По слову Блистательного Дома - Гаглоев Эльберд Фарзунович. Страница 59

– Не стрелять! – Голос Андрия остановил готовые сорваться стрелы. – Фабио, мою боевую пару.

И вышел сквозь строй, держа в обеих руках странное оружие. Длинный изогнутый клинок на длинной же, в локоть, рукояти. С левой руки его свисал небольшой шипастый кистень на нетолстой цепи. На полторы головы был ниже Андрий и значительно субтильнее, однако великан медлил. Но напал. Стремительно и мощно. Щит должен был опрокинуть кавалера, а секира срубить влет, но страшно ударил в щит странный меч и развалил верхнюю полосу оковки, а кистень вроде бы несильно звякнул по лезвию секиры, но яростный свист стали сменился разочарованным гулом, и секира немузыкально шлепнула по щиту своего владельца, меч высверкнул, обрушился на шлем великана, отлетел, принял удар секиры, и уже кистень щелкнул по шлему, и ошеломленный викинг отшатнулся, закрывая дверной проем. Глаза его яростно блеснули.

– Беги, господин.

И вновь бросился вперед. Какое-то время вообще невозможно было разобрать, так стремительно летала секира, отбрасывал и метался меч, равномерно тюкал кистень. Когда они разошлись, было видно, что обоим досталось. У Андрия был снесен плюмаж со шлема, на доспехах появилось несколько вмятин, с ноги текло. Великану досталось больше. Один рог на шлеме был сломан, да и сам шлем выглядел так, будто по нему влупили стальным градом, щит был изрублен и держался на честном слове, под правой рукой кольчуга висела лохмотьями. Из-под нее обильно текло. Самого великана заметно пошатывало. Но из дверей он уходить не собирался. И тут вмешался человек с абсолютно иной энергетикой мышления.

– Андрий, пригнись!

Тот послушно шлепнулся на колено, и через него в развевающихся черных одеждах, этакий Черный Плащ местного значения, пролетел Тивас, оперся на свой многофункциональный посох и двумя ногами выстрелил в щит викинга. Тот, и так ошеломленный, причем многократно, не удержался на ногах, упал и покатился по ступеням крыльца. Мгновенно вскинулся, как кот, отшвырнул не выдержавший столь непочтительного обращения щит, оглянулся, заорал:

– Господин!

И швырнул куда-то в темноту свою секиру. Достал из-за спины два топора и попер обратно в дверь.

Опять конные. Но теперь я уже знал, что делать. Меч привычно скользнул в руку. Всадник налетал, активно размахивая над головой мечом, и пал жертвой заблуждения, что конный всегда прав, рубанув по моей симпатичной голове. Я принял его удар и, слегка переступив ногами, достал его в бок. Меч дважды дернулся в руке, первый раз рассекая кольчугу, а второй – разрубив позвоночник. Конь проскакал еще несколько шагов, и наездник мешком свалился наземь. Моя возмущенная душа требовала мести, и я, птицей взлетев в седло одного из бесхозных коней, направился к этому рыжему гаду, чтобы в конном поединке высказать свою точку зрения о его, в высшей степени неджентльменском, поведении, но он решил избегнуть объяснений, скрывшись с места происшествия. Пришлось поспешить за ним. Краем глаза успел заметить, как из дверей корчмы выкатился викинг в абсолютно растрепанном состоянии, с раздолбанным щитом и уже однорогий. Я почти настиг беглеца, как вдруг из темноты вылетело что-то вроде телеграфного столба, шарахнуло меня в бок и вынесло из седла. Я в очередной раз грохнулся наземь. Нет, конные схватки – это явно не моя стихия. Упал я больно, но терпимо. Встал, нащупал штуковину, которая вынесла меня из седла, и установил, что это неприличных размеров секира. Кажется, я догадываюсь, чьих это рук дело, подумалось мне, и я направился к владельцу этого предмета с намерением поступить с ним некрасиво. А вдали раздавался топот коня, уносящего на своей сильной спине чрезвычайно антипатичного мне огнегривого. Когда же я добрался до предполагаемого владельца секиры, то перед ним уже стоял доблестный фавор и велеречиво предлагал ему подраться.

Баргул легким полуоборотом ушел от свистнувшего клинка, всадник помчался мимо.

