скрипом оторвал акулью башку от насекомого тела.

Победительно глянул на мальчишек и наткнулся на не очень довольные, скорее даже обиженные взгляды. А у самого младшего даже слезы на ясных голубых глазках выступили.

– Это наш тарсун, – расстроенно шмыгнул он носом. – Мы его с гнезда подняли.

Пухлые детские губки предательски задрожали, а нежные детские пальцы умело перехватили древко копья для броска.

Что же я наделал? У меня аж сердце оборвалось. Не домашнюю ли зверюшку деток злой дядька загубил. Но вспомнил обезглавленного жеребца, и стали меня терзать смутные сомнения. Не выглядело создание ручным, а тем более – домашним.

Но старший оказался большим дипломатом.

– Благодарю за помощь, достойный чужанин. Твой зверь ловко держал тарсуна. А твой меч умело прервал нить его жизни. Скажи, какая часть битой добычи по нраву тебе?

Я, честно говоря, не ожидал таких галантностей от полуголого мальчишки. Да и зверь не вызывал у меня никаких гастрономических ассоциаций.

– Это мне скорее надлежит благодарить вас, воители. Зверь этот оторвал голову моему коню, и я уж не чаял спастись, когда появились вы. Прошу вас владеть этой добычей по вашему разумению.

Слезы на глазах младшего высохли мгновенно.

Но со спины моей уже накатывал слитный топот, и, обернувшись, я увидел подлетающий на полном скаку отряд синих, предводительствуемый седоусым дядькой с секирой в руке.

– Это кто здесь на дороге шалит? – осадив коня, прокричал он. – А ну, предъявись.

За спинами синих маячило встревоженное лицо Тиваса.

Копья деток со стуком ударили в землю.

– Тамара, дочь Ярвика, – представился предводитель охотников.

– Тэкла, дочь Ярвика.

– Светлана, дочь Ярвика.

– Денис, сын Ярвика, – посуровел взором младшенький. – Зверь сей у нас четырех овец украл.

– А пошто до дороги тарсуна допустили? – сурово сдвинул брови седоусый. – У чужанца проезжающего коня зверь сгубил. А как пожалится он. Кто виру платить будет? Батька ваш? Конь знатный. Боевой.

– Прости, достойный предводитель, что перебиваю тебя, – посчитал я необходимым вмешаться, – но почитаю я воителей сиих за спасителей и обиды на них не держу.

– Твоя воля, – одобрительно глянул на меня предводитель. – А вам, – посуровел он взглядом, – коня до света разделать, с дороги убрать. Батька ваш пусть чужанца найдет. Где остановиться думаешь? – это опять ко мне.

– Про то лучше спутника моего спроси.

Седоусый глянул на Тиваса.

– В «Звездном Гребне».

– Поняли? Сам пусть думает, чем благодарить станет. Заводные кони есть ли у тебя? – опять мне.

– Да-да, – ответил за меня Тивас.

А лицо у дяди мага было смущенное.

– Поехали с нами уж. А то говорить станут, что чужанцу по дорогам Хушшар ездить опасно. А вы, Ярвика дети, бегом коня павшего расседлайте. Да зверя своего отзови, чужанец. Хвост тарсулу разжует. А он не дешев.

Дорога стала значительно оживленнее. Какую только живность не запрягали поклонники Вечно Синего Неба в повозки, которые, кстати, тоже весьма серьезно удивляли богатством дизайна.

Огромные родственники слона перли двухэтажные экипажи, заваленные некими то ли плодами, то ли овощами; здоровенные битюги без особых усилий волокли длинные повозки с восемью высокими колесами, а... В общем, перечислять можно было бы долго, потому как в ту же, что и мы, сторону на самых разных транспортных средствах перевозилось огромное количество плодов сельскохозяйственной деятельности. А поскольку, как я выше указывал, земли здесь были богатые, то и везли означенных плодов множество. Навстречу же транспортные средства перемещались или порожняком, или слегка нагруженными, хотя встречались и такие, что готовы были проломить полотно дороги тяжестью запасливости своих хозяев.