– Ты плохой воин, – констатировал наш тинейджер и бросил секиру в петлю на ремне. – Я убью тебя, не коснувшись.

– Ща сам сдохнешь, – развернул коня оппонент. Ему надоело гоняться за этим юрким мальчишкой. – Держи, – заорал он, выводя меч из восьмерки.

Как клещами его схватило за руку, повело, дернуло, небо поменялось местами с землей пару раз. Он был опытным воином и не раз падал с коня. Но удовольствия это никогда не доставляло. Не порадовало и сейчас.

– Ах ты, тварь, – возмутился он.

Мальчишка сидел на его коне, в его седле.

– Я сказал, что убью тебя не коснувшись, – прокричал он. – Смотри.

Наклонился к уху коня и завизжал, одновременно разрывая ему губы уздой. Конь испугался, поднялся на дыбы, и кованое копыто с размаху ударило прямо под капюшон. Вояка отлетел на пару шагов, упал, конечности пару раз дернулись, и он умер. Баргул сдержал слово.

– Защищайся, кавалер, – проорал серый и пустил коня наметом.

– Не премину, – пробормотал Унго, наблюдая за приближающимся всадником. – Но право, это даже скучно, – и, приняв удар на Брунгильду, ответным ударом разрубил всаднику бок, отсек ногу и вывалил требуху коню.

Дитя жестокого мира, он был чужд идеям «Гринпис», но не чужд милосердию и вторым ударом добил несчастное животное.

Унго посмотрел, как издевается над серым юный Баргул, как расправился со своим противником Саин, и бросился в погоню за рыжим. Его высокое внимание привлек шум в корчме, и он направился посмотреть на события, происходящие внутри, но не успел. Из дверей с грохотом выкатился давешний грубоголосый великан и шумно пересчитал ступени. Вскочил, отбросил пришедший в негодность щит, огляделся, выяснил, что его любимому господину грозит нешуточная опасность в лице настигающего Саина, швырнул секиру и вышиб указанную опасность из седла. Проделал он все это так стремительно, что достойный фавор не успел ему помешать. Теперь же этот великан стоял, сжимая в ручищах два топора, и угрюмо поблескивал глазами сквозь щель забрала на вываливающих из дверей корчмы Андрия с Тивасом в сопровождении возбужденного местного бомонда. Из-за угла показались Хамыц, Граик и Бындур. Хамыц немедленно заорал.

– Унго, их там четверо было. Граик всех поубивал. Даже меч мне вытащить не дал. – Тут он заметил викинга: – Ха! Этот зачем еще живой? – и поволок меч из ножен.

Великан затравленно оглянулся, но топоры не опустил. Сделал шаг в единственно свободную от почитателей сторону, однако оттуда в круг света вступил Саин с крайне недовольной раскорябанной физиономией. В руках он нес потрясающих размеров секиру.

– Твоя херня? – поинтересовался он и швырнул означенный предмет под ноги викингу.

Секира жалобно зазвенела. Саин поднял руку, и его бастард, красновато блеснув в свете факелов, уставился в сторону викинга. Тот изумленно глянул на Саина, сунул топоры за спину, поднял секиру, бережно провел рукой по лезвию.

– Благодарен, – рыкнул.

– Э! Делать что будем? Давай убьем этого и пойдем вино пить. Или с собой возьмем, пусть тоже вино пьет. Вон он большой какой. Эй! Вино будешь пить? – блеснул зубами Хамыц.

– Этот человек побил моих людей. Пусть бьется со мной! – непримиримо заявил Андрий.

– А меня с коня сшиб. Я из-за него рыжего достать не смог, – пожаловался Саин.

– Так негоже, достойные друзья мои. Пусть этот человек бьется с тем, кого выберет, – предложил Унго. – Ведь он хорошо бился, почтенный кавалер?

– Даже слишком, – подтвердил тот.

– С тобой биться хочу, – рыкнул викинг, указывая секирой на Унго.

– Почту за честь, – церемонно поклонился фавор.

И прозвучала вечная фраза:

– Дайте место для боя.

– Но так же нельзя, достойные, – вмешался Бындур. – Ведь есть ристалище. Зачем же благородный бой приравнивать к банальной драке.

– Здесь другой случай, – возразил Андрий. – Это продолжение битвы, которая еще не отшумела, и я против того, чтобы воспринимать спор этих воинов как соревнование. Это бой. Кровавый бой.